Признание доказательства недопустимым. Суд присяжных. Недопустимые доказательства. Особый порядок судопроизводства. Порядок признания доказательства недопустимым. Ходатайство об исключении доказательств.
Недопустимые доказательства. Особый порядок судопроизводства
При особом порядке рассмотрения не рассматриваются вопросы и ходатайства о признании тех или иных доказательств недопустимым. Суд выясняет лишь отношение подсудимого к предъявленному обвинению и его согласие на постановление приговора без проведения судебного разбирательства. При таком порядке судебного рассмотрения приговор выносится без проведения судебного разбирательства, соответственно, и доказательства вообще не рассматриваются.
Недопустимые доказательства в суде присяжных
Присяжным заседателям запрещается доводить сведения о наличии в уголовном деле незаконно добытых доказательствах или о недопустимых доказательствах, исключенных их перечня доказательств. Нарушение данного запрета ведет к роспуску коллегии присяжных заседателей и повторному судебному разбирательству с самого начала - с предварительного слушания.
Признание доказательства недопустимым в суде присяжных
Когда в материалах уголовного дела, рассматривающим судом присяжным, председательствующий обнаруживает или выявляет доказательство, которое в соответствии со ст.75 УПК РФ должно быть признано недопустимым, то председательствующий сам по собственной инициативе, а также по ходатайству сторон может признать его таковым и исключить из перечня доказательств. Недопустимое доказательство не может быть оглашено присяжным заседателям (ст.335 УПК РФ)
Порядок признания доказательства недопустимым
Если сторона судебного разбирательства с участием присяжных заседателей имеет желание заявить ходатайство о признании доказательства недопустимым, то она должна заявить, что имеет ходатайство процессуального характера, подлежащее рассмотрению в отсутствие присяжных заседателей. После этого председательствующий временно удаляет присяжных заседателей из зала заседания, а оставшиеся участники приступают к рассмотрению ходатайства о признании доказательства недопустимым.
Ходатайство об исключении доказательств
Сторона, желающая заявить в судебном заседании ходатайство об исключении доказательств, должна заранее подготовиться к этому, а именно, заранее должна письменно составить ходатайство об исключении доказательства по количеству участников процесса, ибо ч.1 ст.235 УПК РФ после заявления такого ходатайства обязывает его копии передать всем сторонам. Ходатайство должно быть обоснованным и мотивированным.
В рамках рассмотрения ходатайства об исключении доказательства могут быть допрошены свидетели, осмотрены вещественные доказательства, оглашены протоколы следственных действий и иные материалы уголовного дела, новые доказательства могут быть приобщены к делу. Бремя опровержения доводов защиты лежит на прокуроре. В остальных случаях бремя доказывания лежит на стороне, заявившей ходатайство. После оглашения ходатайства председательствующий выслушивает мнение сторон и принимает решение об исключении такого доказательства или отказывает в удовлетворении ходатайства. Исключенное доказательство теряет юридическую силу и не может быть положено в основу приговора, а также исследоваться и использоваться в ходе судебного разбирательства. Данные действия проводятся в отсутствие присяжных заседателей. По завершению рассмотрения ходатайства об исключении доказательств присяжные заседатели приглашаются в зал судебного заседания.
Ходатайства о признании доказательства недопустимым
Пример ходатайства о признании недопустимым протокол опознания, заявленного Васильевым А.Л., можете посмотреть в файле « ».Также можете посмотреть другие его примеры.
Каждое из доказательств, исследуемое в судебном следствии с участием присяжных заседателей, в определенной степени содействует возникновению у них внутреннего убеждения в виновности либо невиновности подсудимого. Однако существует группа доказательств, которые объективно, по своей «природе», вне зависимости от доказательственной ценности, способны оказать на присяжных чрезвычайно сильное психологическое воздействие.
К таким доказательствам, на наш взгляд, можно отнести, прилагаемые к протоколам осмотра наиболее шокирующие фотографии трупов (в стадии разложения, со следами повреждений); места совершения преступления (со следами этого преступления, например, кровью); некоторые орудия преступления; видео- и аудиозаписи; некоторые иные вещественные доказательства.
Если такие доказательства будут исследоваться с участием присяжных, то они могут оказать на «судей факта» негативное воздействие.
Во-первых, эти доказательства способствуют возникновению сильных отрицательных эмоций в отношении подсудимого, что может повлечь предубеждение присяжных касательно его виновности.
Во-вторых, эти фактические данные способны шокировать присяжных , вызвать стресс, потрясение у «судей факта», что негативно скажется на восприятии ими остальных доказательств дела.
Учитывая данные свойства этих доказательств, С.А.Пашин очень точно назвал их «шокирующими» 2 35 . Наличие в материалах уголовного дела «шокирующих» доказательств всегда создает проблемную ситуацию на практике, поскольку необходимость особого подхода к их исследованию не воспринята действующим уголовно-процессуальным законодательством РФ, которое не содержит никаких норм, устанавливающих особый порядок исследования «шокирующих» доказательств, либо специальные основания их исключения. Этот пробел закона, как и в изложенных выше случаях, восполняется обыкновениями судебной практики, анализ которой позволяет выделить два подхода к решению рассматриваемой проблемы.
235 Пашин С.А. Доказательства в российском уголовном процессе. С. 381. Это определение, конечно, является условным, поскольку указанные негативные свойства этой группы доказательств проявляются только в суде с участием присяжных заседателей.
Первый состоит в решении данной проблемы путем сокращения пределов судебного следствия за счет исключения из разбирательства этих доказательств . Этот подход отражен в ч. 5 п. 15 указанного Постановления Пленума Верховного Суда РФ в виде следующего разъяснения: «Установив, что исследование того или иного доказательства может повлиять на объективность и беспристрастие присяжных заседателей, председательствующий в соответствии со ст.243 УПК РСФСР вправе устранить такое доказательство из судебного разбирательства с обязательным приведением в постановлении мотивов принятого решения».
Этот подход в какой-то степени позволил разрешить возникающие на практике затруднения, однако сразу же породил не менее актуальную теоретическую проблему определения оснований, в соответствии с которыми «шокирующие» доказательства должны исключаться из материалов дела.
По этому вопросу в научной литературе развернулась дискуссия, в ходе которой были высказаны различные точки зрения. По мнению первой группы авторов (В.Вознесенский, В.В.Золотых и др.), указанные доказательства должны исключаться из пределов судебного следствия как неотносимые. Такая позиция основана на приведенном выше разъяснении Пленума Верховного Суда РФ, согласно которому судья должен «устранять» такие доказательства из разбирательства в соответствии со ст. 243 УПК РСФСР по причине их неотносимости, поскольку именно в этой статье закреплена обязанность судьи устранять «из судебного разбирательства все не имеющее отношения к делу».
Данная позиция разделяется многими судьями, участвующими в разбирательстве дел судом присяжных, а по некоторым делам и Кассационной палатой ВС РФ.
Так, при рассмотрении дела С. и Ч. в Мособлсуде прокурор заявил ходатайство о предъявлении присяжным для осмотра фотографии трупа К. Судья отклонила это ходатайство, сочтя указанные доказательства неотносимыми.
Государственный обвинитель в кассационном протесте сослался на этот отказ, указав, что он лишил «присяжных возможности участвовать в исследовании всех доказательств , рассматриваемых в суде». Кассационная палата Верховного Суда РФ оставила эту часть протеста без удовлетворения, так как «фотографии трупа Кулагина не содержат какой-либо доказательственной информации, в том числе о предметах, с помощью которых мог быть лишен жизни Кулагин (петля, шнурок, веревка), и о следах воздействия этих предметов, что не оспаривается и в протесте» (см.: Бюллетень Верховного Суда РФ. 1994. № 5. С. 10).
Не отрицая правильности данного подхода в отдельных случаях, когда «шокирующие» доказательства действительно являются неотносимыми, вряд ли можно согласиться с утверждением об их неотносимости в целом (в контексте традиционного понимания термина «относимость»). Так, даже в приведенном примере фотография трупа Кулагина являлась одним из доказательств его смерти, т.е. устанавливала обстоятельство, прямо входящее в предмет доказывания и относящееся к компетенции присяжных 2 36 . Очевидно, что это доказательство по смыслу ст .ст. 68, 69 УПК РСФСР является относимым, несмотря даже на то, что на данных фотографиях не были зафиксированы следы воздействия предметов, при помощи которых К. был лишен жизни.
236 Это доказательство относится к компетенции присяжных, поскольку «судьи факта» отвечают на вопрос о доказанности события преступления, а в этот комплекс обстоятельств входит и факт смерти потерпевшего К.
То же самое можно сказать и о многих других «шокирующих» доказательствах, которые устанавливают обстоятельства, входящие в предмет доказывания и относящиеся к компетенции присяжных. Поэтому утверждение указанных авторов и Пленума Верховного Суда о возможности исключения «шокирующих» доказательств по мотивам их неотносимости представляется нам не совсем соответствующим действующему законодательству и традиционному пониманию этого свойства доказательства.
Второй подход к решению данной проблемы предложен Е.П.Гришиной, по мнению которой доказательства, «шокирующие» присяжных заседателей, следует исключать из пределов судебного следствия, поскольку они не соответствуют критерию достоверности 23 7 .
