Главный герой произведения - мятежный Демон, сосланный Богом на землю за неподчинение власти.
На протяжении многих веков он сеял зло на земле, упивался собственной силой, однако, и это ему наскучило. Демон одинок. Наслаждаясь великолепными пейзажами Кавказа, величием горных склонов, могучих рек, он испытывает лишь тоску, презрение и ненависть.
Отвлекает Демона от печальных мыслей случайно увиденная подготовка к празднику. Всегда печальный и мрачный дом, возведенный седым грузинским князем Гудалом, был богато украшен, Отовсюду слышалась музыка и веселый гомон гостей. Князь сосватал свою красавицу-дочь, прекрасную Тамару, за богатого жениха.
Последний танец, который невеста танцует на крыше дома, прощаясь с родными местами, привлек внимание Демона. Грациозная девушка, еще наполненная детским весельем, танцевала последний раз в отчем доме. Что Тамару ждет в чужой семье, она не знала. Только рассказы о том, что грузинская девушка после замужества становится рабыней, омрачала ее веселье.
Жених уже спешил навстречу невесте. С богатым караваном направлялся он в дом седого Гудала. На пути их стоит часовня, молитва у которой могла защитить от шальной пули или меча. Лукавый Демон отвлекает жениха от молитвы, навевая ему прекрасные образы молодой невесты. В ту же ночь на караван напали разбойники. В недолгом сражении молодой жених погибает. Верный конь приносит его тело к воротам Гудала.
Измученная «лукавым духом», Тамара отвергла всех женихов, претендовавших на ее руку, и уговорила отца отправить ее в монастырь. Однако Демон не оставляет девушку и там. Ночами бродит он вокруг ограды, сомневается, стоит ли губить юную душу. Но любовь к Тамаре становится все сильнее, она влечет к себе. Демон испытывает давно забытые чувства, из его глаз даже катятся слезы, прожигающие камень.
Девушка, разрываемая противоречивыми чувствами, горячо молится о спасении своей души, и в то же время ждет ночного гостя. В один из вечеров Демон видит огонек лампадки в окне ее кельи и решается войти. Его душа наполнена добротой и любовью. Но, встреченный на пороге комнаты, ангел-хранитель пробуждает в Демоне чувство ненависти. Он заявляет свои права на девушку и прогоняет херувима.
Увлекаемая чувствами, Тамара просила не губить ее, на что получила ответ, что пусть в аду, но они должны быть вместе. И девушка сдалась. Едва уста Демона касаются губ красавицы, она умерает. Протяжный стон ее был слышен за пределами кельи.
В гробу Тамара лежала такая же прекрасная, как и при жизни. Ее глаза, казалось, спали. Лишь странная улыбка застыла на губах. Три дня и три ночи, согласно обычаю, двигалась похоронная процессия по горам. Остановившись на Казбеке, седой Гудал возвел храм в ее честь.
На небесах душу Тамары поднимал к раю ангел-хранитель. Он утешал ее, слезами смывая сомнения. Вдруг перед ними возник Демон, уверенно и дерзко воскликнувший «Она моя!». На что Ангел ответил, что Господь все видел и душа давно прощена.
Исследователи долгое время не могли определиться с датой окончания работы поэта над «Демоном». Известно, что начал работу он в 1829 году, причем первые строки оставались неизменными во всех последующих вариантах. Изучение копии, сделанной А.И. Философовым, позволило сделать вывод, что работа автора завершилась в 1839 году.
При жизни Лермонтова поэма не издавалась по различным причинам. Основной называют цензуру. Однако поэма пользовалась популярностью. Ее читали в рукописных вариантах, распространяли в списках. Это относится ко всем авторским версиям произведения, а их насчитывается восемь.
Только в 1842 году некоторые отрывки «Демона» были опубликованы в журнале «Отечественные записки». Полный текст впервые увидел свет в Германии, в 1856 году, ограниченным тиражом. Через год произведение было переиздано, однако, не имело того философского подтекста, как первая публикация. В России «Демон» был впервые опубликован в 1860 году.
Идея написания стихотворения о любви Демона к монахине появилась у Михаила Юрьевича в период обучения в пансионе. Первоначальный вариант имел всего 92 строфы. Ему предшествовало краткое описание событий и пояснение в прозе. Вторая редакция, датированная 1830 годом, была более полной. Однако, действие происходило среди неопределенного пейзажа, без указания конкретного места. Образы были обобщенными, отмечалось отсутствие художественной целостности.
Только в 1837 году, после пребывания на Кавказе, Лермонтов «переселяет» действующих героев именно туда, наделяет пейзаж характерными особенностями, а событиям придает национальный колорит. В 1838 году автор посвящает поэму Вареньке Лопухиной, оставляя за собой «тень сомнения», которая тревожила его душу.
Лермонтов представляет главного героя непривычным мистическим существом. В поэме Демон имеет три облика. В самом начале это низвергнутое, уставшее от совершенного зла, презирающее все живое, одинокое существо. Демона терзают воспоминания о тех временах, когда беззаботным ангелом он мог еще верить, любить, сочувствовать. Наказание, заключенное не только в низвержении, но и в отсутствии забвения, ожесточило его. А зло, которое он нес людям на протяжении многих лет, опустошило душу.
Вторая сущность просыпается в Демоне после созерцания танца Тамары. Он приобретает черты призрачной красоты, вновь чувствует силу земной любви и страсти. Его целью становится возвращение в Божье царство, изменение судьбы. Любимой девушке он готов подарить вечность. Но на то, что ради этого ей придется умереть, Демон не обращает внимания.
Особым акцентом, привлекающим внимание на пробудившиеся чувства Демона, является слеза, скатившаяся по щеке. Однако Лермонтов не оставляет ему шанса на земное счастье, указав, что слезы прожигают камень. Одним из условий прощения является раскаяние, а Демон не ищет прощения и не прощает сам. Без этого все остается тщетным. Поэтому пробуждение в Демоне светлых чувств недолговечно.
