Кони делал карьеру по судебному ведомству в двух качествах: во-первых, он начал свою карьеру в качестве государственного обвинителя в суде, во-вторых после этого Кони большую часть своей профессиональной карьеры Кони делал как судья, а именно в качестве председателя Петербургской судебной палаты, а затем и судебной палаты Сената и Синода. Он был талантливый судебный деятель. Известный русский адвокат того времени Андреевский, речи которого до 1917 года четырежды переиздавались, упрекал Кони в том, что его талант, как судебного оратора, был употреблен для обвинения и судебного преследования.
Наиболее известна статья Кони, которая называется «нравственные начала в уголовном процессе (общие черты судебной этики)». Он читал лекции в Александровском лицее. Одну из Лекций курса он переделал в данную статью и опубликовал в журнале Министерства юстиции в 1902 году.
Кони говорит, что «судебная этика – это учение о приложении общих понятий о нравственности к той или другой отрасли специальной судебной деятельности». Нужно сказать, что в это время уже начинают публиковаться специальные работы отечественных адвокатов по адвокатской этике и много было переводов. Термин же судейская этика был неизвестен. Примерно более 100 лет назад в России появился термин этика нотариуса.
Понятие судебная этика Кони употребляет как родовое понятие к другим видам профессиональной деятельности и профессиональной этике юриста.
Кони ставит задачу осветить те разнородные вопросы, возникающие в каждой стадии процесса, которые подлежат разрешению, согласно существенным требованиям нравственного закона. Складывается три возможных подхода к судебной этике:
1. Изучение через стадии судебного процесса. Представитель: Кобликов, Халиулина.
2. Рассмотрение через этику процессуальных лиц (судья, обвинитель, адвокат и т.д.)
3. Рассмотрение через специфические нравственные проблемы, возникающие как применительно к следствию, так и к судопроизводству.
Кони формулирует три основные момента, через которые раскрывается роль судьи:
1. Необходимые свойства этой деятельности, где важную роль играют внутренние убеждения судьи и толкование им закона в приложении к данному случаю
2. Необходимые условия этой деятельности
3. Собственно поведение судьи по отношению к лицам с которыми он приходит в соприкосновение в следствие своей деятельности.
Кони можно назвать определенным идеалистом. Кони рассматривает некоторые результаты, которых достигло судопроизводство в ходе осуществления судебной реформы Александра II. Кони руководствуется определенными идеальными представлениями. Он говорит: «коренные начала правосудия – гласность, устность, непосредственность и свободную оценку доказательств, оно (государство) серьезно посягнуть не решится».
Кони в данном случае определенным образом забывает о том, что помимо правовой реальности присутствует ещё социальная реальность и социально-политическая реальность. Он не принимает в расчет, что социальная и социально-политическая реальность прямым образом оказывает давление на правовую сферу и на сферу судопроизводства в частности.
Можно выделить несколько блоков:
1. Кони рассматривает эволюцию судопроизводства с точки зрения целей, на которые оно направлено и условий определяющих содержание судебной деятельности.
До некоторой степени Кони рассматривает эволюцию в зависимости от того какой тип государства, какие нравы и как это выражается в судопроизводстве и, подходя к современному моменту, он все это забывает, он говорит: «общество не сможет отказаться от суда присяжных и состязательности».
Исходя из того, что условия, считал Кони, самые благоприятные, центр тяжести учения о судопроизводстве должен быть перенесено с хода процесса на этическую и общественно-правовую деятельность судьи
2. Это собственная фигура судьи.
Кони указывает, что важны, с одной стороны, условия, в которые ставит его разумное законодательство, а, с другой стороны, типические черты, которыми его снабжает общественное, правовое и нравственное чувство. Например, он говорит, что нужно ограничить неявные приказания, идущие от власть имущих. Кони говорит: «ограничить судью от влиятельных просьб и внушений». Влияние окружающей среды и общественного мнения. Кони говорит о том, что все это незначительно, судья должен руководствоваться судейской совестью.
3. Нравственный аспект процессуального положения участников судопроизводства:
a. Право родственников не свидетельствовать против близких
b. Освобождение от свидетельства в суде священников в силу тайны исповеди.
c. Признание адвокатской тайны и её сохранение. Речь идет даже не о действующем защитнике, а о бывшем защитнике и бывшем доверителе.
d. Право подсудимого не свидетельствовать против самого себя
e. Правильное общение. Круг лиц с кем нужно наладить правильное общение: с подсудимым и его родственниками, потерпевшем (жертвой преступления) и свидетелями. Кони употребляет понятие «вкус», «чувство меры» и «такта», они должны быть соблюдены применительно к этому. Здесь сливаются этические требования с эстетическими – судебный этикет.
4. Касается государственного обвинителя
5. Касается адвоката
6. Важное педагогическое значение суда присяжных
Вопрос 14. А. Ф. Кони о нравственных требованиях к судье и иным процессуальным участникам.
Фундаментальные основы выработки основных принципов судейской этики были заложены в конце XIX – начале XX веков А.Ф. Кони , который указывал на то, что главным в общей организации правосудия должен быть судья, не только «с теми неизбежными условиями, в какие его ставит рациональное законодательство», но в значительной степени – «и с типичными чертами, которыми его наделяет общественное правовое и нравственное чувство» . В числе аспектов «изучения судопроизводства, с позиции деятельности судьи» А.Ф. Кони, наравне с вопросами законности, толкования права, назвал и «поведение судьи» как по отношению к участникам судопроизводства, так и вообще к лицам, «с которыми он соприкасается в своей деятельности» . А.Ф. Кони указывал на важность «в нравственном отношении» изучать «область поведения судьи», простое исполнение которым служебного долга не исчерпывало «всей полноты его задачи». Современный процесс, подчеркивал автор «ставит судью лицом к лицу с живым человеком». Автор образно указывал на результаты судебной реформы, которая посредством гласности и устности судопроизводства «… расшевелила и разметала по сторонам огромный ворох бумаг, протоколов, резолюций, докладов и т. п., под которым ранее был полностью «погребен» живой человек, становившийся лишь номером дела». Гуманистический правовой идеал А.Ф. Кони выражался как раз в том, что именно человек «восстал из-под этого тяжкого нагромождения письменной работы, полностью стиравшей его личные краски». Именно человек, личность, а не номер дела, как ранее, теперь «предстал перед судьей вместе со своими фактическими обличителями и заступниками – свидетелями». Именно в этот момент возник новый элемент судейской деятельности - поведение судьи по отношению к людям, с которыми он призван иметь дело. Это поведение, отмечал А.Ф. Кони, «не есть простая совокупность поступков, а сознательный образ действий, одинаково применимый ко всем разнообразным случаям судебной и судебно-бытовой жизни, предусмотреть и предустановить которые заранее невозможно». В связи с этим закон не мог «начертать образ действий судьи во всех его проявлениях», что собственно и не входило в его задачу. Закон лишь указывал порядок, внешний характер и содержание процесса. Как справедливо отмечал А. Ф. Кони в деятельности судьи, должны сливаться правовые и нравственные требования, так как внешние правила на практике «неминуемо отражают на себе и внутренний строй души того, кто их осуществляет, ибо в каждом судебном действии наряду с вопросом, что следует произвести, возникает не менее важный вопрос о том, как это произвести». Чтобы не стать простым орудием внешних правил, «действующим с безучастной регулярностью часового механизма, судья должен вносить в творимое им дело свою душу и наряду с предписаниями положительного закона руководиться безусловными и вечными требованиями человеческого духа...». Нормы судейской этики необходимо прививать со студенческой скамьи. По мнению А.Ф. Кони студенты юридических факультетов должны изучать судебную этику, составляющую «живое и богатое по своему содержанию дополнение к истории и догме процесса». Основное внимание при этом «с полным основанием обратится на изучение нравственных начал и центр тяжести учения о судопроизводстве перенесется с хода процесса на этическую и общественно-правовую деятельность судьи во всех ее разветвлениях». В современных условиях российского правосудия эти концептуальные положения пока реализованы далеко не в полной мере. А.П. Андреева, студентка А.Ф. Кони в начале 1920-х годов, вспоминала, что профессор терпеть не мог манерности и ложного пафоса. От председательствующего суда он требовал соблюдения принципа «судья - слуга, а не лакей правосудия». Судья, как он учил студентов, не имеет права решать вопросы по формуле «я так хочу», а руководствуется исключительно требованием закона и совести «я не могу иначе», так как именно это решение диктует смысл закона. Важным как в теоретическом, так и в практическом плане представляется вопрос о соотношении судейской этики и судебных ошибок. А.Ф. Кони допускал возможность судейской ошибки, но при этом подчеркивал, что если «он хочет быть действительно судьею, а не представителем произвола в ту или другую сторону», то он должен основывать свое решение на логически неизбежном и нравственно-обязательном. Им же была дана классификация «так называемых «судебных ошибок», которые «далеко не всегда бывают следствием бессознательного заблуждения или несчастного стечения обстоятельств». А.Ф. Кони отмечал следующие причины вынесения «явно пристрастных, жестоких и бездоказательных приговоров», «горящих на страницах истории, как несмываемое кровавое пятно в руке леди Макбет»: рассчитанное мщение; политические страсти; предвзятое мнение окружающей среды. |
А.Ф. Кони с полным основанием утверждал, что не сфера вывода о виновности из обстоятельств дела, а именно сфера применения закона – та, где особенно явно и нравственно-ободрительно проявляется самостоятельность судьи и «независимость его от нагнетающих его совесть влияний». Таким образом, сфера применения закона выводилась им из сферы судебной этики. К основным нормам судебной этики (применительно к уголовному процессу) А.Ф. Кони относил «способы к осуществлению справедливости»: корректное обращение с подсудимым и свидетелями для облегчения их «подчас очень тяжелого или затруднительного положения на суде», спокойное отношение, внимание к объяснениям, исключение иронии и насмешек, равно как и личного озлобления в отношении подсудимого; «опрятность приемов обвинения», исключающих «возбуждение страстей» и искажение материалов дела; исключение в судебном заседании «лицедейства в речи, жесте и манере держать себя»; простота языка, без театральности, излишней вычурности, громких, а также «жалких» слов. |
Нравственным долгом выступающего в суде А.Ф. Кони считал осторожное и умеренное обращение со словом, превращение его в слугу глубокого убеждения, избегание красивой формы и стремления увлечь кого-либо своей речью, т.е. без того, что (свойственно адвокатам) в современной лексике именуется «самопиар». |
Нравственные начала в уголовном процессе
(Общие черты судебной этики)
В этом издании текст несколько сокращен, по словам составителей,
«за счет устранения некоторых повторений фактического материала».