237 Гришина Е.П. Достоверность доказательств в уголовном процессе : Дис. канд. юрид. наук. М., 1996. С. 124.
Не оспаривая данной позиции применительно к действительно недостоверным «шокирующим» доказательствам, мы полагаем, что недостоверность не может быть общим основанием для исключения любых доказательств, способных оказать на присяжных негативное психическое воздействие, т.к. они могут полностью соответствовать критерию достоверности. Так, например, в приведенном выше казусе фотография трупа Ч. была полностью достоверна, поскольку отражала факты, имевшие место в действительности. Слабой стороной данной позиции является и неучет того, что оценка достоверности доказательств в суде присяжных входит в компетенцию судей факта, а не профессионального судьи (по крайней мере, до вынесения вердикта).
Так, Л.Б.Алексеева пишет, что «недопустимым считается и то доказательство, которое получено в надлежащей процедуре, но содержащаяся в нем информация не должна доводиться до сведения присяжных» 23 8 . П.А.Лупинская указывает на тесную связь условий допустимости доказательств с нравственными началами судопроизводства, вследствие чего «в ряде случаев именно нравственные принципы выступают критерием допустимости доказательств» 2 39 .
238 Алексеева Л.Б. Судебное следствие. Прения сторон. Возвращение дела на дополнительное расследование со стадии судебного разбирательства. С. 149–150.
239 Лупинская П.А. Указ. соч. С. 95.
Полностью соглашаясь с приведенными позициями, мы, тем не менее, полагаем, что в соответствии с действующим процессуальным законодательством которое не содержит запрета на исследование с участием присяжных «шокирующих» доказательств при условии соблюдения процедуры собирания, указанные доказательства не могут быть исключены как недопустимые, поскольку они не будут являться «полученными с нарушением закона», что в соответствии с ч. 3 ст. 69 УПК РСФСР является обязательным условием признания доказательства недопустимым.
Таким образом, если «шокирующие» доказательства не являются недопустимыми, неотносимыми или недостоверными - они не могут быть устранены из судебного разбирательства по этим основаниям.
Что же в таком случае может быть основанием для исключения этих доказательств из материалов дела?
Анализ действующего законодательства, судебной практики, опыта иных моделей судебного следствия приводит нас к выводу, что таким основанием должна быть все-таки неотносимость этих доказательств, однако понимаемая с учетом специфики суда присяжных (не в традиционном контексте).
Для такого понимания относимости доказательств в суде присяжных , на наш взгляд, следует ввести особый критерий доказательства - психологическую допустимость. Психологическая допустимость - свойство доказательства не оказывать возможного негативного психического воздействия на присяжных заседателей (т.е. не шокировать, не вызывать излишнего волнения). Именно по этому критерию все доказательства, исследуемые в первой части судебного следствия в суде присяжных, можно разделить на две группы: шокирующие и психически нейтральные.
В отличие от остальных критериев доказательства это свойство является условным и субсидиарным, его отсутствие само по себе не должно влечь исключения доказательства из материалов дела - поскольку угроза возможного возникновения предубеждения у присяжных не должна влечь каких-либо правовых последствий - без сопоставления с доказательственной ценностью этих сведений для вынесения присяжными вердикта по делу.
Это свойство доказательства оказывает сильное воздействие на относимость. Представляется, что в суде присяжных под влиянием действия данного критерия оценка относимости разбивается на два этапа: первоначальную и окончательную. Первоначальная оценка относимости доказательства производится традиционным способом, т.е. путем оценки значения для разрешения дела тех обстоятельств, которые устанавливаются этим доказательством. Окончательная оценка относимости должна осуществляться путем сопоставления доказательственного значения этих фактических данных с установленной опасностью негативного воздействия на присяжных, эти данные исследующих. И если эта опасность перевешивает доказательственную ценность этих сведений, т.е. как бы аннулирует ее - это делает данное доказательство неотносимым и подлежащим исключению из материалов дела именно по этому основанию 2 40 .
240 Тезис об «аннулировании» доказательственного значения фактических данных, конечно, является юридической фикцией. Однако эта фикция позволяет теоретически обоснованно решить проблему оснований исключения «шокирующих» доказательств из материалов дела.
Следует отметить, что в отдельных случаях судебная практика уже использует такой подход, несмотря на отсутствие законодательного закрепления этого основания.
Так, при разбирательстве дела П. и Ф. в Ростовском областном суде судья отклонил ходатайство государственного обвинителя об ознакомлении присяжных с фотографиями трупа потерпевшего, «поскольку доказательственная значимость этих фотографий существенно превышает опасность психологического воздействия на присяжных заседателей при вынесении ими вердикта» 2 41 .
241 Летопись суда присяжных (прецеденты и факты) // Российская юстиция. 1995. № 2. С. 6.
Сопоставляя доказательственную значимость «шокирующих» доказательств с опасностью возникновения предубеждения у присяжных в результате их исследования, председательствующий должен, на наш взгляд, учитывать следующие обстоятельства:
1. Наличие в материалах дела доказательств, содержащих аналогичные сведения.
Согласно действующему законодательству фотоснимки, видеозаписи являются чаще всего приложениями к соответствующим протоколам следственных действий, где та же информация изложена в вербальной форме. В соответствии со ст. 84 УПК РСФСР любые «„вещественные доказательства“ должны быть подробно описаны в протоколах осмотра» и по возможности сфотографированы. Таким образом, практически любой фотографии, видеозаписи, вещественному доказательству соответствует приобщенный к делу протокол, в котором содержится та же информация, но в менее шокирующей (вербальной) форме. Поэтому, если указанные доказательства не устанавливают каких-либо новых обстоятельств по сравнению с протоколами, их исключение не окажет существенного значения на формирование внутреннего убеждения присяжных и в то же время предотвратит изложенные выше негативные последствия от их исследования.
2. Наличие спора сторон относительно обстоятельств дела, устанавливаемых этим доказательством.
В случае спора о доказанности того или иного обстоятельства дела судья не должен исключать шокирующие доказательство, если оно устанавливает данный спорный факт, поскольку это негативно отразится на полноте судебного следствия и введет присяжных в заблуждение.
В.Воскресенский приводит следующий пример, связанный с этим аспектом проблемы: «По делу К., обвинявшегося в умышленном убийстве, по ходатайству прокурора присяжным была продемонстрирована видеозапись осмотра места происшествия для того, чтобы показать, что к голове трупа приклеилась этикетка от водочной бутылки. Это опровергало… показания подсудимого, голословно отрицавшего факт нанесения потерпевшему удара бутылкой» 2 42 .
242 Воскресенский В. Указ. соч. С. 4.
Несмотря на приведенный казус, исключение шокирующих доказательств по мотивам их неотносимости в указанном контексте применяется на практике в крайне редких случаях. В исследованных процессах нам не удалось установить ни одного случая исключения, например, фотографий трупов с мотивацией, аналогичной вышеизложенной 2 43 .
243 Чаще всего такие доказательства исключались как недопустимые по причине нарушения процедуры.
Напротив, мы неоднократно наблюдали отклонение судьями возражений сторон, ссылающихся на опасность негативного психического воздействия таких доказательств.
Представляется, что такой подход практики обусловлен отсутствием в УПК РСФСР норм , регулирующих вопросы исследования шокирующих доказательств в судебном следствии с участием присяжных. Поэтому, на наш взгляд, было бы целесообразным ввести в проект УПК РФ правило, аналогичное разъяснению в п. 15 указанного Постановления Пленума Верховного суда РФ. Это позволило бы судьям своевременно и эффективно устранять из разбирательства дела указанные доказательства.
Однако такой подход к решению данной проблемы, на наш взгляд, не должен быть единственным, поскольку даже при его реализации значительная часть «шокирующих» доказательств будет исследоваться с участием присяжных и окажет на них определенное воздействие.
Мы полагаем, что это негативное воздействие может быть существенно ослаблено за счет использования особых способов исследования этих доказательств в судебном следствии, позволяющих частично нейтрализовать их наиболее шокирующие «элементы».
Одним из таких способов может стать выборочное исключение из доказательства отдельных групп фактических данных, способных оказать на присяжных наибольшее отрицательное воздействие. Так, например, при демонстрации присяжным видеозаписи осмотра трупа, возможно опустить фрагменты с вскрытием полостей тела и т.п.
Другим способом вполне может стать некоторое преобразование доказательства, позволяющее снизить уровень его «шокирующего» воздействия. Например, упомянутую видеозапись можно продемонстрировать присяжным не в цветном, а в черно-белом изображении.
Представляется, что при отсутствии возражений сторон все эти способы вполне могут быть применены в судебном следствии и в рамках действующего законодательства, однако было бы желательно закрепить их в проекте УПК РФ, что послужило бы еще одной гарантией сохранения объективности и беспристрастия коллегии присяжных заседателей.
3. Процедура нейтрализации последствий исследования с участием присяжных недопустимых доказательств и иного незаконного воздействия
Согласно ч. 3 ст. 435 УПК РСФСР в случае, если в ходе судебного следствия состоялось исследование доказательств, признанных впоследствии недопустимыми, председательствующий судья «обязан… признать состоявшееся его исследование недействительным». Эти процессуальные действия и составляют закрепленную в УПК процедуру нейтрализации исследования с участием присяжных недопустимых доказательств.