Третий облик Демон обретает после встречи с ангелом в келье Тамары. Лермонтов представляет вниманию читателя злое и опасное существо, готовое пойти на все ради достижения собственной цели. В Демоне вновь просыпается гордыня, чувство собственничества. Для возрождения, возвращения в рай, освобождения от наказания Демон готов убить девушку. Те же черты присущи ему и во время борьбы за душу монахини после ее смерти. Однако, итогом всех его действий снова становится одиночество.
Делать однозначные выводы о добре и зле по окончании прочтения «Демона» невозможно. Герои произведения не имеют прототипов, поэтому воспринимаются двояко. Хотя на многочисленные вопросы современников об образе Демона Михаил Юрьевич давал крайне уклончивые ответы, многие сделали вывод, что образ Демона автор писал с себя.
Однозначный вывод, который посещает читателя, заключается в том, что любое разрушительное действие губительно для человека. Кроме этого, в поэме ставятся следующие философские вопросы:
Демон является проявлением абсолютного зла или это жертва несправедливости;
Смирился ли Демон со своей участью в конце поэмы и многие другие.
Лермонтов меньше всего хотел создать образ дьявола, еще одного Мефистофеля . Поэт пытается пробудить сочувствие к своему герою. Сочувствие вызывает его одиночество и разочарование. Дьявол причиняет боль, а Демон сам страдает. Дьявол воплощает мир обыденности, а Демон воплощает грусть по высокому идеалу. Зло в душе Демона побеждается красотой. Читатель верит в искренность раскаяния Демона, когда он плачет из-за сочувствия к человеческому роду:
И, чудо! из померкших глаз
Слеза тяжелая катится…
Поныне возле кельи той
Насквозь прожженный виден камень
Слезою жаркою, как пламень,
Нечеловеческой слезой!..
Читатель верит в глубину чувств Демона к юной красавице Тамаре. В любви к ней он видит надежду на возрождение другой, высокой и чистой жизни:
И входит он, любить готовый,
С душой, открытой для добра,
И мыслит он, что жизни новой
Пришла желанная пора….О! выслушай - из сожаленья! Меня добру и небесам
Ты возвратить могла бы словом.
Твоей любви святым покровом
Одетый, я предстал бы там,
Как новый ангел в блеске новом…
Лермонтов вкладывает в уста Демона жаркие слова любви. Эти страницы являются самыми впечатляющими страницами в поэме. Вся душа Демона выражается в любви к Тамаре, для зла в его душе не остается места. Слова Демона убеждают, что это высокое чувство. Эти слова превозносят и саму женщину. Как и все романтики, Лермонтов утверждает благородную роль любви в мире, воспевает «вечную женственность».
Максим Горький в повести «В людях» рассказывает о чтении этой поэмы как бунтарского произведения.
| Михаил Юрьевич Лермонтов | ||
|---|---|---|
| Проза | Ашик-Кериб · Вадим · Герой нашего времени · Кавказец (очерк) · Княгиня Лиговская · Панорама Москвы · Штосс · Я хочу рассказать вам |  |
| Поэмы | Азраил · Ангел смерти · Аул Бастунджи · Беглец · Боярин Орша · Две невольницы · Демон · Джюлио · Измаил-Бей · Исповедь · Последний сын вольности · Кавказский пленник · Каллы · Корсар · Литвинка · Монго · Моряк · Мцыри · Олег · Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова · Преступник · Сашка · Сказка для детей · Тамбовская казначейша · Хаджи Абрек · Черкесы | |
| Пьесы | Арбенин · Два брата · Испанцы · Маскарад · Странный человек · Цыганы (набросок) · Menschen und Leidenschaften (люди и страсти) | |
| Стихотворения | Ангел · Баллада (В избушке позднею порою…) · Баллада (Над морем красавица-дева…) · Бартеневой · Башилову · Благодарность · Благодарю! · Блистая, пробегают облака… · Бой · Бородино · Бухариной · В альбом · Валерик · Венеция · Весна · Ветка Палестины · Вечер после дождя · Взгляни на этот лик… · Видение · Воздушный корабль · Воля · Выхожу один я на дорогу… · Глупой красавице · Гляжу на будущность с боязнью… · Графине Ростопчиной · Гусар · Дары Терека · Два великана · Договор · Додо · Дума · Есть речи - значенье… · Желанье · Заблуждение Купидона · Забудь опять свои надежды… · Завещание · Звезда (Вверху одна…) · Зови надежду сновиденьем… · И скучно и грустно · Из Гете (Горные вершины…) · Из-под таинственной, холодной · полумаски… · Исповедь · Будь со мною, как прежде бывала… · Мой друг, напрасное старанье!.. · Я не унижусь пред тобою… · Когда ты холодно внимаешь… · К портрету · Казачья колыбельная песня · Как дух отчаянья и зла… · Кинжал · Кладбище · Когда б в покорности незнанья… · Когда волнуется желтеющая нива… · Когда к тебе молвы рассказ… · Листок · Любовь мертвеца · Мартыновой · Метель шумит, и снег валит… · Мой демон · Молитва (Не обвиняй меня…) · Монолог · На светские цепи… · На севере диком стоит одиноко… · На серебряные шпоры… · Надежда · Нарышкиной · Настанет день - и миром осужденный… · Не смейся… · Нередко люди и бранили… · Нет, не тебя так пылко я люблю… · Нет, я не Байрон, я другой… · Нищий · Один среди людского шума… · Одиночество · Он был рожден для счастья… · Она поет - и звуки тают… · Они любили друг друга… · Опасение · Отрывок · Отчего · Парус · Передо мной лежит листок… · Посвящение N.N. · Поэт · Предсказание · Прекрасны вы, поля… · Пророк · Прощай, немытая Россия… · Пусть я кого-нибудь люблю… · Разлука · Раскаянье · Расстались мы, но твой портрет… · Ребенку · Родина · Русалка · Русская мелодия · Сабуровой · Свершилось! полно ожидать… · Сентября 28 · Силуэт · Слепец, страданьем вдохновенный… · Слышу ли голос твой… · Смело верь тому, что вечно… · Смерть Поэта · Совет · Соседка · Спеша на север издалека… · Стансы (Взгляни…) · Стансы (Мгновенно пробежав умом…) · Счастливый миг · Тамара · Три пальмы · Тростник · Тучи · Ты мог быть лучшим королем… · Уваровой · Ужасная судьба отца и сына… · Узник · Утес · Щербатовой · Эпитафия · Я видел раз ее в веселом вихре бала… · Я видел тень блаженства; но вполне… · Я жить хочу! хочу печали.. · Я не для ангелов и рая… · Я не люблю тебя… · Как часто, пёстрою толпою окружён | |
Wikimedia Foundation . 2010 .