Настоящий очерк в сущности касается вопроса педагогического, то есть вопроса о том, не следует ли при современном состоянии уголовного процесса расширить его академическое преподавание в сторону подробного исследования и установления нравственных начал, которым должно принадлежать видное и законное влияние в деле отправления уголовного правосудия.
Нет сомнения, что историко-догматическая сторона в преподавании уголовного процесса везде должна занимать подобающее ей по праву место, но думается, что настало время наряду с историей и догмою осветить и те разнородные вопросы, возникающие в каждой стадии процесса, которые подлежат разрешению согласно существенным требованиям нравственного закона - этого non scripta, sed nata lex (Не писанный, но естественный закон). Ими у нас до сих пор почти никто систематически не занимался, а между тем нравственным началам, как мне кажется, принадлежит в будущем первенствующая роль в исследовании условий и обстановки уголовного процесса. Формы судопроизводства теперь повсюду более или менее прочно установились. Точно так же определился и взгляд на ценность, пригодность и целесообразность различных судебных учреждений. Законодательство, под влиянием временных ослеплений, может, конечно, отступать назад и возвращаться к устарелым и отжившим учреждениям, но на коренные начала правосудия - гласность, устность, непосредственность и свободную оценку доказательств - оно серьезно посягнуть не решится.
Эти приобретения человечества куплены слишком дорогою ценою многовековых страданий и заблуждений, чтобы с ними можно было легко и надолго расстаться. Вместе с тем едва ли скоро человечество придумает форму суда, могущую с прочным успехом заменить суд присяжных, или найдет возможным обходиться без состязательного начала. Поэтому, по всем вероятиям, в будущем предстоит лишь частичное улучшение некоторых отделов уголовного процесса и уточнение техники производства уголовного исследования. Но рядом с этим изощрением техники должно пойти - будем на это надеяться - развитие истинного и широкого человеколюбия на суде, равно далекого и от механической нивелировки отдельных индивидуальностей, и от черствости приемов, и от чуждой истинной доброте дряблости воли в защите общественного правопорядка. Тогда главное внимание с полным основанием обратится на изучение нравственных начал уголовного процесса и центр тяжести учения о судопроизводстве перенесется с хода процесса на этическую и общественно-правовую деятельность судьи во всех ее разветвлениях.
Задача уголовного суда состоит в исследовании преступного деяния и в справедливом приложении к человеку, признанному виновным, карательного закона. Но суд не механизм и не отвлечение от жизни, а живой и восприимчивый организм, приходящий в самое непосредственное и богатое разнообразными последствиями соприкосновение с явлениями общежития. Он осуществляется судьею в общении с другими сотрудниками или единолично. На различных ступенях уголовного процесса, исследуя преступное дело и связывая с ним личность содеятеля, оценивая его вину и прилагая к ней мерило уголовной кары, наблюдая, чтобы эта оценка была совершаема по правилам, установленным для гарантии как общества, так и подсудимого, судья призван прилагать все силы ума и совести, знания и опыта, чтобы постигнуть житейскую и юридическую правду дела. Облекая эту правду в определенные формы, он должен способствовать, в каждом отдельном случае, восстановлению поколебленного правопорядка. Как бы хороши ни были правила деятельности, они могут потерять свою силу и значение в неопытных, грубых или недобросовестных руках. Чем больше оттенков в своем практическом применении допускают эти правила, чем глубже касаются они личности и участи человека, чем более важным интересам общественной жизни они служат, тем серьезнее представляется вопрос - в чьи руки отдается приложение этих правил и при каких условиях. Не даром народная житейская мудрость создала поговорку: «не суда бойся, бойся судьи!». Известный французский криминалист Ортолан указывает на то, что честный гражданин еще может не подпасть под действие дурных уголовных законов, но он лишен средств избежать дурного отправления правосудия, при котором самый обдуманный и справедливый уголовный закон обращается в ничто.
Вот почему центром тяжести организации уголовного правосудия должен быть признан судья с теми неизбежными условиями, в которые его ставит разумное законодательство, и с теми типическими чертами, которыми его снабжает общественное правовое и нравственное чувство. Постановка звания судьи, пределы свободы его самодеятельности, обязательные правила его действий и нравственные требования, предъявляемые к нему, дают ясную картину состояния уголовного правосудия в известное время и в известном месте. Отношение общественного мнения к судьям рисует, в общих чертах, и характер производимого ими суда. Знаменитая фраза, которую Бомарше вкладывает в уста своего героя: «я верю в вашу справедливость, хотя вы и представитель правосудия», с яркостью указывает, в каких подкупных и трусливых руках было производство суда в современной ему Испании…
Таким образом, изучение судопроизводства, с точки зрения судейской деятельности, должно распадаться на изучение:
а) необходимых свойств этой деятельности, выражающейся главным образом в постановлении приговора, заключающего в себе вывод о виновности на основании внутреннего убеждения судьи, толкование закона в приложении к данному случаю и определение меры наказания;
б) необходимых условий этой деятельности, и
в) поведения судьи по отношению к лицам, с которыми он приходит в соприкосновение вследствие своей деятельности.
В первом отношении прежде всего особенного внимания заслуживает та роль, которую должно играть в выработке приговора внутреннее убеждение судьи. Ближайшее знакомство с типом судьи в его историческом развитии показывает, что, имея задачей быть живым выразителем правосудия, судья не всегда, однако, принимал одинаковое участие в исследовании истины, и роль, которая отводилась ею внутреннему убеждению как основанию приговора не была однородна в разные исторические периоды.
Народный суд. гелиастов под председательством архонта в древней Греции, присяжные судьи под руководством претора в Риме до IV века по Р. X. и франко-германский суд лучших людей, созываемый вождем мархии, - являются представителями чисто обвинительного начала и решают судебный спор лишь по тем доказательствам, которые представлены истцом-обвинителем и огветчиком-обвиняемым.
.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Кони А Ф
Нравственные начала в уголовном процессе
(Общие черты судебной этики)
В этом издании текст несколько сокращен, по словам составителей,
«за счет устранения некоторых повторений фактического материала».
Настоящий очерк в сущности касается вопроса педагогического, то есть вопроса о том, не следует ли при современном состоянии уголовного процесса расширить его академическое преподавание в сторону подробного исследования и установления нравственных начал, которым должно принадлежать видное и законное влияние в деле отправления уголовного правосудия.
Нет сомнения, что историко-догматическая сторона в преподавании уголовного процесса везде должна занимать подобающее ей по праву место, но думается, что настало время наряду с историей и догмою осветить и те разнородные вопросы, возникающие в каждой стадии процесса, которые подлежат разрешению согласно существенным требованиям нравственного закона - этого non scripta, sed nata lex (Не писанный, но естественный закон). Ими у нас до сих пор почти никто систематически не занимался, а между тем нравственным началам, как мне кажется, принадлежит в будущем первенствующая роль в исследовании условий и обстановки уголовного процесса. Формы судопроизводства теперь повсюду более или менее прочно установились. Точно так же определился и взгляд на ценность, пригодность и целесообразность различных судебных учреждений. Законодательство, под влиянием временных ослеплений, может, конечно, отступать назад и возвращаться к устарелым и отжившим учреждениям, но на коренные начала правосудия - гласность, устность, непосредственность и свободную оценку доказательств - оно серьезно посягнуть не решится.
Эти приобретения человечества куплены слишком дорогою ценою многовековых страданий и заблуждений, чтобы с ними можно было легко и надолго расстаться. Вместе с тем едва ли скоро человечество придумает форму суда, могущую с прочным успехом заменить суд присяжных, или найдет возможным обходиться без состязательного начала. Поэтому, по всем вероятиям, в будущем предстоит лишь частичное улучшение некоторых отделов уголовного процесса и уточнение техники производства уголовного исследования. Но рядом с этим изощрением техники должно пойти - будем на это надеяться - развитие истинного и широкого человеколюбия на суде, равно далекого и от механической нивелировки отдельных индивидуальностей, и от черствости приемов, и от чуждой истинной доброте дряблости воли в защите общественного правопорядка. Тогда главное внимание с полным основанием обратится на изучение нравственных начал уголовного процесса и центр тяжести учения о судопроизводстве перенесется с хода процесса на этическую и общественно-правовую деятельность судьи во всех ее разветвлениях.