С целью ослабить негативное воздействие на присяжных исследованных недопустимых доказательств судья в рамках данной процедуры обращается к коллегии «судей факта» с просьбой «забыть» те или иные доказательства и не принимать во внимание при вынесении вердикта. При этом судья должен пояснить присяжным причину такого требования и ответить на все возникшие у них по этому поводу вопросы.
Многие авторы справедливо подчеркивают, что даже после такого обращения присяжные вряд ли смогут заставить себя забыть те или иные недопустимые доказательства. Поэтому данная процедура должна применяться в качестве дополнительной гарантии по отношению к изложенным выше правилам, препятствующим доведению недопустимых доказательств до присяжных. Вместе с тем нельзя отрицать и того , что в определенной степени эта процедура все-таки нейтрализует негативные последствия исследования недопустимых доказательств с участием присяжных, что говорит о необходимости ее перенесения и в проектируемое уголовно-процессуальное законодательство.
Помимо данной процедуры, УПК предусматривает процессуальные правила, позволяющие председательствующему пресечь либо нейтрализовать любое незаконное воздействие участников судебного следствия на присяжных заседателей. Так, в ч. 1 ст. 445 УПК РСФСР установлен запрет на общение участников судебного разбирательства с присяжными «помимо установленного порядка», что позволяет пресечь любые подобные действия.
Если на присяжного все же было оказано незаконное воздействие, судья в соответствии с ч. 2 этой же статьи вправе отстранить этого заседателя от участия в деле, если «возникнут основания полагать, что этот присяжный заседатель утратил объективность, необходимую для разрешения дела в соответствии с законом».
Поскольку и эти процедуры обеспечивают сохранение объективности и беспристрастия присяжных в том случае, если «не сработали» запретительные процессуальные нормы и незаконное воздействие все-таки было оказано, мы также полагаем необходимым закрепить их в качестве важной гарантии в проектируемом процессуальном законодательстве.
Таким образом, российская модель судебного следствия в суде присяжных предусматривает особенности процедуры, обеспечивающие разграничение компетенции между профессиональным судьей и «судьями факта», защиту последних от различных попыток оказания незаконного воздействия. С учетом изложенных предложений по усовершенствованию этих особенных процедур, можно рассчитывать, что и в дальнейшем у критиков суда присяжных не будет оснований именовать эту форму судопроизводства «судом улицы», подчиняющимся голосу общественного мнения, а справедливые и правосудные вердикты суда присяжных обеспечат этой форме судопроизводства достойное место в правовой системе России.
Резюмируя изложенное, можно сделать вывод, что российская модель судебного следствия в суде присяжных существенно отличается от рассмотренных во второй главе настоящего исследования конкретно-исторических моделей этого этапа. Эти отличия проявляются во всех аспектах судебного следствия: в предмете, в процессуальном статусе субъектов этого этапа, в его процедуре. Некоторая схожесть современного российского судебного следствия с дореволюционным аналогом этого этапа по Уставу уголовного судопроизводства 1864 г. объясняется вовсе не копированием текста этого нормативно-правового акта, а принадлежностью этих моделей к одному типу - смешанному судебному следствию.
Однако эти отличия российской модели судебного следствия в суде присяжных совершенно не исключают возможность заимствования из иных моделей тех процедур и процессуальных правил, которые, будучи апробированными многолетней практикой деятельности суда присяжных, показали свою эффективность и соответствие сущности этой формы судопроизводства. Преобразованные на основе мирового опыта, учитывающие все особенности российской правовой системы, процессуальные правила судебного следствия в российском суде присяжных способны на многие десятилетия стать весомой гарантией прав и свобод человека и гражданина в обновленной России.
2. Алексеева Л.Б. Производство в суде присяжных (комментарий к разделу Х УПК РСФСР) // Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу РСФСР / Научн. ред. проф. В.Т.Томин. М.: Вердикт, 1996.
3. Алексеева Л.Б. Судебное следствие // Суд присяжных: Пособие для судей / С.Е.Вицин, Л.Б.Алексеева, И.Б.Михайловская, Э.Ф.Куцова. М.: Российская правовая академия МЮ РФ, 1994.
4. Алексеева Л.Б. Судебное следствие. Прения сторон. Возвращение дела на дополнительное расследование со стадии судебного разбирательства // Рассмотрение дел судом присяжных. Варшава: БДИПЧ ОБСЕ, 1997. С. 125–158.
5. Арсеньев К.К. Предание суду и дальнейший ход уголовного дела до начала судебного следствия. СПб., 1870.
6. Арсеньев К.К. Судебное следствие. СПб., 1871.
7. Басков В.И. Поддержание государственного обвинения в суде присяжных // Вестник Моск. ун-та. Сер. 11. (Право). 1994. № 5.
8. Бентам И. О судебных доказательствах. Киев, 1876.
9. Бернэм У. Суд присяжных заседателей. М.: Московский независимый институт международного права, 1995.
10. Бернэм У. Российский и американский суд присяжных: Сравнительно-правовой анализ // Бернэм У., Решетникова И.В., Прошляков А.Д. Судебная адвокатура. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1996. С. 118–140.
11. Боботов С.В. Откуда пришел к нам суд присяжных? (англо-саксонская модель). М.: Российская правовая академия МЮ РФ, 1994.
12. Боботов С.В., Чистяков Н.Ф. Суд присяжных: история и современность. М.: Манускрипт, 1992.
13. Бобрищев-Пушкин А.М. Эмпирические законы деятельности русского суда присяжных. М., 1896.
14. Бозров В.М. Кобяков В.М. Судебное следствие: Вопросы теории и практики . Екатеринбург: Каменный пояс, 1992.
15. Бутов В.Н. Уголовный процесс Австрии. Красноярск: Изд-во Красноярского ун-та, 1988.
16. Ведерников Н.Т. Личность обвиняемого и подсудимого (понятие, предмет и методика изучения). Томск, 1978.
17. Волкодаев Н.Ф. Судебное следствие: Дис. канд. юрид. наук. Саратов, 1969.
18. Воскресенский В. Проблемы доказывания обвинения // Российская юстиция. 1995. № 4. С. 3–5.
19. Гайсинович М.А. Принцип состязательности в суде присяжных заседателей // Законность. 1995. № 9. С. 29–32.
20. Гейнце Р. Очерк английского судоустройства в связи с судом присяжных. СПб.: тип. Куколь-Яснопольского, 1896.
21. Гравина А.А., Кашепов В.П., Сырых В.М. Эффективность законодательства о суде присяжных // Эффективность закона. Методология и конкретные исследования. М., 1997.
22. Григорьева Н.В. Принципы уголовного судопроизводства и доказательства (обсуждаем проекты УПК) // Российская юстиция. 1995. № 8. С. 39–42.
23. Гришина Е.П. Достоверность доказательств в уголовном процессе: Дис. канд. юрид. наук. М., 1996.
24. Грошевой Ю.М. Проблемы формирования судейского убеждения в уголовном судопроизводстве. Харьков, 1975.
Правовая природа рассмотрения дел с участием присяжных заседателей и ее влияние на доказывание и принятие решений в состязательном уголовном судопроизводстве. В зарубежной науке уголовно-процессуального права утвердилась точка зрения, согласно которой современ-
ное доказательственное право является порождением производства в суде с участием присяжных заседателей 1 . Такая позиция представляется бесспорной применительно к англосаксонской модели уголовного процесса, в которой эволюция производства в суде присяжных происходила одновременно с институционализацией уголовно-процессуального права и была решающим фактором в формировании правовых стандартов доказывания.
В тех же уголовно-процессуальных системах, где производство в суде присяжных было «имплантировано» в ткань процессуального законодательства, оно оказало существенное воздействие на традиционные подходы к доказыванию, побуждая к установлению в законе особенностей доказательственной деятельности и принятия решений в этой форме судопроизводства.
Именно такая форма влияния суда присяжных на доказывание и принятие решений характерна для уголовно-процессуального права России.
Все особенности доказывания и принятия решений в суде с участием присяжных заседателей обусловлены правовой природой рассматриваемого производства, которая проявляется в сложном процессуальном взаимодействием двух субъектов доказывания - профессионального судьи и непрофессиональной коллегии судей (присяжных заседателей), совокупная деятельность которых приводит к разрешению уголовно-правового спора.
Конституционный Суд РФ, анализируя правовую природу суда с участием присяжных заседателей, подчеркивает ее ключевой аспект, состоящий в том, что присяжные заседатели, не будучи профессиональными судьями, при вынесении вердикта основываются преимущественно на своем жизненном опыте и сформировавшихся в обществе, членами которого они являются, представлениях о справедливости . В Концепции судебной реформы отмечалось, что к числу достоинств суда присяжных относятся «привнесение в атмосферу казенной юстиции житейского здравого смысла и народного правосознания» .