Демон, поэма (Лермонтова) - Л. написано пять драм. произведений: 1) Испанцы, трагедия; 2) Люди и страсти (Menschen und Liedenschaften); 3) Странный человек; 4) Маскарад и 5) Два брата. Работа над первым из названных произведений начата еще в 1830 г., работы над… … Словарь литературных типов
- «ДЕМОН», поэма, одно из центральных произв. Л., к работе над к рым поэт возвращался в течение почти всей творч. жизни (1829 39). Основана на библейском мифе о падшем ангеле, восставшем против бога. К этому образу, олицетворяющему «дух отрицанья» … Лермонтовская энциклопедия
Опера Демон Композитор … Википедия
В Викисловаре есть статья «демон» Демон в мифологии стихийный или злой дух. «Демон» (1823) стихотворение А. С. П … Википедия
- (у христиан) злой дух, гений, в смысле искуситель Демонический неотразимо влияющий Ср. Печальный Демон, дух изгнанья, Летал над грешною землей И лучших дней воспоминанья Пред ним теснилися толпой. М.Ю. Лермонтов. Демон. Поэма. Ср. В ней есть что… … Большой толково-фразеологический словарь Михельсона
- (греч. poiein «творить», «творение»; в немецкой теоретической литературе термину «П.» соответствует термин «Epos» в его соотнесенности с «Epik», совпадающем с русским «эпос») литературный жанр. ПОСТАНОВКА ВОПРОСА. Обычно П. называют большое… … Литературная энциклопедия
Печальный демон, отвергнутый Богом, долго летал над грешной землёй, проводя век за веком в однообразной скуке. Даже зло он сеял без наслаждения – оно тоже наскучило ему. (См. полный текст и анализ поэмы, а также статью Образ Демона в поэме Лермонтова .) Демон часто парил над величественным Кавказом и роскошной Грузией. В одном из здешних селений жил седой князь Гудал со своей дочерью, прекрасной, доброй и стыдливой . Гудал просватал Тамару за молодого витязя, но в предсвадебный день девушку увидел Демон – и вдруг испытал, как в пустыне его немой души вновь шевельнулись чувства добра и красоты, владевшие им до Божьего проклятия.
Демон. Художник М. Врубель, 1890
Жених уже ехал к Тамаре с целым караваном подарков. К вечеру он добрался до горной часовни, близ которой был погребён некогда убитый здесь князь. Молитва у этой часовни имела чудотворную силу: она помогала уберечься на дальнейшем пути от мусульманского кинжала. Но демон смутил душу жениха Тамары, и он о молитве забыл.
Когда совсем стемнело, перед караваном мелькнули незнакомые всадники. Храбрый князь привстал навстречу им на стременах – и тут же был сражён пулей. Конь принёс на себе тело убитого ко двору Гудала. Тамара горько рыдала над женихом – и вдруг услышала сладкий, неизвестно откуда звучавший голос. Он успокаивал её, советуя быть безучастной к земному, как плывущие по небу облака. «Я, – внушал незримый собеседник, – буду каждую ночь прилетать к тебе и гостить до зари, навевая золотые сны.
Взволнованная Тамара в бессилии заснула. Во сне ей приснился незнакомец с туманным обликом неземной красы, склонившийся к её изголовью.
Тамара отвергла всех остальных женихов. Говоря отцу, что её терзает какой-то лукавый дух, она по доброй воле ушла в монастырь.
Прилетев в обитель Тамары, Демон вначале задумчиво бродил близ ограды и, казалось, готов был оставить свой замысел. Но он вдруг увидел свет в окне кельи девушки. Оттуда полилась грустная, чарующая песня. Волнение любви проникло в душу Демона. Слеза, покатившаяся из его глаз, была так горяча, что насквозь прожгла камень, на который упала.
Лермонтов. Демон. Аудиокнига
Войдя к Тамаре, Демон увидел рядом с ней защитника-херувима, который пытался прогнать его. От сопротивления в Демоне пробудился обычный яд ненависти. С коварной усмешкой он сказал херувиму: «Оставь её! Она моя» – и добрый Ангел, печально взмахнув крыльями, исчез в небесном эфире.
При виде Демона Тамара затрепетала. Восхищаясь её красотой, Демон не стал скрывать, что он – злой дух, но уверял девушку: любовь помогла бы ему вернуться к Небесам. «Что без тебя мне эта вечность? Моих владений бесконечность?», – страстно вопрошал он. (См. .)
Тамара умоляла не губить её. Но Демон рассказывал о своём тягостном одиночестве, которое даже во зле и мощи не находит утешенья. Тамара невольно призналась, что его слова дают ей тайную отраду. Демон обещал, что сделает её царицей вселенной. Тамара напомнила о наказании Божьем, но он сказал: «Так что ж? В аду ты будешь со мной!»
Тамара и Демон. Художник М. Врубель, 1890
Он слегка коснулся губ девушки жаркими устами. Смертельный яд лобзанья Демона разорвал грудь Тамары мучительным криком, и она простилась с молодой жизнью. Стенанье её слышал лишь монастырский сторож, а потом всё стихло в дуновеньи ветерка…
В гробу Тамара была мила, как пери (фея). На её губах застыла странная улыбка. Князь Гудал, рыдая, похоронил свою дочь в церкви, построенной его предками на вершине высокой горы.