Задача уголовного суда состоит в исследовании преступного деяния и в справедливом приложении к человеку, признанному виновным, карательного закона. Но суд не механизм и не отвлечение от жизни, а живой и восприимчивый организм, приходящий в самое непосредственное и богатое разнообразными последствиями соприкосновение с явлениями общежития. Он осуществляется судьею в общении с другими сотрудниками или единолично. На различных ступенях уголовного процесса, исследуя преступное дело и связывая с ним личность содеятеля, оценивая его вину и прилагая к ней мерило уголовной кары, наблюдая, чтобы эта оценка была совершаема по правилам, установленным для гарантии как общества, так и подсудимого, судья призван прилагать все силы ума и совести, знания и опыта, чтобы постигнуть житейскую и юридическую правду дела. Облекая эту правду в определенные формы, он должен способствовать, в каждом отдельном случае, восстановлению поколебленного правопорядка. Как бы хороши ни были правила деятельности, они могут потерять свою силу и значение в неопытных, грубых или недобросовестных руках. Чем больше оттенков в своем практическом применении допускают эти правила, чем глубже касаются они личности и участи человека, чем более важным интересам общественной жизни они служат, тем серьезнее представляется вопрос - в чьи руки отдается приложение этих правил и при каких условиях. Не даром народная житейская мудрость создала поговорку: «не суда бойся, бойся судьи!». Известный французский криминалист Ортолан указывает на то, что честный гражданин еще может не подпасть под действие дурных уголовных законов, но он лишен средств избежать дурного отправления правосудия, при котором самый обдуманный и справедливый уголовный закон обращается в ничто.
Вот почему центром тяжести организации уголовного правосудия должен быть признан судья с теми неизбежными условиями, в которые его ставит разумное законодательство, и с теми типическими чертами, которыми его снабжает общественное правовое и нравственное чувство. Постановка звания судьи, пределы свободы его самодеятельности, обязательные правила его действий и нравственные требования, предъявляемые к нему, дают ясную картину состояния уголовного правосудия в известное время и в известном месте. Отношение общественного мнения к судьям рисует, в общих чертах, и характер производимого ими суда. Знаменитая фраза, которую Бомарше вкладывает в уста своего героя: «я верю в вашу справедливость, хотя вы и представитель правосудия», с яркостью указывает, в каких подкупных и трусливых руках было производство суда в современной ему Испании…
Таким образом, изучение судопроизводства, с точки зрения судейской деятельности, должно распадаться на изучение:
а) необходимых свойств этой деятельности, выражающейся главным образом в постановлении приговора, заключающего в себе вывод о виновности на основании внутреннего убеждения судьи, толкование закона в приложении к данному случаю и определение меры наказания;
б) необходимых условий этой деятельности, и
в) поведения судьи по отношению к лицам, с которыми он приходит в соприкосновение вследствие своей деятельности.
В первом отношении прежде всего особенного внимания заслуживает та роль, которую должно играть в выработке приговора внутреннее убеждение судьи. Ближайшее знакомство с типом судьи в его историческом развитии показывает, что, имея задачей быть живым выразителем правосудия, судья не всегда, однако, принимал одинаковое участие в исследовании истины, и роль, которая отводилась ею внутреннему убеждению как основанию приговора не была однородна в разные исторические периоды.
Народный суд. гелиастов под председательством архонта в древней Греции, присяжные судьи под руководством претора в Риме до IV века по Р. X. и франко-германский суд лучших людей, созываемый вождем мархии, - являются представителями чисто обвинительного начала и решают судебный спор лишь по тем доказательствам, которые представлены истцом-обвинителем и огветчиком-обвиняемым. ...
За свою долгую жизнь А. Ф. Кони снискал себе славу не только выдающегося судебного деятеля и первоклассного оратора, талантливого писателя и крупного общественного деятеля, но и незаурядного ученого-право- веда.
Ero талант многогранен, научные интересы разносторонни. Большой вклад внес он в область уголовного права, уголовного процесса и судоустройства. Среди получивших всеобщее признание криминалистов дореволюционной России его имя занимает одно из первых мест.
Уже в юные годы А. Ф. Кони пишет первую научную работу - кандидатское рассуждение о праве необходимой обороны, опубликованное в «Московских университетских известиях» в 1866 году. Эта работа вызвала огромный интерес не только будущих многочисленных почитателей его необычайного таланта, но и государственной цензуры в лице Главного управления по делам печати. Ero дерзкие для того времени мысли о справедливости и целесообразности допущения необходимой обороны против неправомерных действий власти и, в частности, против незаконного ареста, о том, что «всякий гражданин, имеющий обязанность исполнять закон, имеет и право не допустить противозаконных действий», об органической связи права необходимой обороны и принципа равенства между людьми сразу же охарактеризовали А. Ф. Кони как борца за прогрессивные и демократические идеи в праве, каким он оставался до конца своих дней. To был смелый вызов молодого ученого, принципиально и мужественно отстаивающего свои взгляды и убеждения.
Научное дарование А. Ф. Кони было сразу же замечено, и он должен был по рекомендации" юридического факультета Московского университета занять место на кафедре уголовного права и процесса. Однако А. Ф. Кони добровольно отказался от научной карьеры и почти всю свою жизнь посвятил судебной деятельности. Он прочно вошел в науку с большим опозданием во времени, но зато обогащенный многолетним опытом судебной и прокурорской деятельности. Быть может, потому столь весомы и значительны его научные выводы и положения, что они надежно и прочно опираются на обобщения и анализ обширной практики, на личный опыт крупного судебного деятеля и потому вызывают неослабевающий интерес и в наши дни.
Было бы ошибочно думать, что правовые взгляды А. Ф. Кони выражены лишь в его научных работах, составляющих основное содержание данного тома его сочинений. Они красной нитью проходят через все его обвинительные речи и кассационные заключения, руководящие напутствия присяжным заседателям и кассационные доклады, его выступления на собраниях юристов и воспоминания о прошлом.
А. Ф. Кони по праву считается основателем судебной этики - науки, не занявшей еще до сих пор заслуженного ею места. Взгляды его по этому вопросу Изложены B «Нравственных началах в уголовном процессе (общие черты судебной этики)».
Нравственйым началам при осуществлении правосудия А. Ф. Кони отводил видное место. He особенно веря, видимо, в возможность их реализации в судах царской России, он утверждал, что нравственным началам «принадлежит в будущем первенствующая роль в исследовании условий и обстановки уголовного процесса». Он надеялся на то, что рядом с «изощрением техники» в уголовном процессе Должно пойти «развитие истинного и широкого человеколюбия на суде, равно далекого и от механической нивелировки отдельных индивидуальностей, и от черствости приемов, и от чуждой истинной доброте дряблости воли в защите общественного правопорядка». Он надеялся на то, что «центр тяжести учения о судопроизводстве перенесется с хода процесса на этическую и обществен- но-правовую деятельность судьи во всех ее разветвлениях».
Центральное место в судебной деятельности А. Ф. Кони всегда отводил личности судьи. Как бы хороши ни были правила деятельности, они могут потерять свою силу и значение в неопытных, грубых или недобросовестных руках, а самый обдуманный и справедливый уголовный закон обращается в ничто при дурном отправлении правосудия. Исходя из этого, А. Ф. Кони считал, что изучение судопроизводства в той его части, которая относится к судебной деятельности, должно иметь своим предметом не только свойства и условия этой деятельности, HO и «поведение судьи по отношению к лицам, с которыми OH приходит в соприкосновение вследствие своей деятельности».
Большое внимание А. Ф. Кони уделяет проблеме внутреннего убеждения судьи. Он прослеживает, как в историческом развитии свобода внутреннего убеждения античного судьи сменяется предвзятостью внутреннего убеждения феодального судьи в уголовном процессе, где отсутствует защита и присутствуют безгласность, письменность и канцелярская тайна, а последняя в свою очередь сменяется связанностью внутреннего убеждения судьи во времена господства системы формальных доказательств. Он^ приветствует возврат к свободе внутреннего убеждения судьи, связанный с судебной реформой 1864 года.
Судья, по мнению А. ®. Кони, должен напрягать все свои душевные силы для отыскания кстины в деле, при вынесении приговора он не должен быть в плену «мимолетного мнения, внушенного порывом чувства или предвзятым взглядом», он не вправе решать дела по принципу: «Я так хочу». Ero девизом должно быть: «Я не могу иначе». B основе судебного приговора должна лежать не только логическая неизбежность, но и нравственная обязательность.
Процесс формирования внутреннего убеждения судьи связан с непрерывным разрешением возникающих сомнений. А. Ф. Кони принадлежит определение понятия «сомнения» и путей его преодоления. «Благодетельный и разумный обычай, обратившийся почти в неписаный закон, предписывает всякое сомнение толковать в пользу подсудимого. Ho какое это сомнение? Конечно, не мимолетное, непроверенное и соблазнительное по легко достигаемому при посредстве его решению, являющееся не плодом вялой работы ленивого ума и сонной совести, а остающееся после долгой, внимательной и всесторонней оценки каждого доказательства в отдельности и всех их в совокупности, в связи с личностью и житейскою обстановкою обвиняемого^ C сомнением надо бороться - и победить его или быть им побежденным, так, чтобы в конце концов не колеблясь и не смущаясь сказать решительное слово - «виновен» или «нет»...». B этом теоретическом положении настойчиво звучит призыв к напряженной, интенсивной и плодотворной деятельности судей, вне которой не может быть достигнуто специальное и общепревентивное воздействие судебного процесса, и особенно судебного приговора.
Высоко ценил А. Ф. Кони судейскую независимость как одно из важнейших условий, обеспечивающих постановление правильного приговора. Он считал необходимым ограждать судей от всяких посягательств на их независимость, от условий, дающих основание к развитию в них «малодушия и вынужденной угодливости».
B связи с этим он положительно оценивал принцип несменяемости судей, дающий, как ему представлялось, «возможность спокойно и бестрепетно осуществлять свою судейскую деятельность». Переоценка значения несменяемости судей как гарантии судейской независимости относится к числу заблуждений А. Ф. Кони. Общеизвестна ленинская оценка принципа несменяемости судей, не дающего возможности замениаь негодных судей. Именно поэтому советское законодательство не восприняло этого принципа.
Заслуживают быть отмеченными суждения А. Ф. Кони о влиянии иа судей общественного мнения. Он высоко ценил общественное мнение передовой России. Вместе с тем он предостерегал от подмены подлинного общественного мнения «общественными страстями». «Под видом «общественного мнения», - писал он, - судье указывается иногда лишь на голос «общественной страсти», следовать которому в судебном деле всегда опасно и нередко недостойно».