Основой познавательной деятельности присяжных является наличие у них здравого смысла, позволяющего успешно разрешать самые сложные ситуации уголовных дел. Здравый смысл присяжных - это и «житейская психология», которая лежит в основе формирующейся у каждого человека непротиворечивой и связной картины мира, с помощью которой он может быстро ориентироваться в окружающей его реальности (психологический аспект), и совокупность «знаний, взглядов об окружающей действительности, навыков, форм мышления обыкновенного нормального человека, используемых в повседневной практической деятельности» 1 (гносеологический аспект). В литературе совершенно верно отмечено, что основу здравого смысла присяжных составляет именно совокупный потенциал здравого смысла «двенадцати человек, представляющих различные социальные слои общества, их культуру, знающих местные условия жизни, нравы и обычаи людей разных социально-психологических типов», что расширяет возможность постижения сущности исследуемого события, поскольку каждый из них рассматривает дело под своим определенным углом зрения, что обеспечивает «стереоскопичность», всесторонность, тщательность восприятия обстоятельств дела .
В осуществлении доказывания присяжными заседателями особая роль отводится совести как компоненту «оценки доказательств и формирования внутреннего убеждения» . П. А. Лупинская подчеркивала существенное значение этого нравственного критерия, отражающего моральные устои и нравственные устремления личности, в уголовнопроцессуальном познании: «Совесть должна побуждать к сомнениям в доказанности каких-либо обстоятельств, в достоверности и достаточности доказательств, предупреждать от предвзятого отношения к обвиняемому или свидетелю, дающему показания» .
По мнению Д. П. Туленкова, методы познания обстоятельств дела присяжными заседателями и профессиональным судьей радикально различаются, поскольку «на рациональном уровне... порой невозможно отвергнуть показания нескольких лжесвидетелей, которые являются безупречными с точки зрения требований закона об их допустимости, а также соответствуют правилам логического мышления...
В этом случае именно внутреннее Я позволяет присяжным отвергнуть их, при этом без необходимости обосновать свое решение» 1 . Автор верно отмечает, что такие основы познания фактов прошлого, как здравый смысл, житейский опыт и применение интуиции в конкретных правовых ситуациях, которые присущи исключительно присяжным заседателям, позволяют исключить несправедливое осуждение в тех случаях, когда внешне виновность подсудимого доказана совокупностью представленных доказательств и на рациональном уровне оснований сомневаться в их достоверности не имеется .
Именно все эти особенности познавательной деятельности присяжных заседателей предопределяют наличие у них автономной компетенции по разрешению вопросов, касающихся доказанности или недоказанности виновности подсудимого в совершении преступления и недопустимость вмешательства профессионального судьи в эту компетенцию .
Правовая природа суда присяжных оказывает воздействие прежде всего на предмет доказывания в судебном разбирательстве с участием присяжных заседателей и предопределяет его разделение на факты, устанавливаемые исключительно присяжными заседателями, и факты, устанавливаемые профессиональным судьей. Особенностью суда с участием присяжных является невозможность рассмотрения судом уголовно-процессуальных споров в их присутствии, в том числе по вопросу недопустимости доказательств. В присутствии присяжных заседателей могут исследоваться только допустимые доказательства, не вызывающие у них предубеждения и относящиеся к фактам, установление которых входит в их компетенцию.
Заметное воздействие сущностные признаки суда присяжных оказывают также на процедуру доказывания, которая должна прежде всего максимально соответствовать состязательным началам. Независимость присяжных заседателей от сторон уголовно-правового спора, изначальная их нейтральность и беспристрастность составляют важнейший элемент состязательной конструкции судебного разбирательства, который, в свою очередь, предопределяет необходимость реализации других элементов его состязательного построения: равноправия сторон, четкого размежевания процессуальных функций в судебном разбирательстве и т. д.
Кроме этого, процедура должна включать специфические формы, с одной стороны, позволяющие присяжным заседателям принимать участие в доказывании (например, постановка вопросов присяжным заседателям), с другой - помогающие обеспечивать возможность доказывания обстоятельств, не входящих в компетенцию присяжных заседателей, без их участия (решение председательствующим вопроса о допустимости доказательств, предварительный допрос свидетелей и т. д.).
В суде с участием присяжных стороны интенсивнее используют предоставленные им правовые возможности влияния на разрешение уголовно-правового спора о виновности (невиновности) путем более активного участия как в судебном следствии, так и в прениях сторон, поскольку именно стороны предоставляют присяжным фактический материал, на основе которого будет постановлен вердикт. Неозна-комление присяжных заседателей с материалами дела как до, так и вне судебного процесса делают эту активность сторон залогом успешного выполнения своей процессуальной функции.
Особенности правовой природы суда присяжных предопределяют и законодательное закрепление решения, присущего только рассматриваемой форме судопроизводства, - вердикта присяжных заседателей.
Особенности предмета (пределов), средств и процедуры доказывания при рассмотрении уголовного дела с участием присяжных заседателей. Правовая природа суда с участием присяжных заседателей оказывает существенное воздействие на предмет доказывания в судебном разбирательстве, порождая ряд его особенностей: разделение всех обстоятельств на устанавливаемые исключительно присяжными заседателями и исключительно профессиональным судьей (как до, так и после вынесения вердикта). Таким же образом разделяются пределы доказывания, поскольку доказательства, устанавливающие факты, входящие в предмет уголовно-правового спора сторон после вердикта, не исследуются с участием присяжных. Присяжные не разрешают уголовно-процессуальные споры, поэтому с их участием не исследуются доказательства, используемые сторонами в подобных спорах (о допустимости, продлении меры пресечения подсудимому и т. д.).
Специфика пределов доказывания в суде присяжных проявляется и в полном исключении определенных доказательств из круга исследуемых в судебном заседании.
Именно поэтому нельзя согласиться с мнением Д. П. Туленкова, что предмет и пределы судебного познания в суде с участием присяжных заседателей по существу являются теми же, что и при осуществлении правосудия в иных формах 1 . Ведь в суде присяжных определенные доказательства могут не исследоваться вообще, причем как до, так и после вердикта (например, так называемые шокирующие доказательства), а ряд фактов не подлежит установлению (например, обстоятельства производства следственных действий, факты, характеризующие личность свидетелей).
Важнейшая особенность предмета и пределов доказывания в суде с участием присяжных обусловлена разграничением компетенции двух субъектов доказывания: коллегии присяжных заседателей и председательствующего.
В практике Верховного Суда РФ уже длительное время проявляется тенденция к жесткому разделению вопросов права и факта применительно к предмету доказывания в судебном разбирательстве в суде присяжных .
В определении Верховного Суда РФ от 24 февраля 1998 г. по делу К. отмечалось, что в суде присяжных коллегия присяжных заседателей принимает участие в исследовании обстоятельств дела и разрешает вопросы только о факте. Все правовые и процессуальные вопросы входят в исключительную компетенцию председательствующего судьи и разрешаются без участия присяжных заседателей . Уже стабильной стала практика Верховного Суда РФ, запрещающая упоминание перед присяжными понуждения к даче показаний , провокации преступления и т. п.
Эта особенность предмета и пределов судебного разбирательства в суде присяжных до сих пор является причиной острой дискуссии между сторонниками различных моделей разграничения компетенции между присяжными заседателями и председательствующим судьей.
В уголовно-процессуальном праве сформировались две теории разграничения компетенции между присяжными и председательствующим судьей. Исторически первой возникла теория, состоящая в том, что судьи разрешают вопросы права, а присяжные - вопросы факта (de jure respondent judices, de facto juratores).
Однако уже в 1860-х гг. теория права и факта подверглась серьезной критике в германской литературе (Ю. Глазер 1 , Р. Гейнце , Г. Мейер ). Указанные авторы доказывали ее несоответствие задачам правосудия и сущности института присяжных заседателей. В результате вместо нее была предложена другая теория, получившая господство в германском законодательстве того периода, - теория виновности и наказания, согласно которой присяжные заседатели разрешают вопрос о виновности в полном его объеме, а коронные судьи применяют к признанной виновности установленное наказание и вместе с тем решают процессуальные вопросы, которые возникают при рассмотрении дела .
Основные аргументы сторонников теории виновности и наказания сводятся к следующему:
В российской процессуальной науке до 1917 г. сторонниками теории виновности и наказания были виднейшие процессуалисты: И. Я. Фойницкий, Н. Н. Розин, М. В. Духовской и др.
И. Я. Фойницкий в труде «Правосознание русского суда присяжных» подчеркивал, что присяжные заседатели «понимали, понимают и будут понимать вопрос о виновности не только как фактический, но и правовой... обязывающий их давать на него ответ сообразно всему наличному в обществе правосознанию» 1 . Его позицию поддерживал Н. Н. Розин, отмечавший, что вопрос о виновности, разрешаемый присяжными заседателями, «явно обнимает собой гораздо более широкую область, чем область голого факта, и его психологические, моральные, социальные элементы если и не входят в область права, то соприкасаются с нею» .
Среди современных исследователей суда присяжных сторонниками теории виновности и наказания являются Л. М. Карнозова, Г. Н. Борзенков, М. В. Немытина, С. А. Пашин, Д. П. Туленков и др.