Светлый ангел понёс душу Тамары в небесную лазурь. Но наперерез ему из бездны со злобным взглядом взвился Демон, крича: «Она моя!» Душа Тамары прижалась к ангелу. Посланник неба твёрдо ответил духу зла: «Исчезни! Довольно ты торжествовал! Бог знает всё. Душа Тамары страдала и любила – и будет в раю!». Прокляв свои безумные мечты, Демон так и остался навеки без упованья и любви…
На склоне горы, что высится над Койшаурской долиной, до сих пор видны развалины церкви, о которых ходят страшные рассказы. Теперь там живут только змеи да ящерицы. Имена Тамары и Гудала давно забыты. Лишь высокие горы со своими вековечными льдами недвижно и безмолвно стоят под ветром, охраняя могилы князя и его несчастной дочери.
С космической высоты обозревает «печальный Демон» дикий и чудный мир центрального Кавказа: как грань алмаза, сверкает Казбек, львицей прыгает Терек, змеёю вьётся теснина Дарьяла - и ничего, кроме презрения, не испытывает. Зло и то наскучило духу зла Все в тягость: и бессрочное одиночество, и бессмертие, и безграничная власть над ничтожной землёй. Ландшафт между тем меняется. Под крылом летящего Демона уже не скопище скал и бездн, а пышные долины счастливой Грузии: блеск и дыхание тысячи растений, сладострастный полуденный зной и росные ароматы ярких ночей. Увы, и эти роскошные картины не вызывают у обитателя надзвёздных краёв новых дум. Лишь на мгновение задерживает рассеянное внимание Демона праздничное оживление в обычно безмолвных владениях грузинского феодала: хозяин усадьбы, князь Гудал сосватал единственную наследницу, в высоком его доме готовятся к свадебному торжеству.
Родственники собрались загодя, вина уже льются, к закату дня прибудет и жених княжны Тамары - сиятельный властитель Синодала, а пока слуги раскатывают старинные ковры: по обычаю, на устланной коврами кровле невеста, ещё до появления жениха, должна исполнить традиционный танец с бубном. Танцует княжна Тамара! Ах, как она танцует! То птицей мчится, кружа над головой маленький бубен, то замирает, как испуганная лань, и лёгкое облачко грусти пробегает по прелестному яркоглазому лицу. Ведь это последний день княжны в отчем доме! Как-то встретит её чужая семья? Нет, нет, Тамару выдают замуж не против её воли. Ей по сердцу выбранный отцом жених: влюблён, молод, хорош собой - чего более! Но здесь никто не стеснял её свободы, а там... Отогнав «тайное сомненье», Тамара снова улыбается. Улыбается и танцует. Гордится дочерью седой Гудал, восхищаются гости, подымают заздравные рога, произносят пышные тосты: «Клянусь, красавица такая/ Под солнцем юга не цвела!» Демон и тот залюбовался чужой невестой. Кружит и кружит над широким двором грузинского замка, словно невидимой цепью прикован к танцующей девичьей фигурке. В пустыне его души неизъяснимое волненье. Неужели случилось чудо? Воистину случилось: «В нем чувство вдруг заговорило/ Родным когда-то языком!» Ну, и как же поступит вольный сын эфира, очарованный могучей страстью к земной женщине? Увы, бессмертный дух поступает так же, как поступил бы в его ситуации жестокий и могущественный тиран: убивает соперника. На жениха Тамары, по наущению Демона, нападают разбойники. Разграбив свадебные дары, перебив охрану и разогнав робких погонщиков верблюдов, абреки исчезают. Раненого князя верный скакун (бесценной масти, золотой) выносит из боя, но и его, уже во мраке, догоняет, по наводке злого духа, злая шальная пуля. С мёртвым хозяином в расшитом цветными шелками седле конь продолжает скакать во весь опор: всадник, окавший в последнем бешеном пожатье золотую гриву, - должен сдержать княжеское слово: живым или мёртвым прискакать на брачный пир, и только достигнув ворот, падает замертво.
В семье невесты стон и плач. Чернее тучи Гудал, он видит в случившемся Божью кару. Упав на постель, как была - в жемчугах и парче, рыдает Тамара. И вдруг: голос. Незнакомый. Волшебный. Утешает, утишает, врачует, сказывает сказки и обещает прилетать к ней ежевечерне - едва распустятся ночные цветы, - чтоб «на шёлковые ресницы/ Сны золотые навевать...». Тамара оглядывается: никого!!! Неужели почудилось? Но тогда откуда смятенье? Которому нет имени! Под утро княжна все-таки засыпает и видит странный - не первый ли из обещанных золотых? - сон. Блистая неземной красотой, к её изголовью склоняется некий «пришелец». Это не ангел-хранитель, вокруг его кудрей нет светящегося нимба, однако и на исчадье ада вроде бы не похож: слишком уж грустно, с любовью смотрит! И так каждую ночь: как только проснутся ночные цветы, является. Догадываясь, что неотразимою мечтой её смущает не кто-нибудь, а сам «дух лукавый», Тамара просит отца отпустить её в монастырь. Гудал гневается - женихи, один завиднее другого, осаждают их дом, а Тамара - всем отказывает. Потеряв терпение, он угрожает безрассудной проклятьем. Тамару не останавливает и эта угроза; наконец Гудал уступает. И вот она в уединённом монастыре, но и здесь, в священной обители, в часы торжественных молитв, сквозь церковное пенье ей слышится тот же волшебный голос, в тумане фимиама, поднимающемся к сводам сумрачного храма, видит Тамара все тот же образ и те же очи - неотразимые, как кинжал.