А. Ф. Кони весьма ярко показал, как отрицательно иногда влияет на суд общественное мнение, когда оно является зыбким, неустойчивым, несозревшим. B обвинительной речи по делу Александра и Ивана Мясниковых, разбиравшемуся 14 лет и возбудившему массу толков, он говорил:
«Общественное мнение клонилось... TO в одну, TO в дру~ гую сторону, и судом общественного мнения дело это было несколько раз, и самым противоположным образом, разрешаемо. Мясниковых признавали то закоренелыми преступниками, то жертвами судебного ослепления. Ho суд общественного мнения не есть суд правильный, не есть суд, свободный от увлечений; общественное мнение бывает часто слепо, оно увлекается, бывает пристрастно и - или жестоко не по вине, или милостиво не по заслугам. Поэтому приговоры общественного мнения по этому делу не могут и не должны иметь значения для вас».
Эти соображения актуальны и в наши дни.
Присяжным заседателям, «почерпнутым из общественного моря и снова в него возвращающимся», он всегда внушал, что они не должны приходить в суд с уже заранее сложившимся мнением. B них он видел представителей общественной совести. .
Обращая внимание судей на недопустимость автоматического применения закона, на необходимость проникновения в мысль законодателя, А. Ф. Кони вместе с тем возражал против внесения в толкование закона своих личных вкусов, симпатий и антипатий, что способно поставить на место закона личное усмотрение и произвол. «Законодательная деятельность, - писал он, - в своей вдумчивой и медлительной, по самому своему существу, работе, уподобляется старости, о которой поэт сказал, что она «ходит осторожно и подозрительно глядит». Пестрые явления и новые потребности мимо бегущей жизни обгоняют закон с его тяжелой поступью. Судье легко и извинительно увлечься представлением о том новом, которому следовало бы быть на месте существующего старого, и в рамки настоящего постараться втиснуть предполагаемые веления желанного будущего. Этот прием приложения закона.., однако, грозит правосудию опасностью крайней неустойчивости и случайности...».
Таким образом, А. Ф. Кони выступал против коррек- тировзния законов судьями в соотзетствии с потребностями практики и изменившимися условиями жизни. Так идея независимости судей дополнялась идеей законности, составляя двуединую формулу одного из важнейших устоев правосудия.
Высоко ценя закон, А. Ф. Кони тем не менее подчеркивал, что он намечает лишь служебные обязанности судьи. Ho наряду со служебным долгом есть нравственный долгПоэтому в деятельности судьи должны сливаться правовые и нравственные требования, в каждом судебном действии наряду с вопросом, что следует произвести, возникает не менее важный вопрос о том, как это произвести. Нравственный долг судьи А. Ф. Кони видел прежде всего в уважении к человеческому достоинству и в справедливом отношении к человеку. «Правосудие не может быть отрешено от справедливости, - писал А. Ф. Кони, - а последняя состоит вовсе не в одном правомерном применении к доказанному деянию карательных определений закона. Судебный деятель всем своим образом действий относительно людей, к деяниям которых он призван приложить свой ум, труд и власть, должен стремиться к осуществлению нравственного закона».
B ряде положений уголовно-процессуального закона А. Ф. Кони видел требования нравственности (право близких родственников и супруга обвиняемого устраниться от дачи показаний о нем, недопущение к свидетельству защитника в отношении признания, сделанного ему обвиняемым во время производства по делу, право обвиняемого на молчание и недопустимость принять это молчание за признание им своей вины и т. д.).
А. Ф. Кони стремился привить нравственную чуткость судье, развивать в нем стремление не только казаться, но и быть справедливым. Судья никогда не должен забывать, что подсудимый почти никогда не находится в спокойном состоянии, что следует всегда учитывать состояние потерпевшего, оскорбленного в своих лучших чувствах, а также состояние свидетелей, большинство которых теряется в необычной, торжественной обстановке суда, и потому надо уметь «вернуть спокойствие и самообладание одним,начала в уголовном процессе»: «Идеалы постепенно начали затемняться, и нравственные задачи стали отходить на задний план. Служение правосудию понемногу начинает обращаться в службу по судебному ведомству, которая отличается от многих других лишь своею тяжестью и сравнительно слабым материальным вознаграждением».
А. Ф. Кони мечтал, чтобы в курс уголовного судопроизводства входил отдел судебной этики в дополнение к истории и догме процесса. Неоднократные его попытки получить возможность читать такой курс в университете не увенчались успехом. Ho мечта его была смелой и дерзкой: утверждать и внедрять нравственные начала в уголовное судопризводство, хотя и пореформенной, но самодержавной России.
Большую научную ценность имеет включенный в четвертый том очерк «История развития уголовно-процессуального законодательства в России». Законы о судопроизводстве, подчеркивал А. Ф. Кони, помимо своего назначения регламентировать осуществление правосудия, имеют историческое, политическое и этическое значение.
Метко и образно характеризует А. Ф. Кони старый дореформенный суд, в котором торжествовало «своеобразное правосудие, среди органов которого подчас власть без образования затопляла собою небольшие островки образования без власти».
Волокита и исключительная медлительность производства являлись непременными спутниками этого суда. B работе приводится яркий пример такой волокиты: дело о краже из московского уездного казначейства медной монеты, возникшее в 1844 году, было окончено ЛИШЬ B 1865 году, т. e. через 21 год. Таких дел было немало.
Обличающие строки посвятил А. Ф. Кони временам, когда «сознание надо добыть во что бы то ни стало, - не убеждением, так страхом, не страхом, так мукою», когда судьи допытывались «правды» посредством изощренных пыток, когда суд находился в плену заранее «предустановленных», формальных доказательств с их «присяжными» и «бесприсяжными» свидетельскими показаниями, с превосходством показаний знатного перед незнатным, духовного перед светским, мужчины перед женщиной, ученого перед неученым.
А. Ф. Кони показал и неприглядную роль правовой науки. «Вопиющие недостатки такого порядка вещей, - писал он, - долгое время не привлекали к себе внимание законодателя и мало интересовали науку, которая, брезгливо отворачиваясь от действительности, уходила в глубь веков, изощряясь в исследованиях о кунах и вирах по Русской Правде или раболепно пела дифирамбы нашему судопроизводству».
И если делались отдельные попытки хотя бы комментировать действующее законодательство, то они наталкивались на противодействие цензуры. B очерке приводится приговор с «Практическим руководством к русскому уголовному судопроизводству», написанным H. И. Стоя- новским в 1850 году и признанным цензурой излишним по мотиву: «Что если в его руководстве приведено TO, что изложено в Своде законов, то к чему оно?, а если в нем содержится то, чего нет в Своде, то оно бесполезно, а следовательно и не нужно;..»,
Читатель найдет в указанной работе немало восторженных строк, посвященных периоду, предшествовавшему судебной реформе и связанному с ее осуществлением, - периоду «судебного обновления России», «пробуждения правового чувства и юридической мысли».
Весьма тщательно показаны в этой * работе дискуссии, имевшие место в то время по вопросам введения суда присяжных, допущения защиты обвиняемых на предварительном следствии и гласности при производстве предварительного следствия.
А. Ф. Кони сочувственно относился к мнению, что «такая гласность представляется самым действительным средством в смысле ограждения лица, подвергшегося преследованию, от злоупотреблений и увлечений следователя», она нужна и «для устранения несправедливых нареканий на добросовестных следователей и для предупреждения возможности голословного отказа подсудимых от сделанного ими признания преступления». Что же касается допущения защиты на предварительное следствие, то оно «одинаково полезное не только для привлеченного, HO и для самого следователя».
А. Ф. Кони сочувственно приводит доводы редакционной комиссии против предоставления права единолично мировому судье применять арест: «Арест есть лишение свободы - величайшего блага каждого гражданина, распоряжение которым нельзя предоставить единоличному мировому судье, способному, как всякий человек, увлекаться и страстями, и пристрастиями. B случае несправедливости этого наказания уже невозможно вознаградить сделанное им зло. Арест есть вычет из жизни, пополнить который не в состоянии никакая сила человеческая. Представлять такое безвозвратное неисправимое наказание произволу одного судьи - нет никакой возможности. Распоряжение им может быть представлено только суду коллегиальному, но никак не одному судье. Гражданская свобода- такое великое право, которое должно быть огоаж- дено самыми действительными гарантиями».
Весьма примечательно суждение А. Ф. Кони о царской тюрьме - «этой школе взаимного обучения праздности пороку, разврату и преступлению».
А. Ф. Кони был неизменным почитателем судебной реформы, осуществленной в России в 1864 году. Он считал, что юрист найдет в истории судебной реформы широкую и блистательную картину коренного изменения форм и условий правосудия, являющегося одной из важнейших сторон жизни. Уходил со сцены вотчинный суд C его расправой в голом виде, терялся сословный характер суда. C судебной реформой связывалась не оправдавшаяся впоследствии надежда, что уйдет в прошлое Русь, которая «в судах полна неправды черной».
B работе «Судебная реформа и суд присяжных» А. Ф. Кони прослеживает процесс рождения новых начал в судопроизводстве. Вначале, еще до реформы, полицейский розыск отделяется от судебного исследования. Ha смену полицейским чинам приходят судебные следователи. Двери залов судебных заседаний понемногу начинают открываться, и в них входит не только проситель, но и «слушатель и зритель». Однако это были лишь заплаты на старой одежде. B суде продолжала господствовать теория формальных доказательств, преобладало письменное производство. «Составители Судебных уставов, - писал А. Ф. Кони, - понимали, что необходима кореиная реформа, что как ни подпирать, чинить и штукатурить старое здание, а все-таки в нем долго прожить будет невозможно».