Факты, которые устанавливаются присяжными заседателями, Л. М. Карнозова относит не просто к фактам реальной жизни, а к юридически значимым представлениям об исследованных событиях и заключает, что в суде присяжных речь идет не о разделении факта и права, а о разделении сфер, где требуются специальные юридические знания и где они не требуются . Автор подчеркивает, что «если присяжные решают вопрос о виновности, они... решают вопрос правовой» .
Поддерживает в своих рассуждениях Л. М. Карнозову и Г. Н. Борзенков: «Каждый из поставленных вопросов является одновременно и вопросом факта, и вопросом права. Что такое “соответствующее деяние”, как не конкретное преступление, предусмотренное законом? И как решить, “имело ли оно место” и совершил ли его подсудимый, если не путем сопоставления содеянного с признаками конкретного состава преступления?» .
С. А. Пашин полагает, что «признавая за присяжными заседателями роль установителей фактов, Верховный Суд отнимает у них право устанавливать важные для дела юридические факты. Отсюда проистекают парадоксальные запреты на постановку перед присяжными заседателями вопросов о намерениях подсудимого, о мотивах его действий, о состоянии аффекта, а также практика расчленения вопросов о виновности на составляющие, по поводу которых высказываются присяжные заседатели, и элементы, констатируемые судьей по собственному разумению и почину... В результате подобных манипуляций приговор суда с участием присяжных заседателей представляет собой причудливый симбиоз мнения присяжных заседателей о фактах, которые их заставляют устанавливать в терминологии “виновности” и мнения судьи о виновности, к которому он приходит помимо точного смысла вердикта» 1 . В связи с этим С. А. Пашин предлагает ставить вопросы присяжным заседателям «в формулировках закона», например: «Виновен ли подсудимый И. И. Иванов в убийстве с особой жестокостью?» .
Полностью разделяя теорию виновности и наказания, отметим, что этот подход все-таки не отождествляет любые фактические и сугубо правовые вопросы. Поэтому позиция тех авторов, которые предлагают легализовать именно такое отождествление, представляется радикализацией этой теории, которая размывает правовую природу суда присяжных. При этом закрепившийся в современной судебной практике подход к присяжным заседателям только как к «судьям факта» основан на устаревшей теории, отвергнутой в науке уголовного процесса еще в середине XIX в. Этот подход также не соответствует сущности суда присяжных, а его реализация в судебной практике влечет необоснованное сужение предмета познавательной деятельности присяжных заседателей, что неизбежно сказывается на справедливости их вердиктов.
Примером сбалансированной реализации теории виновности и наказания служит российская судебная практика конца XIX в. Как отмечал И. Я. Фойницкий, кассационная практика Сената постепенно стала различать общепонятные и специальные правовые термины, допуская первые и устраняя вторые . Представляется, что подобным образом можно было бы постепенно разрешить возникающие сходные проблемы в российском суде присяжных.
Проблемным вопросом разделения предмета и пределов доказывания в рассматриваемой форме судопроизводства остается определение допустимых границ исследования с участием присяжных заседателей обстоятельств, характеризующих личность подсудимого.
С одной стороны, и законодатель, и судебная практика достаточно четко очертили эти границы. Согласно ч. 8 ст. 335 УПК РФ данные о личности подсудимого исследуются с участием присяжных только в той мере, в какой это необходимо для установления отдельных признаков состава преступления.
В соответствии с этим положением закона в практике Верховного Суда РФ исследование данных о личности подсудимого с участием присяжных заседателей признается законным, если эти сведения позволяют установить: отдельные признаки субъекта преступления (специальный навык) 1 ; семейное положение подсудимого, определяющее мотив содеянного ; факт прежней судимости подсудимого, связанный с мотивом преступления , и т. д.
С другой стороны, в судебной практике остается нерешенной проблема, обусловленная частыми случаями доведения до присяжных заседателей сведений о личности подсудимого (как позитивных, так и негативных) в нарушение вышеизложенных положений закона.
Учитывая, что разъяснения председательствующего не во всех случаях являются действенным средством, нейтрализующим подобное нарушение, ряд авторов предлагает иное, более радикальное решение этой проблемы.
Так, Л. Б. Алексеева полагает: «если защитник заявит, что подсудимый впервые совершил преступление... прокурор вправе сообщить присяжным, что подсудимый имеет неснятую судимость» . Д. П. Ту-ленков занимает более умеренную позицию, отмечая, что в отдельных случаях допускается исследовать данные о личности подсудимого, если «сам подсудимый или его защитник ссылаются на указанные обстоятельства в целях защиты от предъявленного обвинения» .
Необходимо подчеркнуть, что подобного подхода придерживались и некоторые дореволюционные российские процессуалисты. Так, В. Д. Спасович предлагал ограничить исследования данных о личности только теми данными, которые «зашита решится раскрыть и анатомировать» 1 .
Очевидно, что предлагаемое решение проблемы базируется исключительно на состязательных началах уголовного судопроизводства. Вместе с тем такой подход не в полной мере учитывает специфику оценки доказательств присяжными заседателями. Представляется, что чрезмерно широкое доведение до присяжных заседателей сведений о прошлом подсудимого (особенно если это сведения о судимости) затруднит оперирование ими такими категориями, как совесть, справедливость и здравый смысл при оценке доказательств по делу.
Гораздо более эффективным (помимо разъяснительной деятельности председательствующего) представляется воздействие на нарушителя процедуры (в формах, установленных в УПК РФ), а также установление в законодательстве дополнительного основания роспуска коллегии присяжных для данного случая.
Особенную остроту в судебной практике приобрела проблема исследования с участием присяжных заседателей сведений, характеризующих личность свидетелей и потерпевших по делу.
В УПК РФ не содержится специальной нормы, регламентирующей исследование в первой части судебного следствия (с участием присяжных заседателей) данных о личности свидетелей и потерпевших, но положения ч. 8 ст. 335 УПК РФ в судебной практике толкуются так, что исследование подобных сведений с участием присяжных заседателей запрещается .
Однако такой подход вошел в противоречие с международными стандартами состязательного уголовного судопроизводства. В п. 206, 210 постановления ЕСПЧ по делу «Пичугин против Российской Федерации» от 23 октября 2012 г. (жалоба № 38623/03) (далее - постановление ЕСПЧ) отмечается, что «председательствующий судья сняла все вопросы о судимостях г-на К., о том, почему он не давал инкриминирующих Заявителя показаний в ходе своих первых допросов в 1999 г., и о том, что именно мотивировало его начать давать такие показания в 2003 г., а также вопросы, касающиеся возможно оказанного на него давления со стороны органов прокуратуры». Указав на то, что показания свидетеля К. были решающими для осуждения подсудимого, ЕСПЧ отметил: «Задачей коллегии присяжных было определить, какое значение (если вообще они имеют какое-либо значение) следует придавать показаниям г-на К. против Заявителя. С тем чтобы эту задачу выполнить, присяжным следовало знать все имеющие отноше-
ние к делу обстоятельства, влияющие на точность и достоверность данных показаний, включая возможно имевшиеся у г-на К. побудительные причины ложного изложения фактов. Соответственно защите было важно обсудить вышеуказанные вопросы в присутствии коллегии присяжных с тем, чтобы проверить достоверность и правдивость показаний г-на К.» (п. 210 постановления ЕСПЧ). В итоге ЕСПЧ признал нарушение права на справедливое судебное разбирательство (п. 212 постановления ЕСПЧ).
Таким образом, сведения о личности свидетелей и потерпевших, в том случае, если они необходимы для оценки присяжными заседателями достоверности показаний, должны входить в пределы доказывания первой части судебного следствия с участием присяжных заседателей.
Еше одна особенность пределов доказывания в суде с участием присяжных заседателей заключается в возможности их сужения за счет исключения доказательств, способных вызвать у присяжных предубеждение в отношении подсудимого.
К таким доказательствам, исследование которых запрещено ч. 8 ст. 335 УПК РФ, относятся так называемые шокирующие доказательства - вещественные доказательства, иные документы ит.п., способные оказать на присяжных заседателей чрезмерное эмоциональное воздействие и сформировать негативное отношение к подсудимому.
В судебной практике сформировались различные процессуальные критерии отнесения тех или иных доказательств к шокирующим. Так, Верховный Суд РФ, как правило, не распространяет концепцию шокирующих доказательств на сведения, не представляющие собой изображение или видеозапись, полагая, что они не создают опасности негативного воздействия на присяжных заседателей 1 . Нередко Верховный Суд РФ, решая вопрос об отнесении фотоизображений к шокирующим доказательствам, обращает внимание на цвет и размер этих изображений , фрагментарный характер их исследования с участием присяжных и т. д.
Вместе с тем в многочисленных решениях Верховного Суда РФ по данному вопросу, как правило, не указывается конкретное свойство доказательства, отсутствие которого влечет исключение шокирующих доказательств из объема сведений, исследуемых в суде присяжных. Понятно, что если такие доказательства исключаются как не имеющие доказательственного значения 1 , то речь идет о неотносимости. Но как быть с теми шокирующими доказательствами, которые все-таки позволяют установить факты, входящие в предмет доказывания? На наш взгляд, положение ч. 8 ст. 335 УПК РФ, содержащее правовую основу для исключения подобных доказательств, аналогично нормам, содержащимся в п. 1 и 2 ч. 2 ст. 75 УПК РФ, т. е. они должны исключаться как недопустимые. В приведенном положении ст. 75 УПК РФ основанием признания доказательств недопустимыми служат не пороки их процессуальной формы (как в случае и с «шокирующими» доказательствами), а их иные особенности, не позволяющие отнести их к средствам доказывания. Представляется, что ч. 2 ст. 75 УПК РФ должна быть дополнена указанием на возможность исключения и шокирующих доказательств.