Упав на колени перед божественной иконой, бедная дева хочет молиться святым, а непослушное ей сердце - «молится Ему». Прекрасная грешница уже не обманывается на свой счёт: она не просто смущена неясной мечтой о любви, она влюблена: страстно, грешно, так, как если бы пленивший её неземной красотой ночной гость был не пришлецом из незримого, нематериального мира, а земным юношей. Демон, конечно же, все понимает, но, в отличие от несчастной княжны, знает то, что ей неведомо: земная красавица заплатит за миг физической близости с ним, существом неземным, гибелью. Потому и медлит; он даже готов отказаться от своего преступного плана. Во всяком случае, ему так кажется. В одну из ночей, уже приблизившись к заветной келье, он пробует удалиться, и в страхе чувствует, что не может взмахнуть крылом: крыло не шевелится! Тогда-то он и роняет одну-единственную слезу - нечеловеческая слеза прожигает камень.
Поняв, что даже он, казалось бы всесильный, ничего не может изменить, Демон является Тамаре уже не в виде неясной туманности, а воплотившись, то есть в образе хотя и крылатого, но прекрасного и мужественного человека. Однако путь к постели спящей Тамары преграждает её ангел-хранитель и требует, чтобы порочный дух не прикасался к его, ангельской, святыни. Демон, коварно улыбнувшись, объясняет посланцу рая, что явился тот слишком поздно и что в его, Демона, владениях - там, где он владеет и любит, - херувимам нечего делать. Тамара, проснувшись, не узнает в случайном госте юношу своих сновидений. Не нравится ей и его речи - прелестные во сне, наяву они кажутся ей опасными. Но Демон открывает ей свою душу - Тамара тронута безмерностью печалей таинственного незнакомца, теперь он кажется ей страдальцем. И все-таки что-то беспокоит её и в облике пришлеца и в слишком сложных для слабеющего её ума рассуждениях. И она, о святая наивность, просит его поклясться, что не лукавит, не обманывает её доверчивость. И Демон клянётся. Чем только он не клянётся - и небом, которое ненавидит, и адом, который презирает, и даже святыней, которой у него нет. Клятва Демона - блистательный образец любовного мужского красноречия - чего не наобещает мужчина женщине, когда в его «крови горит огонь желаний!». В «нетерпении страсти» он даже не замечает, что противоречит себе: то обещает взять Тамару в надзвёздные края и сделать царицей мира, то уверяет, что именно здесь, на ничтожной земле, построит для неё пышные - из бирюзы и янтаря - чертоги. И все-таки исход рокового свидания решают не слова, а первое прикосновение - жарких мужских уст - к трепещущим женским губам. Ночной монастырский сторож, делая урочный обход, замедляет шаги: в келье новой монахини необычные звуки, вроде как «двух уст согласное лобзанье». Смутившись, он останавливается и слышит: сначала стон, а затем ужасный, хотя и слабый - как бы предсмертный крик.
Извещённый о кончине наследницы, Гудал забирает тело покойницы из монастыря. Он твёрдо решил похоронить дочь на высокогорном семейном кладбище, там, где кто-то из его предков, во искупление многих грехов, воздвиг маленький храм. К тому же он не желает видеть свою Тамару, даже в гробу, в грубой власянице. По его приказу женщины его очага наряжают княжну так, как не наряжали в дни веселья. Три дня и три ночи, все выше и выше, движется скорбный поезд, впереди Гудал на белоснежном коне. Он молчит, безмолвствуют и остальные. Столько дней миновало с кончины княжны, а её не трогает тленье - цвет чела, как и при жизни, белей и чище покрывала? А эта улыбка, словно бы застывшая на устах?! Таинственная, как сама её смерть!!! Отдав свою пери угрюмой земле, похоронный караван трогается в обратный путь... Все правильно сделал мудрый Гудал! Река времён смыла с лица земли и высокий его дом, где жена родила ему красавицу дочь, и широкий двор, где Тамара играла дитятей. А храм и кладбище при нем целы, их ещё и сейчас можно увидеть - там, высоко, на рубеже зубчатых скал, ибо природа высшей своей властью сделала могилу возлюбленной Демона недоступной для человека.
Лермонтов. Демон. Аудиокнига
Печальный Демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землей,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой;
Тex дней, когда в жилище света
Блистал он, чистый херувим,
Когда бегущая комета
Улыбкой ласковой привета
Любила поменяться с ним,
Когда сквозь вечные туманы,
Познанья жадный, он следил
Кочующие караваны
В пространстве брошенных светил;
Когда он верил и любил,
Счастливый первенец творенья!
Не знал ни злобы, ни сомненья.
И не грозил уму его
Веков бесплодных ряд унылый...
И много, много... и всего
Припомнить не имел он силы!
Демон. Художник М. Врубель, 1890
Давно отверженный блуждал
В пустыне мира без приюта:
Вослед за веком век бежал,
Как за минутою минута,
Однообразной чередой.
Ничтожной властвуя землей,
Он сеял зло без наслажденья.
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья -
И зло наскучило ему.
И над вершинами Кавказа
Изгнанник рая пролетал:
Под ним Казбек, как грань алмаза,
Снегами вечными сиял,
И, глубоко внизу чернея,
Как трещина, жилище змея,
Вился излучистый Дарьял,
И Терек, прыгая, как львица
С косматой гривой на хребте,
Ревел,- и горный зверь и птица,
Кружась в лазурной высоте,
Глаголу вод его внимали;
И золотые облака
Из южных стран, издалека
Его на север провожали;
И скалы тесною толпой,
Таинственной дремоты полны,
Над ним склонялись головой,
Следя мелькающие волны;
И башни замков на скалах
Смотрели грозно сквозь туманы -
У врат Кавказа на часах
Сторожевые великаны!
И дик и чуден был вокруг
Весь божий мир; но гордый дух
Презрительным окинул оком
Творенье бога своего,
И на челе его высоком
Не отразилось ничего.
И перед ним иной картины
Красы живые расцвели:
Роскошной Грузии долины
Ковром раскинулись вдали;
Счастливый, пышный край земли!
Столпообразные раины.
Звонко-бегущие ручьи
По дну из камней разноцветных,
И кущи роз, где соловьи
Поют красавиц, безответных
На сладкий голос их любви;
Чинар развесистые сени,
Густым венчанные плющом.