Судебная реформа на место теории формальных доказательств принесла свободную оценку доказательств, а взамен письменного производства провозгласила начала гласности, устности, непосредственности и состязательности. Появился суд присяжных. «Живой человек, - писал А. Ф. Кони, - вызван ими во всех стадиях процесса пред лицо суда и в решительные моменты окончательного обсуждения его вины поставлен в условия свободного состязания».
А. Ф. Кони с грустью многократно отмечает, что осуществление в жизни основных начал Судебных уставов вызвало резкие и все возрастающие нападки на эти начала. Демократические начала и институты не могли пуститькории в почву царскойРоссии(этодалеконевсегда понимал А. Ф, Кони). Их судьба оказалась печальной. «Мировой институт, - констатирует А. Ф. Кони, - судебные следователи, прокуратура, адвокатура и присяжные заседатели были подвергаемы беспощадней и, по большей части, крайне односторонней критике».
А. Ф. Кони возмущался несправедливостью огульных обвинений учреждения адвокатуры, «неразрывно связанного с коренным началом нового суда - состязанием сторон», и отмечал ту тяжелую и бескорыстную помощь, «которую оказывала адвокатура отправлению правосудия в массе уголовных, подчас очень долгих процессов».
Он решительно отбивал все атаки на суд присяжных и отстаивал необходимость его сохранения. B присяжных заседателях он видел представителей общества, выразителей общественной совести, указывал иа ту пропасть, которая отделяла их от сословных представителей. «Присяжные заседатели, - писал А. Ф. Кони, - решают дела по внутреннему убеждению, которое складывается свободно и независимо, согласно с тем, что они видят и слышат на суде. Это коренное свойство суда присяжных».
Как известно, суд присяжных подєергалея в то время критике главным образом за то, что он выносил значительное число оправдательных приговоров. Особой силы достигла эта критика, когда был вынесен оправдательный приговор по делу Веры Засулич, по которому председательствовал А. Ф. Кони (в качестве наказания за это он был «разжалован» в цивилисты и направлен в петербургскую судебнуюпалатудля рассмотрения гражданскихдел). А. Ф. Кони потратил немало сил и энергии на".то, чтобы вскрыть подлинные причины оправдательных приговоров, выносимых присяжными заседателями. Он указывал на то, что присяжных спрашивают ке о том, совершил ли подсудимый преступное деяние, а виновен ли он в том, что совершил его. И поэтому они нередко, установив факт совершения подсудимым преступления и не найдя его личной вины в этом, выносят оправдательный вердикт. Он считал преувеличенными многочисленные заявления о слабой репрессии суда присяжных.
А. Ф. Кони утверждал, что можно не соглашаться с тем или иным оправдательным приговором суда присяжных, но его всегда можно понять и объяснить.
Оправдательные приговоры суда присяжных во многих случаях содержали в себе критику действовавших тогда законов, c которыми не могло примириться правосознание присяжных заседателей. Поэтому А. Ф. Кони подчеркивал, что систематически повторявшиеся оправдательные приговоры «сослужили службу законодательству, указав ему на противоречие жизни с требованиями закона».
А. Ф. Ко-ни приходил к выводу, что правильное решение вопроса заключается не в принятии предложений об упразднении суда присяжных, а в осуществлении мер по улучшению практики его деятельности. «Суд жизненный, - писал он о суде присяжных, - имеющий облагораживающее влияние на народную нравственность, служащий проводником народного правосознания, должен не отойти в область преданий, а укрепиться в нашей жизни».
«Суд присяжных России, - говорил А. Ф. Кони 28 ноября 1880 г.в С.-Петербургскомюридическом обществе,- похож на дорогое и полезное растение. Опытный и знающий садовод, в лице составителей Судебных уставов, перенес его из чужих краев на нашу почву, вполне для него пригодную, и затем уступил другим возращеиие этого растения. Пока оно не пустит глубоких корней и не распустится во всей своей силе, необходимо не оставлять его на произвол судьбы, а заботливо следить за ним, охранять его от непогоды, защищать от дурных внешних влиянии, окопать и оградить таким образом, чтобы не было поводов и возможности срезать с него кору или обламывать его вегки».
B суждениях А. Ф. Кони о суде присяжных в царской России имелось немало заблуждений и главное чрезмерной идеализации этого института. Некоторые его предложения по усовершенствованию суда присяжных были ошибочными. Он неправильно, например, полагал, что одной из причин недостатков в деятельности суда присяжных является привлечение в их состав крайне бедных людей. Отмечая в работе «О суде присяжных и о суде с сословными представителями» невысокий имущественный ценз для включения в списки присяжных (200 руб. валового дохода или жалованьявгод)и предлагая повысить этотценз, А. Ф. Кони писал: «...всякий суд, не исключая и суда присяжных, должен состоять из людей, независимых от нужды и от страстей, ею порождаемых». Он считал в связи с этим правильным исключение законом 1887 года из состава присяжных Людей, впавших в крайнюю бедность, и домашнюю прислугу и ставил вопрос о возможности исключения из их состава «...таких представителей служебных профессий, которые, будучи надломлены в своей жив- ни и искажены в трезвости своих взглядов непрерывным механическим трудом за кусок хлеба, приносят затем иа скамью присяжных болезненную односторонность». Он сетовал на «...призыв в присяжные заседатели, по нескольку лет сряду, одних и тех же лиц из числа весьма недостаточных крестьян, тогда как в тех же местностях много лиц дворянского и купеческого сословий...».
Отдавая должное судебной реформе, А. Ф. Кони тем не менее иногда трезво понимал, что если найдутся люди для ее осуществления в жизни, то не будет условий для деятельности этих людей. B речи в годовом собрании Юридического общества при С.-Петербургском университете 26 января 1892 г. «Новые меха и новое вино» он говорил: «У нас часто жалуются, что «нет людей», когда в сущности нет не людей, а условий для их деятельности. Являются условия - появляются неведомо откуда, из безвестной тьмы предполагаемого безличья, и деятели бодрые и добрые...».
B августе 1913 года в канун 50-летия Судебных уставов А. Ф. Кони писал: «Скоро минет пятьдесят лет с 20 ноября 1864 г.... Гармонические черты богини изменились, чело ее покрыли морщины - плод горьких утрат и тяжелых испытаний, н® для тех, кто ее узнал полвека назад, кто с любовью и тревогой следил за ее жизненным путем, ее внутренняя красота осталась неизменной, и в душе их живет вера, что все наносное, временное, случайное, вызванное «злобой дня» и служащее последней, при дальнейшем развитии русской правовой жизни «спадет ветхой чешуей», открыв неувядающие черты первоначального образа».
Демократические начала правосудия и идеалы, в которые верил и которым служил А. Ф. Кони, были, однако, несбыточной мечтой в условиях царской России. Ему суждено было дожить и увидеть их торжество после Октября 1917 года в Советской России, где произошло действительное судебное обновление как составная часть всеобщего обновления экономической, общественной и политической жизни..
А. Ф. Кони был неизменным приверженцем демократических принципов уголовного процесса. Гласность,уст- ность, непосредственность и свободную оценку доказательств он считал коренными началами правосудия.
Он высоко ценил принцип состязательности и полагал> что «едва ли скоро человечество... найдет возможным обходиться без состязательного начала», так как именно в судебном состязании «взаимно создаются и разрушаются аргументы и установляются новые и не всегда ожиданные точки зрения не только на закон, но и на личность подсудимого, взятую не отвлеченно, а выхваченную из жизни со всеми своими корнями и ветвями».
«Гласность и устность, - писал он, - внесли в судебное производство начало непосредственного восприятия материала для суждения. Они расшевелили и разметали по сторонам тот ворох бумаг, докладов, протоколов, проектов, резолюций и т. п., под которым был погребен живой человек, становившийся лишь нумером дела. Он встал из- под этого нагромождения письменной работы, стиравшей его личные краски, и предстал перед судьею вместе со своими фактическими обличителями и заступниками-свиде- телями».
Демократические принципы правосудия хорошо раскрыты А. Ф. Кони в работе «Заключительные прения сторон в уголовном процессе». Здесь, в частности, указывается на то, что состязательное начало в процессе выдвигает как необходимых помощников судьи в исследовании истины - обвинителя и защитника, совокупными усилиями которых освещаются разные и противоположные стороны дела.
А. Ф. Кони подчеркивал прежде всего нравственные обязанности прокурора-обвинителя, призванного с одинаковой чуткостью и усердием ограждать «интересы общества и человеческое достоинство личности».
«Мерилом дозволительности приемов судоговорения, - писал он, - должно служить то соображение, что цель не может оправдывать средства и что высокая задача правосудного ограждения общества и вместе защиты личности от несправедливого обвинения должна быть достигаема способами, не идущими вразрез с нравственным чувством».
Весьма интересны суждения А. Ф. Кони о характере, содержании и предмете прений сторон. Нельзя не согласиться с его утверждением, что прения - самая живая, подвижная, изменчивая в содержаний и объеме часть судебного состязания.
Прения не должны касаться вопросов, не имеющих никакого отношения к делу, но вместе с тем они, по мнению Кони, могут касаться обстоятельств, не бывших предметом судебного следствия (например, вопроса о применении уголовного закона, меры наказания, указаний на общеизвестные истины, не требующие судебных доказательств, и т. д.).
Касаясь вопроса об обременительности для суда участия в деле нескольких защитников на стороне одного подсудимого, А. Ф. Кони остроумно замечает, что соображения практического удобства не должны приниматься во внимание и что численное неравенство сил не имеет никакого значения, важно лишь их качество. «Рассматриваемые с точки зрения талантаизнания, - пишет он, - несколько заурядных защитников не могут составить надлежащего противовеса одному талантливому обвинителю, а три-че- тыре рядовых прокурора не идут в сравнение с одним богато одаренным защитником, горячим словом которого движет глубокое внутреннее убеждение».