Особенности процедуры доказывания в суде присяжных обусловлены участием в судебном разбирательстве присяжных заседателей и председательствующего как самостоятельных (автономных) субъектов доказывания с четко очерченной процессуальной компетенцией.
Разграничение этой компетенции предопределяет появление в суде присяжных специальных процедур доказывания, в которых принимает участие исключительно председательствующий: проверки допустимости доказательств, предварительного допроса свидетелей, формулирования вопросов присяжным заседателям и т. д.
Особый интерес среди этих процедур представляет так называемый предварительный допрос свидетелей, не допрошенных на стадии предварительного расследования, о вызове которых в судебное заседание ходатайствуют стороны. На время этого допроса присяжные заседатели удаляются председательствующим судьей из зала судебного заседания. Этот допрос является предварительным, поскольку лишь после него председательствующий судья решает, будет ли данный свидетель допрошен с участием присяжных.
Верховный Суд РФ в ряде своих решений сформулировал категоричную позицию о законности предварительного допроса, несмотря на отсутствие в УПК РФ норм, прямо регулирующих эту процедуру . Применительно к основаниям производства такого допроса Верховный Суд РФ указывает либо на необходимость проверки председательствующим допустимости этого доказательства 1 , либо на относимость этих сведений к разрешению вопросов, отнесенных к компетенции присяжных .
С одной стороны, эти основания соотносятся с особенностями производства в суде присяжных, поскольку предварительный допрос служит процессуальным механизмом, обеспечивающим ограждение присяжных заседателей от получения сведений, не имеющих отношения к рассматриваемому делу. Очевидно, что председательствующий не всегда может своевременно отреагировать на сообщение свидетелем присяжным сведений, не относящихся к делу, а негативный эффект этого может проявиться в неправосудном вердикте присяжных заседателей. С другой стороны, отсутствие законодательной регламентации предварительного допроса свидетелей в суде присяжных создает опасность избирательного применения этой процедуры в дискриминационном формате (на практике часто предварительному допросу подвергаются именно дополнительные свидетели стороны защиты, а не стороны обвинения). Именно поэтому предварительный допрос свидетелей в суде присяжных, активно применяемый на практике, на наш взгляд, нуждается в скорейшей законодательной регламентации, что позволит оптимизировать производство в суде присяжных.
Вердикт присяжных заседателей как процессуальное решение: правовая сущность и проблемные вопросы. Необходимость анализа вердикта присяжных заседателей в контексте учения о решениях в уголовном судопроизводстве обусловлена тем, что в последнее время в юридической литературе появились суждения, ставящие под сомнение принадлежность вердикта к процессуальным решениям в уголовном судопроизводстве и рассматривающие его лишь как некую рекомендацию присяжных заседателей профессиональному судье. Так, В. Быков полагает, что «в соответствии с нормами УПК РФ судья осуществляет правосудие, а присяжный заседатель правосудие не осуществляет - он только привлекается к участию в судебном разбирательстве для вынесения вердикта» . По мнению И. Н. Алексеева, процессуальное решение, принимаемое присяжными, «полностью произвольно и не базируется на законе» .
Именно поэтому важно проанализировать юридические признаки вердикта через призму «общей модели принятия решений в уголовном судопроизводстве, которая может быть использована для раскрытия особенностей принятия отдельных решений в зависимости от той... процедуры, в которой происходит установление фактических оснований решений и применение к ним норм уголовного и уголовно-процессуального права» 1 .
Законодательное определение вердикта дано в п. 5 ст. 5 УПК РФ: «Вердиктом именуется решение о виновности или невиновности подсудимого, вынесенное коллегией присяжных заседателей». Таким образом, вердикт присяжных заседателей законодателем рассматривается именно как процессуальное решение.
Для того чтобы выявить сущность вердикта наиболее точно, необходимо рассмотреть его имманентные признаки (свойства) как процессуального решения.
В монографии П. А. Лупинской признаки процессуального решения раскрыты особенно полно в разделе, посвященном типологии решений в уголовном судопроизводстве . Анализ вердикта присяжных заседателей через призму этих положений позволяет выявить группу устойчивых признаков (свойств), отражающих его правовую сущность: исключительность, коллегиальность, обязательность, немоти-вированность, окончательность.
Первое свойство вердикта - исключительность - обусловлено тем, что он выносится по вопросам, входящим в исключительную компетенцию присяжных заседателей, т. е. по вопросам доказанности фактических обстоятельств вменяемого подсудимому деяния, его виновности, и о том, заслуживает ли он снисхождения. Судья при вынесении приговора не вправе вторгаться в компетенцию присяжных, расширять или сужать круг юридически значимых обстоятельств, признанных вердиктом доказанными. Верховный Суд РФ признает существенным нарушением уголовно-процессуального закона наличие в приговоре выводов о доказанности обстоятельств, которые были отвергнуты вердиктом присяжных либо о которых присяжным заседателям не ставились вопросы .
Поскольку вердикт выносится по основному вопросу любого уголовного дела - вопросу о виновности подсудимого, по классифика-
ции, предложенной П. А. Лупинской, он является основным процессуальным решением.
Вердикт всегда является коллегиальным решением присяжных заседателей по поставленным перед ними вопросам. П. А. Лупинская отмечала, что суд с участием присяжных заседателей представляет собой «особую форму сочетания коллегиального и единоличного решения дела, где присяжные заседатели решают вопросы факта, а судья единолично принимает правовые решения, указанные в ст. 305 УПК РФ» 1 .
Разделение компетенции между присяжными заседателями и председательствующим предопределяет обязательность вердикта для всех участников судебного разбирательства и прежде всего для председательствующего судьи, который не вправе усомниться в оценке присяжными доказательств, исследованных в судебном заседании.
Указанное свойство вердикта возникло в ходе длительного исторического развития рассматриваемой формы судопроизводства.
Однако впоследствии, в ходе развития процессуального законодательства, только оправдательный вердикт присяжных заседателей стал характеризоваться безусловной обязательностью (неоспоримостью) в различных исторических моделях производства в суде присяжных.
Согласно ч. 1 ст. 348 УПК РФ оправдательный вердикт коллегии присяжных заседателей обязателен для председательствующего и влечет постановление им оправдательного приговора.
В ч. 2 ст. 348 УПК РФ содержится положение об обязательности для председательствующего обвинительного вердикта присяжных, однако законом из этого требования предусмотрены два исключения.
В соответствии с ч. 5 ст. 348 УПК РФ, если коллегией присяжных заседателей вынесен обвинительный вердикт, а председательствующий судья признал, что такой вердикт вынесен в отношении невиновного и имеются достаточные основания для постановления оправдательного приговора ввиду того, что не установлено событие преступления либо не доказано участие подсудимого в совершении преступления, принимается постановление о роспуске коллегии присяжных заседателей, вынесшей обвинительный вердикт, и о направлении дела на новое рассмотрение в ином составе суда со стадии предварительного слушания. Такое постановление не подлежит обжалованию в апелляционном порядке.
Конституционный Суд РФ подчеркнул, что судья, придя к выводу о невиновности подсудимого, в отношении которого вынесен обвинительный вердикт, не только вправе, но и обязан воспользоваться предоставленными ему законом полномочиями вынести оправдательный приговор, если деяние не содержит признаков состава преступления, или распустить коллегию присяжных заседателей и направить уголовное дело на новое рассмотрение со стадии предварительного слушания, если не установлено событие преступления либо не доказано участие лица в совершении преступления. Данные законоположения направлены на обеспечение права обвиняемого, гарантированного ст. 49 Конституции РФ 1 .
Именно презумпция невиновности определяет содержание этого исключения из положения ч. 2 ст. 348 УПК РФ, согласно которой вердикт коллегии присяжных заседателей о виновности подсудимого обязателен для председательствующего судьи и влечет постановление им обвинительного приговора. Поскольку презумпция невиновности действует вплоть до ее опровержения вступившим в законную силу обвинительным приговором суда, указанное полномочие может быть реализовано председательствующим судьей неоднократно. Это может привести к рассмотрению одного и того же уголовного дела несколькими составами присяжных в течение очень длительного срока, пока, наконец, вердикт присяжных заседателей не совпадет с позицией председательствующего судьи.
В связи с этим в процессуальной литературе появилось предложение о заимствовании последствий несогласия председательствующего судьи с обвинительным вердиктом присяжных из англо-американской модели этого производства. Так, Н. Н. Суханова полагает, что «если при обвинительном вердикте коллегии присяжных заседателей председательствующий судья пришел к выводу о наличии предусмотренных законом оснований постановления оправдательного приговора, то он должен постановить оправдательный приговор, а не направлять уголовное дело на новое рассмотрение. На этом основании ч. 5 ст. 348 УПК РФ следует изложить в новой редакции: “Если председательствующий признает, что обвинительный вердикт вынесен в отношении невиновного и имеются основания для постановления оправдательного приговора ввиду того, что
не установлено событие преступления либо не доказано участие подсудимого в совершении преступления, то он выносит оправдательный приговор в соответствии со статьями 305 и 306 настоящего Кодекса”» 1 .