Пещеры, где палящим днем
Таятся робкие олени;
И блеск, и жизнь, и шум листов,
Стозвучный говор голосов,
Дыханье тысячи растений!
И полдня сладострастный зной,
И ароматною росой
Всегда увлаженные ночи,
И звезды, яркие, как очи,
Как взор грузинки молодой!..
Но, кроме зависти холодной,
Природы блеск не возбудил
В груди изгнанника бесплодной
Ни новых чувств, ни новых сил;
И все, что пред собой он видел,
Он презирал иль ненавидел.
Высокий дом, широкий двор
Седой Гудал себе построил...
Трудов и слез он много стоил
Рабам послушным с давних пор.
С утра на скат соседних гор
От стен его ложатся тени.
В скале нарублены ступени;
Они от башни угловой
Ведут к реке, по ним мелькая,
Покрыта белою чадрой,
Княжна Тамара молодая
К Арагве ходит за водой.
Всегда безмолвно на долины
Глядел с утеса мрачный дом;
Но пир большой сегодня в нем -
Звучит зурна, и льются вины -
Гудал сосватал дочь свою,
На пир он созвал всю семью.
На кровле, устланной коврами,
Сидит невеста меж подруг:
Средь игр и песен их досуг
Проходит. Дальними горами
Уж спрятан солнца полукруг;
В ладони мерно ударяя,
Они поют - и бубен свой
Берет невеста молодая.
И вот она, одной рукой
Кружа его над головой,
То вдруг помчится легче птицы,
То остановится, глядит -
И влажный взор ее блестит
Из-под завистливой ресницы;
То черной бровью поведет,
То вдруг наклонится немножко,
И по ковру скользит, плывет
Ее божественная ножка;
И улыбается она,
Веселья детского полна.
Но луч луны, по влаге зыбкой
Слегка играющий порой,
Едва ль сравнится с той улыбкой,
Как жизнь, как молодость, живой
Клянусь полночною звездой,
Лучом заката и востока,
Властитель Персии златой
И ни единый царь земной
Не целовал такого ока;
Гарема брызжущий фонтан
Ни разу жаркою порою
Своей жемчужною росою
Не омывал подобный стан!
Еще ничья рука земная,
По милому челу блуждая,
Таких волос не расплела;
Стех пор как мир лишился рая,
Клянусь, красавица такая
Под солнцем юга не цвела.
В последний раз она плясала.
Увы! заутра ожидала
Ее, наследницу Гудала.
Свободы резвую дитя,
Судьба печальная рабыни,
Отчизна, чуждая поныне,
И незнакомая семья.
И часто тайное сомненье
Темнило светлые черты;
И были все ее движенья
Так стройны, полны выраженья,
Так полны милой простоты,
Что если б Демон, пролетая,
В то время на нее взглянул,
То, прежних братий вспоминая,
Он отвернулся б - и вздохнул...
И Демон видел... На мгновенье
Неизъяснимое волненье
В себе почувствовал он вдруг.
Немой души его пустыню
Наполнил благодатный звук -
И вновь постигнул он святыню
Любви, добра и красоты!..
И долго сладостной картиной
Он любовался - и мечты
О прежнем счастье цепью длинной,
Как будто за звездой звезда,
Пред ним катилися тогда.
Прикованный незримой силой,
Он с новой грустью стал знаком;
В нем чувство вдруг заговорило
Родным когда-то языком.
То был ли признак возрожденья?
Он слов коварных искушенья
Найти в уме своем не мог...
Забыть? я забвенья не дал бог:
Да он и не взял бы забвенья!..
. . . . . . . . . . . . . . .
Измучив доброго коня,
На брачный пир к закату дня
Спешил жених нетерпеливый.
Арагвы светлой он счастливо
Достиг зеленых берегов.
Под тяжкой ношею даров
Едва, едва переступая,
За ним верблюдов длинный ряд
Дорогой тянется, мелькая:
Их колокольчики звенят.
Он сам, властитель Синодала.
Ведет богатый караван.
Ремнем затянут ловкий стан;
Оправа сабли и кинжала
Блестит на солнце; за спиной
Ружье с насечкой вырезной.
Играет ветер рукавами
Его чухи,- кругом она
Вся галуном обложена.
Цветными вышито шелками
Его седло; узда с кистями;
Под ним весь в мыле конь лихой
Бесценной масти, золотой.
Питомец резвый Карабаха
Прядет ушьми и, полный страха,
Храпя косится с крутизны
На пену скачущей волны.
Опасен, узок путь прибрежный!
Утесы с левой стороны,
Направо глубь реки мятежной.
Уж поздно. На вершине снежной
Румянец гаснет; встал туман...
Прибавил шагу караван.
И вот часовня на дороге...
Тут с давних лет почиет в боге
Какой-то князь, теперь святой,
Убитый мстительной рукой.
С тех пор на праздник иль на битву,
Куда бы путник ни спешил,
Всегда усердную молитву
Он у часовни приносил;
И та молитва сберегала
От мусульманского кинжала.
Но презрел удалой жених
Обычай прадедов своих.
Его коварною мечтою
Лукавый Демон возмущал:
Он в мыслях, под ночною тьмою,
Уста невесты целовал.
Вдруг впереди мелькнули двое,
И больше - выстрел! - что такое?..
Привстав на звонких стременах,
Надвинув на брови папах,
Отважный князь не молвил слова;
В руке сверкнул турецкий ствол,
Нагайка щелк я и, как орел,
Он кинулся... и выстрел снова!
И дикий крик и стон глухой
Промчались в глубине долины -
Недолго продолжался бой:
Бежали робкие грузины!
Затихло все; теснясь толпой,
На трупы всадников порой
Верблюды с ужасом глядели;
И глухо в тишине степной
Их колокольчики звенели.
Разграблен пышный караван;
И над телами христиан
Чертит круги ночная птица!