B противовес многим ученым и судебным ораторам А. Ф. Кони категорически возражал против составления текста обвинительной и защитительной речей сторон и оглашения их в судебных прениях. Он сам никогда не прибегал к этому, выступая в судах в качестве обвинителя, так как это «подрывало бы впечатление, которое они должны производить, и ослабляло бы непосредственность восприятия их содержания, сосредоточивая на себе гораздо менее внимания, чем изустные объяснения...». B другом месте он пишет: «Изустное слово всегда плодотворнее
письменного: оно живит слушающего и говорящего». Он сообщает, что Сенат признал недопустимым произнёсение заключительных речей по проектам, заранее заготовленным, разрешив лишь «заглядывать» в заметки в случаях, когда память изменяет. А. Ф. Кони был сторонником живого, образного и яркого слова на суде, лично показывая всем обвинителям неистощимый талант первоклассного судебного оратора.
B подтверждение своей позиции по этому вопросу А. Ф. Кони приводит высказывание московского прокурора Громницкого по поводу заранее изготовленных речей: «Они гладки и стройны, но бледны, безжизненны, и не производят должного впечатления; это блеск, но не свет и тепло; это красивый букет искусственных цветов, но с запахом бумаги и клея».
B известной работе «Приемы и задачи прокуратуры» А. Ф. Кони показывает не только то, что вправе и обязан делать прокурор, но и то, как он должен это делать. Здесь он прежде всего обращает внимание на трудности, связанные с деятельностью обвинителя «в обстановке публичного столкновения и обмена убежденных взглядов, а не в тиши «присутствия». Прокурор не должен обвинять BO что бы то ни стало и допускать «близорукую или ослепленную односторонность». B речи прокурора не должно быть развязности и насмешек над подсудимым. Кони вспоминает случай, когда один из товарищей прокурора, pac-: сказав об исходе обвинения, которое он поддерживал, заявил ему: «Ну, хоть я и проиграл, но зато ему (подсудимому.- И. П.) всю морду сапогом вымазал, - останется доволен». А. Ф. Кони тут же устранил этого «судебного деятеля» от выступлений в качестве обвинителя на суде.
Особого такта требовал А. Ф. Кони от прокурора в отношении к суду и к своему процессуальному противнику - защитнику. Он выступал против каких бы то ни было выпадов и личных оскорблений защитника, против обобщения отдельных недостатков адвокатуры и огульного охаивания ее деятельности. «Было бы, однако, в высшей степени несправедливо, - писал А. Ф. Кони, - обобщать эти случаи и поддерживать на основании такого обобщения неблагоприятный и нередко даже враждебный взгляд на такую необходимую жизненную принадлежность состязательного процесса, как защита».
А. Ф. Кони считал невозможным преподать какие-либо советы, исполнение которых может сделать человека красноречивым. Важно^уметь говорить публично, а это умение обусловлено, по его мнению, исчерпывающим знанием предмета, о котором говоришь, хорошим знанием языка, на котором говоришь, умением пользоваться всеми богатствами языка, и, наконец, правдивостью того, о чем говоришь. B основании судебного красноречия, утверждал А. Ф. Кони, лежит необходимость доказывать и убеждать, т. e. иными словами, - необходимость склонять слушателей присоединиться к своему мнению.
Весьма решительно осуждал А. Ф. Кони практику, появившуюся в середине восьмидесятых годов, когда лицо, в отношении которого было собрано достаточно доказательств, для того чтобы быть поставленным в положение обвиняемого, на протяжении почти всего предварительного следствия оставалось в качестве подозреваемого, чем грубо нарушалось право обвиняемого на защиту. «Следователем и прокуратурой, - писал А. Ф. Кони, - в этих случаях руководило желание достигнуть успеха обвинения лишением заподозренного возможности защищаться, молчаливо и беспомощно видя и чувствуя, как куется против него целая цепь улик и доказательств, своевременно опровергнуть или иначе осветить которые он лишен возможности».
C возмущением А. Ф. Кони отзывался о незаконной практике, когда будущий несомненный обвиняемый, против которого уже были вполне достаточные данные, допрашивался как свидетель, иногда по нескольку раз в течение следствия. «Легко себе представить, - писал А. Ф. Кони, - что переживал такой псевдосвидетель, какие ложные и опасные для себя шаги он делал, «оглушенный шумом внутренней тревоги» и измученный этой следственной игрой «в кошку и мышку».
Заслуживает внимания еще одна рекомендация, содержавшаяся в «Приемах и задачах прокуратуры». Речь идет об использовании в обвинительной речи на суде сознания подсудимого. «При обвинениях на суде, - писал А. Ф. Кони, - и я, и некоторые из моих товарищей старались не опираться на собственное сознание подсудимого, даже сделанное на суде, и строить свою речь, как бы сознания вовсе не было, почерпая из дела объективные доказательства и улики, не зависящие от того или другого настроения подсудимого, - от его подавленности, нервности, желания принять на себя чужую вину или смяглить свою, сознаваясь в меньшем, чем то, в чем его обвиняют...».
Среди работ о судебной психологии видное место занимает статья «Память и внимание». И хотя она снабжена автором весьма скромным подзаголовком «Из воспоминаний судебного деятеля», в ней сделаны научные обобщения и выводы, имеющие значение для развития новой и молодой еще в настоящее время науки - судебной психологии.
«Память и внимание» - это глубокое и тщательное исследование одной из важнейших проблем судебной психологии - психологии свидетельских показаний.
А. Ф. Кони справедливо указывает на то, что способность человека останавливать свое внимание на окружающем и происходящем, свойства и характер памяти с ec видоизменениями под влиянием времени и личности рассказчика имеют большое значение для формирования и дачи показаний. Поэтому проблема внимания и памяти лиц, дающих показания, является ключевой для проверки оценки достоверности этих показаний.
Решительно выступает А. Ф. Кони против учения классической школы, опутавшей «жизнь своим учением о злой воле и ее проявлениях», против появившейся тогда тенденции заменить суд присяжных судом «врачей-специалистов, для которого, по самому его существу, не нужны гласность, защита, обжалование, возможность помилования». Он обращает внимание на то, что «это все шаткие условия искания истины в деле, а не положительного и твердого знания о ней, даваемого наукой», что это лишь способно низвести карательную деятельность государства «к охоте на человека с применением научных приемов антропометрии». Bce эти тенденции не могли не сказаться отрицательно не только на уголовном праве и судоустройстве, но и на уголовном процессе, который, по меткому замечанию А. Ф. Кони, «острее соприкасается с жизнью и ее вечно новыми запросами».
Без свидетельских показаний не обходится почти ни одно уголовное дело. Поэтому роль свидетельских показаний в формировании внутреннего убеждения следователей и судей огромна. Чтобы обеспечить получение правильных показаний, недостаточно одной лишь борьбы с злоупотреблениями со стороны лиц, ведущих допрос. «В самом свидетеле, - писал А. Ф. Кони, - могут заключаться элементы, отклоняющие его показание от истины, замутняю- щие и искажающие его строго фактический источник».
Если бы внимание каждого свидетеля было обращено на все стороны воспринимаемого явления, а память удерживала все воспринятое, то при правильном и полном вос? произведении воспринятого мы всегда получали бы достоверные свидетельские показания. Ho внимание обращается не на все, а память не все удерживает. Это усложняет работу следователя и судьи при оценке свидетельских показаний. «Эта своего рода «усушка и утечка» памяти вызывает ее на бессознательное восстановление образующихся пробелов - и таким образом, мало-помалу, в передачу виденного и слышанного прокрадываются вымысел и самообман. Таким образом, внутри почти каждого свидетельского показания есть своего рода язва, отравляющая понемногу весь организм показания, ие только против воли, но и без сознания самого свидетеля. Вот с каким материалом приходится судье иметь дело...»
Здесь А. Ф. Кони ставит важный вопрос о субъективно добросовестных, но объективно ложных показаниях, вопрос о необходимости отграничить заведомо ложные показания свидетеля, влекущие уголовную ответственность лжесвидетеля, от лжи бессознательной и невольной, не влекущей ответственности свидетеля, но тем не менее одинаково затемняющей истину, преграждающей к ней путь.
Указывая на трудности, связанные с оценкой свидетельских показани^, А. Ф. Кони не пошел, однако, по неправильному пути отказа вообще от этих показаний как источника доказательств, он мобилизует судей на преодоление этих трудностей, в частности, путем изучения основ судебной психологии. Для этой цели он предлагал ввести на юридическом факультете преподавание психологии и психопатологии.
Вместе с тем А. Ф. Кони высказывался против психологической экспертизы показаний свидетелей, предлагаемой рядом ученых (Штерн, Врещнер и др.). Исключение он делал для психологической экспертизы показаний детей, легко подвергаемых самовнушению и потому представляющих опасность для правосудия.
«...С точки зрения судоустройства, - писал А. Ф. Кони,- признание допустимости и даже существенной - необходимости экспертизы 9 внимания и памяти связано, выражаясь официальным языком, с «колебанием основ», как суда вообще, так и суда присяжных в частности... He последовательнее было бы в таком случае преобразовать суд согласно мечтаниям криминальной психологии, заменив и профессиональных, и выборных общественных судей смешанною коллегиею из врачей, психиатров, антропологов и психологов, предоставив тем, кто ныне носит незаслуженное имя судей, лишь формулировку мнения этой коллегии».
Подробно и тщательно прослеживает А. Ф. Кони связь между показаниями свидетеля и его темпераментом чувства (сангвинический и меланхолический), темпераментом деятельности (холерический и флегматический), полом, возрастом, физическими недостатками, бытовыми и племенными особенностями, профессией, образованием и т. д* Глубокому анализу подвергает он различные виды внимания (сосредоточенное и рассеянное, центростремительное и центробежное, гиперэтезическое (обостренное) и анестези- ческое (принудительное)и т.д.).Яркие строки посвящены эгоистической памяти, отражающей все события и явления сквозь призму собственного «я», свидетелям с «дырявой» памятью.