Данное предложение небесспорно. Во-первых, в англо-американской модели производства в суде присяжных вынесение судом оправдательного приговора non obstante verdicto предполагает аннулирование (отмену) самого обвинительного вердикта присяжных. В противном случае такой оправдательный приговор, особенно с учетом оснований оправдания, будет противоречить вердикту присяжных. Между тем современной российской модели производства в суде с участием присяжных не знаком институт отмены председательствующим судьей (или судом апелляционной инстанции) вердикта присяжных. На наш взгляд, вряд ли оправдано механистическое перенесение этого самобытного англо-американского института в российскую модель производства. Само законодательное закрепление в УПК РФ возможности отмены вердикта присяжных председательствующим судьей нарушит правило разграничения компетенции между коллегией присяжных заседателей и председательствующим судьей, закрепленное в ст. 334 УПК РФ.
Во-вторых, в отличие от присяжных заседателей председательствующий судья обязан мотивировать свои решения. Если его приговор не будет основан на вердикте присяжных (а именно это и произойдет в рассматриваемом случае), он должен будет мотивировать свое решение ссылками на доказательства, исследованные в судебном заседании. П. А. Лупинская отмечала, что «закон требует, чтобы были приведены доказательства, причем в решении должно быть объяснено не только почему одни доказательства отвергнуты, но и почему другие доказательства признаны достоверными» . При этом обоснованность и мотивированность такого приговора станут предметом апелляционной проверки. Представляется, что такая законодательная конструкция также нарушит принцип разграничения компетенции между профессиональным судьей и коллегией присяжных заседателей, закрепленный в ст. 334 УПК РФ. Право присяжных самостоятельно оценивать доказательства по делу будет дезавуировано, поскольку этим же доказательствам другую оценку будут давать пред-седательствующии судья, а в дальнейшем и суд апелляционной инстанции.
Закрепленный в ч. 5 ст. 348 УПК РФ механизм роспуска коллегии присяжных в случае несогласия председательствующего с их вердиктом является оптимальным и в наибольшей степени соответствующим сущности суда присяжных.
Немотивированность вердикта проявляется в отсутствии в нем указания на какие-либо доказательства, послужившие основанием выводов присяжных заседателей, в отличие от приговора, который подробно мотивируется ссылками на доказательства, исследованные в судебном заседании.
Как отмечал С. И. Викторский, требование о немотивированности вердикта «объясняется тем, что присяжные, будучи совершенно способными здраво обсуждать обстоятельства и решать предлагаемые им вопросы, не могут все-таки почитаться таковыми, коим можно вменять в обязанность подробно излагать мотивы своего решения» 1 . Автор отмечал, что «немотивирование присяжными своих вердиктов дает им возможность не стесняться формальными определениями закона и толковать их более соответственно с выработанными жизнью взглядами» .
Указанное свойство вердикта закреплено в ст. 339, 343 УПК РФ, устанавливающих форму вопросного листа и порядок его заполнения коллегией присяжных заседателей.
Вместе с тем в последние годы рассматриваемое свойство вердикта стало предметом критики со стороны Европейского Суда по правам человека, который счел его не в полной мере совместимым с правом обвиняемого на мотивированное решение по уголовному делу. В решении по делу Таске (ТахциеО против Бельгии от 13 января 2009 г. (решение Большой Палаты ЕСПЧ от 16 ноября 2010 г.) ЕСПЧ указал, что «Конвенция не требует от присяжных мотивировать свое решение... статья 6 Конвенции не препятствует тому, чтобы подсудимого судили присяжные, даже когда последние не дают обоснование своему вердикту» . Одновременно Большая Палата ЕСПЧ подчеркнула следующее: «Тем не менее должны быть удовлетворены требования справедливого судебного разбирательства. Обвиняемый, как и общественность, должны быть в состоянии понять вынесенный вердикт, это является одной из важнейших гарантий против произвола... Верховенство закона и недопущение произвола являются принципами, лежащими в основе Конвенции. В судебной сфере эти принципы предназначены для укрепления доверия со стороны общественности к объективной и прозрачной системе правосудия, одной из основ демократического общества» 1 .
Наконец, Большая Палата через призму термина «достаточные гарантии» попыталась сформулировать, какие факторы в деле, рассматриваемом с участием присяжных, могут компенсировать отсутствие мотивировки, чтобы предотвратить произвольное принятие решений: «Такие процессуальные гарантии могут, например, включать указания и советы в вопросах права (возникающих при изучении доказательств), даваемые присяжным председательствующим судьей... и точных однозначных вопросах, сформулированных судьями для присяжных, на которых будет основываться вердикт. Наконец, необходимо внимательно подходить к любому виду обжалования, право на которое предоставлено осужденному» .
Анализируя приведенные позиции ЕСПЧ, Стивен Тейман отметил, что «в Европе возник конфликт между традициями классической модели суда присяжных (которые могут принимать решения, основываясь на своих личных убеждениях, требованиях и совести) и требованием, что судебное решение должно быть мотивированным, чтобы ограничить произвол и обеспечить реальное право на обжалование» .
Представляется, что применительно к российской регламентации производства в суде с участием присяжных заседателей указанный «конфликт» во многом нейтрализуется за счет оговорки, сделанной в приведенном решении ЕСПЧ.
Так, ст. 339 УПК РФ предусматривает постановку присяжным заседателям «точных однозначных вопросов... на которых будет основываться вердикт». Содержание напутственного слова председательствующего судьи присяжным заседателям согласно ст. 340 УПК РФ включает в себя часть, которую ЕСПЧ назвал «указаниями и советами в вопросах права (возникающих при изучении доказательств)».
Уголовно-процессуальный закон распространил на приговоры, постановленные с участием присяжных заседателей, апелляционный порядок обжалования (ст. 389 27 УПК РФ).
Вышеизложенное позволяет сделать вывод о наличии предпосылок для сохранения рассматриваемого свойства вердикта присяжных заседателей в российском законодательстве.
По своему функциональному значению 1 вердикт присяжных заседателей является окончательным (итоговым) решением, формируемым на стадии судебного разбирательства наряду с приговором суда, выносимым на основании вердикта. Как и приговор, вердикт завершает производство на стадии судебного разбирательства применительно к участию в судебном заседании присяжных заседателей. Выводы присяжных, изложенные в вердикте, как уже отмечалось выше, носят окончательный характер и направлены на разрешение основных вопросов уголовного дела (на разрешение уголовно-правового спора о виновности). Присяжные заседатели лишены права на повторное вынесение вердикта по одному и тому же уголовному делу. Кроме того, вердикт всегда проявляется в содержании приговора суда, становясь его составной частью. Вместе с тем из свойства окончательности вердикта имеются те же исключения, что и из свойства его обязательности.
Все вышеприведенные свойства вердикта как процессуального решения проявляются после его провозглашения в судебном заседании старшиной присяжных заседателей.
Таким образом, особенности доказывания и принятия решений в состязательном судопроизводстве с участием присяжных заседателей имеют объективный характер.
Судебное следствие в суде присяжных проходит по общим правилам непосредственного исследования доказательств и установления фактических обстоятельств дела со следующими особенностями.
Выше обращалось внимание на то, что все судебное разбирательство в суде присяжных делится на два этапа, что предопределено разграничением компетенции между присяжными заседателями и профессиональным судьей. Соответственно этому и судебное следствие делится на два этапа. На первом этапе устанавливаются те фактические обстоятельства, доказанность которых отнесена к компетенции присяжных заседателей. Это основной этап судебного следствия, поскольку к компетенции присяжных отнесен не только основной вопрос всякого уголовного дела -- виновен ли подсудимый в совершении преступления, в котором его обвиняет государственный обвинитель (или потерпевший), но и заслуживает ли он снисхождения либо особого снисхождения. Поэтому на первом этапе в присутствии присяжных заседателей подлежат доказыванию практически все обстоятельства, указанные в ст. 68 УПК, за следующими изъятиями.
В присутствии присяжных не исследуются факты, связанные с прежней судимостью подсудимого (ст. 446 и 449 УПК). Законодатель посчитал, что исследование такого рода фактов способно привести к несправедливому предубеждению присяжных, и они могут признать подсудимого виновным не потому, что вина его в совершении данного преступления доказана, а потому, что он склонен совершать преступления.
Хотя закон и не содержит больше никаких ограничений в части исследования в присутствии присяжных иных данных, которые могут привести к несправедливому предубеждению, но и логика закона, и практика отправления правосудия с участием присяжных заседателей убеждают в том, что в присутствии присяжных следует избегать исследования и многих других обстоятельств. Прежде всего, это относится к данным о личности, которые можно охарактеризовать как "плохая репутация" подсудимого (алкоголик, наркоман, плохой семьянин и др.). Не рекомендуется предъявлять присяжным для обозрения фотографии (киносъемку), способные вызвать отрицательные эмоции присяжных (фотография изуродованного трупа), если, конечно, это не имеет значения для дела и информация, запечатленная фотографией, содержится в других источниках доказательств, которые были исследованы в суде (например, протокол осмотра места происшествия, показания свидетелей, заключение эксперта). Но если в ходе судебного следствия какая-либо из сторон настаивает на предъявлении фотографий для подтверждения фактических данных, которые видны на фотографии, то такие фотографии должны предъявляться для обозрения присяжным и исследоваться в ходе судебного следствия.