Не ждет их мирная гробница
Под слоем монастырских плит,
Где прах отцов их был зарыт;
Не придут сестры с матерями,
Покрыты длинными чадрами,
С тоской, рыданьем и мольбами,
На гроб их из далеких мест!
Зато усердною рукою
Здесь у дороги, над скалою
На память водрузится крест;
И плющ, разросшийся весною,
Его, ласкаясь, обовьет
Своею сеткой изумрудной;
И, своротив с дороги трудной,
Не раз усталый пешеход
Под божьей тенью отдохнет...
Несется конь быстрее лани.
Храпит и рвется, будто к брани;
То вдруг осадит на скаку,
Прислушается к ветерку,
Широко ноздри раздувая;
То, разом в землю ударяя
Шипами звонкими копыт,
Взмахнув растрепанною гривой,
Вперед без памяти летит.
На нем есть всадник молчаливый!
Он бьется на седле порой,
Припав на гриву головой.
Уж он не правит поводами,
Задвинув ноги в стремена,
И кровь широкими струями
На чепраке его видна.
Скакун лихой, ты господина
Из боя вынес, как стрела,
Но злая пуля осетина
Его во мраке догнала!
В семье Гудала плач и стоны,
Толпится на дворе народ:
Чей конь примчался запаленный
И пал на камни у ворот?
Кто этот всадник бездыханный?
Хранили след тревоги бранной
Морщины смуглого чела.
В крови оружие и платье;
В последнем бешеном пожатье
Рука на гриве замерла.
Недолго жениха младого,
Невеста, взор твой ожидал:
Сдержал он княжеское слово,
На брачный пир он прискакал...
Увы! но никогда уж снова
Не сядет на коня лихого!..
На беззаботную семью
Как гром слетела божья кара!
Упала на постель свою,
Рыдает бедная Тамара;
Слеза катится за слезой,
Грудь высоко и трудно дышит;
И вот она как будто слышит
Волшебный голос над собой:
"Не плачь, дитя! не плачь напрасно!
Твоя слеза на труп безгласный
Живой росой не упадет:
Она лишь взор туманит ясный.
Ланиты девственные жжет!
Он далеко, он не узнает,
Не оценит тоски твоей;
Небесный свет теперь ласкает
Бесплотный взор его очей;
Он слышит райские напевы...
Что жизни мелочные сны,
И стон и слезы бедной девы
Для гостя райской стороны?
Нет, жребий смертного творенья
Поверь мне, ангел мой земной,
Не стоит одного мгновенья
Твоей печали дорогой!
На воздушном океане,
Без руля и без ветрил,
Тихо плавают в тумане
Хоры стройные светил;
Средь полей необозримых
В небе ходят без следа
Облаков неуловимых
Волокнистые стада.
Час разлуки, час свиданья я
Им ни радость, ни печаль;
Им в грядущем нет желанья
И прошедшего не жаль.
В день томительный несчастья
Ты об них лишь вспомяни;
Будь к земному без участья
И беспечна, как они!"
"Лишь только ночь своим покровом
Верхи Кавказа осенит,
Лишь только мир, волшебным словом
Завороженный, замолчит;
Лишь только ветер над скалою
Увядшей шевельнет травою,
И птичка, спрятанная в ней,
Порхнет во мраке веселей;
И под лозою виноградной,
Росу небес глотая жадно,
Цветок распустится ночной;
Лишь только месяц золотой
Из-за горы тихонько встанет
И на тебя украдкой взглянет,-
К тебе я стану прилетать;
Гостить я буду до денницы
И на шелковые ресницы
Сны золотые навевать..."
Слова умолкли в отдаленье,
Вослед за звуком умер звук.
Она, вскочив, глядит вокруг...
Невыразимое смятенье
В ее груди; печаль, испуг,
Восторга пыл - ничто в сравненье.
Все чувства в ней кипели вдруг;
Душа рвала свои оковы,
Огонь по жилам пробегал,
И этот голос чудно-новый,
Ей мнилось, все еще звучал.
И перед утром сон желанный
Глаза усталые смежил;
Но мысль ее он возмутил
Мечтой пророческой и странной.
Пришлец туманный и немой,
Красой блистая неземной,
К ее склонился изголовью;
И взор его с такой любовью,
Так грустно на нее смотрел,
Как будто он об ней жалел.
То не был ангел-небожитель.
Ее божественный хранитель:
Венец из радужных лучей
Не украшал его кудрей.
То не был ада дух ужасный,
Порочный мученик - о нет!
Он был похож на вечер ясный:
Ни день, ни ночь,- ни мрак, ни свет!
"Отец, отец, оставь угрозы,
Свою Тамару не брани;
Я плачу: видишь эти слезы,
Уже не первые они.
Напрасно женихи толпою
Спешат сюда из дальних мест...
Немало в Грузии невест;
А мне не быть ничьей женою!..
О, не брани, отец, меня.
Ты сам заметил: день от дня
Я вяну, жертва злой отравы!
Меня терзает дух лукавый
Неотразимою мечтой;
Я гибну, сжалься надо мной!
Отдай в священную обитель
Дочь безрассудную свою;
Там защитит меня спаситель,
Пред ним тоску мою пролью.
На свете нет уж мне веселья...
Святыни миром осеня,
Пусть примет сумрачная келья,
Как гроб, заранее меня..."
И в монастырь уединенный
Ее родные отвезли,
И власяницею смиренной
Грудь молодую облекли.
Но и в монашеской одежде,
Как под узорною парчой,
Все беззаконною мечтой
В ней сердце билося, как прежде.
Пред алтарем, при блеске свеч,
В часы торжественного пенья,
Знакомая, среди моленья,
Ей часто слышалася речь.
Под сводом сумрачного храма
Знакомый образ иногда
Скользил без звука и следа
В тумане легком фимиама;
Сиял он тихо, как звезда;
Манил и звал он... но - куда?..
В прохладе меж двумя холмами
Таился монастырь святой.