А. Ф. Кони приходит к правильному выводу, что противоречия между показаниями различных свидетелей объясняются нередко не тем, что одни из них дали правдивые показания, а другие - ложные, а чаще всего различными свойствами внимания и памяти лиц, давших показания. «Таким образом, - делает вывод А. Ф. Кони,- очень часто о выходящем из ряда событии или резкой коллизии, о трагическом положении или мрачном происшествии создаются несколько показаний разных лиц, одинаково внешним образом стоявших по отношению к ним и показывающих каждый неполно, а все вместе, в своей совокупности, дающих совершенно полную и соответствующую действительности картину».
Особенный акцент делает А. Ф. Кони на допускаемом потерпевшими от преступления преувеличении обстоятельств и действий, наблюдаемых ими. «Простая палка оказывается дубиной, угроза пальцем - подъемом кулака, возвышенный голос - криком, первый шаг вперед - нападением, всхлипывание - рыданием, и слова - «ужасно», «яростно», «оглушительно», «невыносимо» - пересыпают описание того, что произошло или могло произойти с потерпевшим». Ошибочно поступают судьи, которые это естественное преувеличение, легко объяснимое тем, что «у страха глаза велики», воспринимают как заведомую ложь.
«Пред судом предстоит,- писал А.Ф. Кони,- не мертвый фотографический механизм, а живой и восприимчивый человеческий организм». Это затрудняет судебную деятельность, делает путь к истине тернистым и зигзагообразным, но ни в коей мере не делает невозможным раскрытие и достижение истины в уголовном деле. Глубокое проникновение в психологию свидетельских показаний не разоружает, а, наоборот, вооружает следователей и судей в их нелегком труде по установлению объективной истины. Таков оптимистический вывод, который следует из работы «Память и внимание». Несомненно, что развивающаяся в наши дни судебная психология не может пройти мимо этой интересной и замечательной работы.
Круг научных интересов А. Ф. Кони был широк и раз- носторонен. Он обращался к исследованию разных проблем, имевших социальное и правовое значение. Одной из них была проблема самоубийства, которой он посвятил специальную работу «Самоубийство в законе и жизни».
Рост числа самоубийств А. Ф. Кони рассматривал как социальное явление. «Черное крыло насильственной смерти от собственной руки, - писал он, - все более и более развертывается над человечеством, привлекая под свою мрачную тень не только людей, по-видимому обтерпевшихся B жизни, HO и нежную юность, и тех, KTO дожил до близкой уже могилы». Он приводит данные о росте самоубийств в Петербурге, Германии и США и возражает тем, кто пытался объяснить самоубийства лишь состоянием сумасшествия и пьянством или наклонностями, передающимися в силу атавизма. «...Случайное и само по себе не имеющее особо мрачного характера обстоятельство или событие представляет собой лишь последнюю каплю в переполненной житейскими страданиями чаше, заставляя перелиться ее содержание через край».
Анализируя вопрос о карательных мерах в отношении самоубийства, А. Ф. Кони считал их жестокими и нецелесообразными, полагая, что они «били по оглобле, а не по коню». Поэтому он приветствовал отказ в советском уголовном законодательстве от наказуемости самоубийства и покушения на него.
Касаясь причин самоубийства, А. Ф. Кони указывал на развал семьи и разрушение ее внутренней гармонии, иа общественно-политические причины, связанные с потерей надежд в «продолжительный период реакции», на обостренную борьбу за существование, вызывающую «крайнюю нужду и безработицу», на «скученность населения в городах, ютящегося в огромном числе в самой нездоровой обстановке, без света и чистого воздуха», на тлетворное действие кинематографа, который вместо научно-поучи- тельных и просветительных картин показывает «методологию преступлений и сцены самоубийств, действующие заразительно на молодое поколение», на культ самоубийств, присущий многим произведениям литературы, на дурное воспитание в семье и школе, что имеет своим результатом формирование эгоистов, и т. д.
«Вечный» вопрос о том, является ли самоубийство проявлением малодушия или, наоборот, силы характера и твердой решимости, А. Ф. Кони разрешает так, что здесь имеет место и то, и другое: сама мысль о самоубийстве - проявление малодушия. Ho осуществление этой мысли, противоречащее естественному чувству самосохранения, «требует сильного напряжения воли...»
А. Ф. Кони задумывался и над проблемой эффективной борьбы с пьянством как большим социальным злом, приводящим к многим преступлениям. Корень зла он видел в казенной продаже водки и спирта. Запрещение этой продажи, вызванное войной, привело, по его мнению, к тому, что «порядок и спокойствие в деревне, очевидное и быстрое уменьшение преступности во всей стране, ослабление хулиганства и поразительный по своим сравнительно с прошлыми годами размерам приток взносов в сберегательные кассы - служат блестящими доказательствами благодетельности этой меры».
Между тем, указывал А. Ф. Кони, министры финдн- сов защищали винную монополию, так как она приносила 700 млн. руб. дохода в год, из которых на содержание лечебниц для алкоголиков расходовалось в 1908 году лишь 28 тыс. руб. А. Ф. Кони критически оценивал предположение, что в связи с введением казенной продажи вина кабак прекратит свое существование. «Ho это была иллюзия, и кабак не погиб, а лишь прополз в семью, внося в нее развращение и приучение жен и даже детей пить водку. Сойдя официально с лица земли, кабак ушел под землю, в подполье для тайной продажи водки, став от этого еще более опасным».
Активно участвовал А. Ф. Кони в выработке и обсуждении ряда важных законопроектов. Ero речи свидетельствуют о его неизменных демократических и прогрессивных устремлениях. Он возражал тем, кто противился принятию законопроекта об условном досрочном освобождении, ссылаясь на недовольство слабостью репрессии. «С этой точки зрения, - говорил он, - ощущения и впечатления потерпевшего от преступления, недовольного слабостью уголовной репрессии, никогда, несмотря на приведенные здесь личные примеры, не могут и не должны служить директивой для законодателя».
B своей речи А. Ф. Кони высказал ряд интересных суждений по вопросу о преступлении и наказании. «Ныне оставлена мысль, что уголовную кару можно применять на одну общую мерку, считая, что преступное деяние есть результат преступной воли отдельного человека, развившего ее в себе, совершенно независймо от всего, с чем OH соприкасается в жизни и чем эта жизнь влияет на него... Преступление... создается множеством обстоятельств и обстановкой, окружающими человека, и к нему, стоящему в центре этого круга, радиусами тянутся те условия, находясь в которых, он совершил нарушение закона».
Именно такой подход к преступлению обеспечивает необходимую индивидуализацию и назначение справедливого наказания, а главное применение не только наказания за совершенное преступление, но и борьбу с причинами и условиями, способствовавшими ему.
Касаясь теоретического обоснования необходимости условного досрочного освобождения, А. Ф. Кони справедливо замечает: «...He надо забывать, что в преступлении, подлежащем рассмотрению суда, заключается и статика, и динамика. Статика - это совершенное деяние и назначенное за него наказание, а динамика - это применение и воздействие наказания». При этом речь идет не о воздействии возмездия, в котором отсутствуют нравственные основы, не о воздействии устрашения, а о воздействии исправления, для которого в об\асти динамики нужен ряд активных мер, в том числе и такая мера, как условное досрочное освобождение.
Условное досрочное освобождение А. Ф. Кони рассматривает как стимул к быстрейшему исправлению осужденного. Этого стимула не может быть у осужденного, сознающего. «что как бы он себя ни велг он не сократит срока своего содержания, а выйдя на свободу, встретится лицом к лицу с отчуждением и недоверием к тюремному сидельцу. Так развивается в нем пассивность и замирает самодеятельность. Надобно возбудить в нем активность, сделать его в некотором отношении хозяином своего положения, внушить ему, что от него зависит сокращение срока его содержания...»
А. Ф. Кони возражал против того, чтобы не распространять условное досрочное освобождение на осужденных, содержащихся в крепости, так как нельзя «держаться внешнего признака и ставить разрешение вопроса в зависимости не от деяния, а от здания, считая, что исправление возможно только в пределах острога с традиционными башнями, а не за крепостной оградой, которая в действительности в огромном большинстве случаев осужденного и не окружает».
А. Ф. Кони всегда подчеркивал, что подлинный гуманизм в уголовном судопроизводстве достигается не в результате «всепрощения» и оправдания виновных, а в результате назначения справедливого наказания и надлежащего его исполнения.
Он выступил в защиту законопроекта о допущении женщин в адвокатуру. Здесь он прежде всего полемизировал с министром юстиции, возражавшим против принятия этого законопроекта. Ero довод, что, будучи избранными в совет присяжных поверенных, женщины получат дисциплинарную власть над своими товарищами, А. Ф. Кони опровергает ссылкой на речь самого министра, в которой он разделил женщин «на таких, которые заставляют себя слушаться и которые не умеютслушаться».«Такпоче- му же женщинам первой категории, - спрашивалА.Ф.Ко- ни, - и не участвовать в принятиидисциплинарныхмер?» Неверно, по мнению А. Ф. Кони, и утверждение, что нет никакой неотложной надобности в допущении женщин в адвокатуру, так как нет недостатка в адвокатах в большинстве городских местностей. Ho закон, отмечал Кони, должен основываться не на такой необходимости, а быть результатом спокойно сознанной потребности общества. A потребность в допущении женщин в адвокатуру имеется. «Для кого же секрет, - спрашивал А. Ф. Кони, - что жизнь удорожилась чрезвычайно? Кто же не чувствует, что бытовые и житейские условия чрезвычайно изменились за последние 50 лет?.. Необходимо многим, беззаботно жившим, самим идти зарабатывать хлеб. Необходимо лично вступать в борьбу за существование, т. e. за кусок хлеба. И вследствие этого является потребность возможного расширения областей честной и непостыдной деятельности.., как же государство может не придти на помощь этому положению и не открыть новую сферу деятельности, не открыть женщине новый способ заработка?»