Запрещение исследовать в присутствии присяжных данные о прошлых судимостях подсудимого, равно как и рекомендация избегать исследования его плохой репутации действуют до тех пор, пока подсудимый или его защитник не укажут на обстоятельства, требующие опровержения. Так, если защитник скажет, что его подзащитный впервые совершил преступление, то прокурор должен будет сообщить присяжным, что подсудимый имеет неснятую судимость. Равным образом если защита будет утверждать, что подсудимый достойный человек (хороший семьянин, труженик, занимается благотворительной деятельностью, добрый, честный и др.), то обвинение вправе привести факты, свидетельствующие об обратном. В присутствии присяжных обстоятельства, связанные с гражданским иском, устанавливаются лишь в том объеме, который влияет на признание обвиняемого виновным в конкретном преступлении, Все, что выходит за эти пределы (расходы на похороны, на лечение, возмещение морального вреда и др.), должно устанавливаться судьей уже после вынесения присяжными вердикта, т.е. на втором этапе судебного следствия.
Поскольку отказ прокурора от обвинения может иметь место на любом этапе судебного разбирательства (ч. 1 ст. 430 УПК), то это может произойти и до окончания судебного следствия. Если прокурор откажется от обвинения частично, то дело в этой части прекращается и дальнейшее исследование обстоятельств, касающихся этой части обвинения, не проводится. Если прокурор откажется от обвинения полностью, то дело прекращается в полном объеме и коллегия присяжных распускается. Однако если потерпевший возражает против частичного или полного прекращения дела, то судебное следствие продолжается в полном объеме.
В ч. 2 ст. 446 установлено: "Если все подсудимые полностью признали себя виновными, председательствующий сразу же предлагает каждому из них дать показания по поводу предъявленного обвинения и других обстоятельств дела. В случае, когда сделанные признания не оспариваются какой-либо из сторон и не вызывают у судьи сомнений, председательствующий вправе, если с этим согласны все участники процесса, ограничиться исследованием лишь тех доказательств, на которые они укажут, либо объявить судебное следствие оконченным и перейти к выслушиваниям прений сторон".
Это существенное отступление от общих правил доказывания, согласно которым признание обвиняемым своей вины может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении признания совокупностью имеющихся по делу доказательств (ч. 2 ст. 77 УПК).
Такое отступление от общих правил вытекает из принципа состязательности, равно как и обязанность прекратить уголовное Дело при отказе прокурора от обвинения.
Вместе с тем закон исходит из того, что при полном признании подсудимым своей вины должны быть, тем не менее, установлены все обстоятельства, подлежащие доказыванию по уголовному делу в рамках вопросов, отнесенных к компетенции присяжных заседателей. В данном случае считается, что все подлежащие доказыванию обстоятельства, позволяющие признать подсудимого виновным в совершении преступления, можно считать доказанными, поскольку подсудимый не оспаривает обвинения.
Ограничить судебное исследование судья может при соблюдении ряда условий: сделанное признание не оспаривается какой-либо из сторон; не вызывает у судьи сомнения. При этом председательствующий вправе, если с этим согласны все участники процесса, ограничиться исследованием лишь тех доказательств, на которые они укажут, либо, если таких ходатайств нет, объявить судебное следствие оконченным (ст. 446 УПК).
Регулирование оценки доказательств в Российском уголовно-процессуальном законодательстве осуществляется как рядом общих норм, устанавливающих общие принципы и порядок оценки доказательств, так и в ряде статей непосредственно регулирующих деятельность суда присяжных. И поскольку оценка доказательств является лишь мыслительной деятельностью, она урегулирована не так, подробно как собирание и проверка доказательств.
Статья 71 УПК РСФСР устанавливает, что оценка осуществляется субъектами доказывания по своему внутреннему убеждению, основанному на всестороннем, полном, и объективном рассмотрении всех обстоятельств дела в их совокупности, руководствуясь законом и правосознанием. Это общее правило подвергается значительной трансформации при оценке доказательств коллегией присяжных заседателей в соответствии с установленными главой 10 УПК РСФСР правилами.
При вынесении решений по делу оценку доказательств производят отдельно и профессиональный судья и коллегия присяжных заседателей. Но оценку доказательств они производят с различных точек зрения. Присяжные заседатели оценивают доказательства только с точки зрения их достаточности для вынесения окончательного решения по делу. А коронный судья производит оценку доказательств с точки зрения их допустимости в орбиту уголовного судопроизводства вообще, с точки зрения допустимости их в орбиту уголовного судопроизводства с участием присяжных заседателей, а так же с точки зрения их относимости. Кроме того, председательствующий по делу судья оценивает доказательства для целей назначения наказания. В меньшей мере, председательствующий по делу судья оценивает доказательства с точки зрения их достаточности для вынесения окончательного решения по делу - в случаях предусмотренных ч. 3 и 4. ст. 459 УПК РСФСР. По сравнению с следственной формой уголовного судопроизводства оценка доказательств председательствующим по делу судьёй имеет ещё и ту особенность, что при вынесении приговора он обязан руководствоваться вердиктом присяжных, то есть приговор должен быть постановлен, а деяние квалифицировано, на основе фактов, признанных доказанными вердиктом, за исключением случаев, когда председательствующий судья признал отсутствие в деянии состава преступления, либо когда он признал, что по делу не установлено событие преступления или не доказано участие подсудимого в совершении преступления.
Указанные особенности оценки доказательств председательствующим судьёй на настоящий момент в теоретическом и практическом плане достаточно разработаны и во многом не являются спорными, поэтому в дальнейшем основное внимание в данной работе будет уделено освещению и разбору особенностей оценки доказательств, производимой присяжными.
Представляется, что основная специфика оценки доказательств коллегией присяжных заседателей заключается в следующем.
Оценка доказательств производится:
Статья 443 УПК РСФСР, определяющая порядок принятия присяги присяжными заседателями, и её содержание гласит, что присяжный заседатель должен разрешать дело по своему внутреннему убеждению и совести, как подобает свободному гражданину и справедливому человеку.
Наряду с внутренним убеждением закон определяет и такую основу для вынесения решения присяжными, как совесть. Совесть определяют, как внутреннею оценку человеком нравственного достоинства своих поступков и намерений с учётом существующих в обществе норм морали и нравственных идеалов данной личности и обусловленные этой оценкой чувство нравственной ответственности за своё поведение перед окружающими людьми и обществом 47 .
Как видно из норм, установленных ст. 443 УПК РСФСР, закон не требует от присяжных вынесения решения, основанного только на законе, так как присяжные могут и не знать уголовного закона во всех его тонкостях. Представляется, что основным мерилом правильности и справедливости решения выносимого присяжными является их совесть. Совесть призвана оградить “от осуждения невиновного и от безнаказанности виновного” 48 .
Недаром, присяжных называют “судьями совести”. Ещё в дореволюционной России в теории уголовного процесса считалось, что всякий приговор суда присяжных должен прежде всего удовлетворять нравственному чувству людей, в том числе и подсудимого. В некоторых случаях вердикт коллегии присяжных заседателей может и не соответствовать закону с формальной точки зрения, но присяжные, руководствуясь своими понятиями о справедливости и нравственности, являются представителями общества, ради которых и для защиты интересов которых был принят данный уголовный закон. И в такой ситуации главным определяющим фактором является их совесть.
Как видно из приведённого выше определения, одной из составляющих совести является и моральная ответственность за свое поведение, т.е. решение по делу, перед обществом и окружающими людьми. Присяжные, осознавая какое наказание может быть назначено подсудимому в зависимости от их решения, в соответствии с их совестью решают вопросы о снисхождении к подсудимому и даже об освобождении его от ответственности. Так, например, по свидетельству А.Ф. Кони, слишком длительное предварительное следствие с неизбежным заключением под стражу большинства обвиняемых, отсидевших до суда многие месяцы предварительного ареста в качестве меры пресечения, приводит присяжных к мнению, что подсудимый уже понёс достаточное наказание, а дальнейшее его пребывание в общих камерах общественных тюрем представляется им лишённым всякой цели в нравственном и исправительном отношении 49 . С другой стороны, на присяжных лежит и моральная ответственность за то, чтобы лицо, виновное в совершении преступления и опасное для других членов общества и всего общества в целом, не избежало положенного наказания.
Все тот же А.Ф. Кони, в книге “Присяжные заседатели” писал: “ Вдумываясь в соображения присяжных........, приходиться признать, что часто в их, во-видимому не правильных решениях кроется действительная справедливость, внушаемая не холодным рассуждением ума, а голосом сердца” 50 . А.Ф. Кони видел в суде присяжных одну из важнейших его особенностей - возможность примирить строгие требования закона с голосом сострадания к подсудимому.