А. Ф. Кони вскрывает противоречие между законом 1911 года, разрешившим женщинам получать высшее юридическое образование, и попытками не допускать женщин в адвокатуру. Это-противоречие между «расширенным горизонтом знаний» и «крайне суженным приложением их к делу». Резкой критике А. Ф. Кони подвергал возражения против допущения женщин в адвокатуру со ссылкой на особые физические и духовные свойства женской природы.
«Как можно взваливать на женщину, говорят нам, адвокатские обязанности? Взваливая их на женщину, вы хотите заставить ее рыскать по делам, прибегать к уловкам, обходить закон, нанимать подставных свидетелей и вообще заниматься всякою скверностью. Ho, господа, если бы адвокатура и представляла иногда некоторые нежелательные стороны, так как это слишком обширное собрание людей, с пестрым нравственным развитием, то нельзя же говорить, что вся адвокатура только этим занимается..."нель- зя так размашисто характеризовать адвокатуру».
Критически разбирает А. Ф. Кони еще два довода, противоречащих друг другу: 1) «женщины будут иметь опасное и незримое влияние на судей» и 2) «надо пощадить женскую стыдливость». «Вот тут и есть то лицемерие, 0 котором я позволил себе говорить. Женщина будет иметь опасное, незримое влияние на судей, это - сирена, соблазнительница Ева, которая ничем не будет брезгать, чтобы повлиять на судью. И тут же, рядом, говорят, что необходимо охранять ее стыдливость, поберечь ее нервы. Ho надо же быть последовательным: если она соблазнительница, никакими приемами не брезгающая, то у нее стыдливости искать напрасно».
Заключает свою блестящую полемическую речь А. Ф. Коки словами: «Я думаю, что женщина-адвокат внесет действительно некоторое повышение нравов в адвока- туру.., она их своим присутствием поддержит и упрочит, ибо очень часто женщина укрепляет человека в хороших намерениях.., оиа внесет облагорожение и совсем в другие места... Женщина не будет сидеть в трактирах, не будет в закоулках писать полуграмотных прошений. Она явится с юридическим образованием, которого частные ходатаи не имеют, и эту ближайшую к народу адвокатуру подымет технически и морально. Вот почему я высказываюсь за проект Государственной думы и подам голос согласно с ним».
Выступая в 1902 году с речью в юбилейном заседании Петербургского юридического общества в связи с его 25-летием, А. Ф. Кони высоко поднял роль и значение правовой науки. Он указал на то, что посредством слияния научных начал с житейским опытом выявляются правопо* требности общества и развивается в нем правильное право* сознание, что при наличии трех источников, питающих Юридическое общество, - науки, законодательства и судебной практики, - науке принадлежит важная роль. «Научные положения, - говорил А. Ф. Кони, - преломившись в законодательной призме на радугу отдельных мер, получают воплощение в обыденной жизни путем судебной практики».
Вместе с тем А. Ф. Кони справедливо отмечал, что отчужденность науки от практики и ее угодливость делают совершенно ничтожным влияние науки на законодательство и судебную практику. Точно так же закон, резко оторванный от народного правосознания, обречен на постоянный обход или на применение, «насильственное по приемам и бесплодное по нравственным результатам».
Одной из важных задач правовой науки А. Ф. Кони считал разработку правовых вопросов, вызываемых жизнью, имеющих целью подготовку ценных материалов для законодателя. «Различно и своеобразно, - говорил А. Ф. Кони, - текут запросы, назревшие потребности и чаяния жизни, пока не впадут в многоводную реку законодательства. Одни падая с высоты идеала, дробясь, пенясь и разбиваясь о камни житейской прозы, то разбрасываясь на мелкие и быстрые ручейки, то снова сливаясь вместе, быстро и с ропотом несутся влеред; другие, повинуясь непреложному закону истории, спокойно, но неотвратимо текут по наклонной плоскости; третьи, переполняя стоячие воды своекорыстной обособленности, тянутся затхлыми и медлительными струйками к той же реке. И всех она принимает в себя и, претворив в себе, катит свои воды, прокладывая себе русло».
Так образно и мудро нарисовал большой ученый трудный путь преобразования научных предложений в правовые нормы.
K Анатолию Федоровичу Кони вполне применимы слова, сказанные им в отношении первого председателя Московского окружного суда E. E. Люминарского: «Он был настоящий судья», «судья от головы до ног». Мы к этому можем добавить: он был «ученым от головы до ног».
А. Ф. Кони ставил и решал научные проблемы, актуальные для времени, в котором OH жил и творил. Ho B TOM и заключается научная сила и ценность трудов большого ученого, что они не теряют своей значимости много лет спустя. Теоретические положения и выводы А. Ф. Кони актуальны и сейчас.
«Право на плодотворное будущее,-говорил А.Ф.Ко- ни, - дает ясное понимание своего прошедшего и уважение к тому, что в нем было хорошего и достойного. Только пред тем ясно и определенно рисуется завтрашний день, кто не забыл уроков, примеров и заветов дня вчерашнего».
Советские юристы внимательно и настойчиво изучают труды своего талантливого предшественника, они сохранили уважение к тому, что в этих трудах было хорошего и достойного. Они не забывают уроки, примеры и заветы, которые он преподал вчера. И потому завтрашний день советской правовой науки рисуется ясным и определенным, обогащенным достижениями дня вчерашнего.Вэтих достижениях немалая заслуга принадлежит Анатолию Федоровичу Кони.
Нравственные начала в уголовном процессе
А. Ф. Кони
НРАВСТВЕННЫЕ НАЧАЛА В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ
(Общие черты судебной этики)
В этом издании текст несколько сокращен, по словам составителей,
"за счет устранения некоторых повторений фактического материала".
Настоящий очерк в сущности касается вопроса педагогического, то есть вопроса о том, не следует ли при современном состоянии уголовного процесса расширить его академическое преподавание в сторону подробного исследования и установления нравственных начал, которым должно принадлежать видное и законное влияние в деле отправления уголовного правосудия.
Нет сомнения, что историко-догматическая сторона в преподавании уголовного процесса везде должна занимать подобающее ей по праву место, но думается, что настало время наряду с историей и догмою осветить и те разнородные вопросы, возникающие в каждой стадии процесса, которые подлежат разрешению согласно существенным требованиям нравственного закона - этого non scripta, sed nata lex (Не писанный, но естественный закон). Ими у нас до сих пор почти никто систематически не занимался, а между тем нравственным началам, как мне кажется, принадлежит в будущем первенствующая роль в исследовании условий и обстановки уголовного процесса. Формы судопроизводства теперь повсюду более или менее прочно установились. Точно так же определился и взгляд на ценность, пригодность и целесообразность различных судебных учреждений. Законодательство, под влиянием временных ослеплений, может, конечно, отступать назад и возвращаться к устарелым и отжившим учреждениям, но на коренные начала правосудия - гласность, устность, непосредственность и свободную оценку доказательств - оно серьезно посягнуть не решится.
Эти приобретения человечества куплены слишком дорогою ценою многовековых страданий и заблуждений, чтобы с ними можно было легко и надолго расстаться. Вместе с тем едва ли скоро человечество придумает форму суда, могущую с прочным успехом заменить суд присяжных, или найдет возможным обходиться без состязательного начала. Поэтому, по всем вероятиям, в будущем предстоит лишь частичное улучшение некоторых отделов уголовного процесса и уточнение техники производства уголовного исследования. Но рядом с этим изощрением техники должно пойти - будем на это надеяться - развитие истинного и широкого человеколюбия на суде, равно далекого и от механической нивеллировки отдельных индивидуальностей, и от черствости приемов, и от чуждой истинной доброте дряблости воли в защите общественного правопорядка. Тогда главное внимание с полным основанием обратится на изучение нравственных начал уголовного процесса и центр тяжести учения о судопроизводстве перенесется с хода процесса на этическую и общественно-правовую деятельность судьи во всех ее разветвлениях.
Задача уголовного суда состоит в исследовании преступного деяния и в справедливом приложении к человеку, признанному виновным, карательного закона. Но суд не механизм и не отвлечение от жизни, а живой и восприимчивый организм, приходящий в самое непосредственное и богатое разнообразными последствиями соприкосновение с явлениями общежития. Он осуществляется судьею в общении с другими сотрудниками или единолично. На различных ступенях уголовного процесса, исследуя преступное дело и связывая с ним личность содеятеля, оценивая его вину и прилагая к ней мерило уголовной кары, наблюдая, чтобы эта оценка была совершаема по правилам, установленным для гарантии как общества, так и подсудимого, судья призван прилагать все силы ума и совести, знания и опыта, чтобы постигнуть житейскую и юридическую правду дела. Облекая эту правду в определенные формы, он должен способствовать, в каждом отдельном случае, восстановлению поколебленного правопорядка. Как бы хороши ни были правила деятельности, они могут потерять свою силу и значение в неопытных, грубых или недобросовестных руках. Чем больше оттенков в своем практическом применении допускают эти правила, чем глубже касаются они личности и участи человека, чем более важным интересам общественной жизни они служат, тем серьезнее представляется вопрос - в чьи руки отдается приложение этих правил и при каких условиях. Не даром народная житейская мудрость создала поговорку: "не суда бойся, бойся судьи!". Известный французский криминалист Ортолан указывает на то, что честный гражданин еще может не подпасть под действие дурных уголовных законов, но он лишен средств избежать дурного отправления правосудия, при котором самый обдуманный и справедливый уголовный закон обращается в ничто.