Чинар и тополей рядами
Он окружен был - и порой,
Когда ложилась ночь в ущелье,
Сквозь них мелькала, в окнах кельи,
Лампада грешницы младой.
Кругом, в тени дерев миндальных,
Где ряд стоит крестов печальных,
Безмолвных сторожей гробниц;
Спевались хоры легких птиц.
По камням прыгали, шумели
Ключи студеною волной,
И под нависшею скалой,
Сливаясь дружески в ущелье,
Катились дальше, меж кустов,
Покрытых инеем цветов.
На север видны были горы.
При блеске утренней Авроры,
Когда синеющий дымок
Курится в глубине долины,
И, обращаясь на восток,
Зовут к молитве муэцины,
И звучный колокола глас
Дрожит, обитель пробуждая;
В торжественный и мирный час,
Когда грузинка молодая
С кувшином длинным за водой
С горы спускается крутой,
Вершины цепи снеговой
Светло-лиловою стеной
На чистом небе рисовались
И в час заката одевались
Они румяной пеленой;
И между них, прорезав тучи,
Стоял, всех выше головой,
Казбек, Кавказа царь могучий,
В чалме и ризе парчевои.
Но, полно думою преступной,
Тамары сердце недоступно
Восторгам чистым. Перед ней
Весь мир одет угрюмой тенью;
И все ей в нем предлог мученью -
И утра луч и мрак ночей.
Бывало, только ночи сонной
Прохлада землю обоймет,
Перед божественной иконой
Она в безумье упадет
И плачет; и в ночном молчанье
Ее тяжелое рыданье
Тревожит путника вниманье;
И мыслит он: "То горный дух
Прикованный в пещере стонет!"
И чуткий напрягая слух,
Коня измученного гонит.
Тоской и трепетом полна,
Тамара часто у окна
Сидит в раздумье одиноком
И смотрит вдаль прилежным оком,
И целый день, вздыхая, ждет...
Ей кто-то шепчет: он придет!
Недаром сны ее ласкали.
Недаром он являлся ей.
С глазами, полными печали,
И чудной нежностью речей.
Уж много дней она томится,
Сама не зная почему;
Святым захочет ли молиться -
А сердце молится ему;
Утомлена борьбой всегдашней,
Склонится ли на ложе сна:
Подушка жжет, ей душно, страшно,
И вся, вскочив, дрожит она;
Пылают грудь ее и плечи,
Нет сил дышать, туман в очах,
Объятья жадно ищут встречи,
Лобзанья тают на устах...
. . . . . . . . .
Вечерней мглы покров воздушный
Уж холмы Грузии одел.
Привычке сладостной послушный.
В обитель Демон прилетел.
Но долго, долго он не смел
Святыню мирного приюта
Нарушить. И была минута,
Когда казался он готов
Оставить умысел жестокой.
Задумчив у стены высокой
Он бродит: от его шагов
Без ветра лист в тени трепещет.
Он поднял взор: ее окно,
Озарено лампадой, блещет;
Кого-то ждет она давно!
И вот средь общего молчанья
Чингура стройное бряцанье
И звуки песни раздались;
И звуки те лились, лились,
Как слезы, мерно друг за другом;
И эта песнь была нежна,
Как будто для земли она
Была на небе сложена!
Не ангел ли с забытым другом
Вновь повидаться захотел,
Сюда украдкою слетел
И о былом ему пропел,
Чтоб усладить его мученье?..
Тоску любви, ее волненье
Постигнул Демон в первый раз;
Он хочет в страхе удалиться...
Его крыло не шевелится!..
И, чудо! из померкших глаз
Слеза тяжелая катится...
Поныне возле кельи той
Насквозь прожженный виден камень
Слезою жаркою, как пламень,
Нечеловеческой слезой!..
И входит он, любить готовый,
С душой, открытой для добра,
И мыслит он, что жизни новой
Пришла желанная пора.
Неясный трепет ожиданья,
Страх неизвестности немой,
Как будто в первое свиданье
Спознались с гордою душой.
То было злое предвещанье!
Он входит, смотрит - перед ним
Посланник рая, херувим,
Хранитель грешницы прекрасной,
Стоит с блистающим челом
И от врага с улыбкой ясной
Приосенил ее крылом;
И луч божественного света
Вдруг ослепил нечистый взор,
И вместо сладкого привета
Раздался тягостный укор:
"Дух беспокойный, дух порочный.
Кто звал тебя во тьме полночной?
Твоих поклонников здесь нет,
Зло не дышало здесь поныне;
К моей любви, к моей святыне
Не пролагай преступный след.
Кто звал тебя?"
Ему в ответ
Злой дух коварно усмехнулся;
Зарделся ревностию взгляд;
И вновь в душе его проснулся
Старинной ненависти яд.
"Она моя! - сказал он грозно,-
Оставь ее, она моя!
Явился ты, защитник, поздно,
И ей, как мне, ты не судья.
На сердце, полное гордыни,
Я наложил печать мою;
Здесь больше нет твоей святыни,
Здесь я владею и люблю!"
И Ангел грустными очами
На жертву бедную взглянул
И медленно, взмахнув крылами,
В эфире неба потонул.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Тамара и Демон. Художник М. Врубель, 1890
Тамара
О! кто ты? речь твоя опасна!
Тебя послал мне ад иль рай?
Чего ты хочешь?..
Демон
Ты прекрасна!
Тамара
Но молви, кто ты? отвечай...
Демон
Я тот, которому внимала
Ты в полуночной тишине,
Чья мысль душе твоей шептала,
Чью грусть ты смутно отгадала,
Чей образ видела во сне.
Я тот, чей взор надежду губит;
Я тот, кого никто не любит;
Я бич рабов моих земных,
Я царь познанья и свободы,
Я враг небес, я зло природы,
И, видишь,- я у ног твоих!
Тебе принес я в умиленье
Молитву тихую любви,
Земное первое мученье
И слезы первые мои.
О! выслушай - из сожаленья!
Меня добру и небесам
Ты возвратить могла бы словом.
Твоей любви святым покровом
Одетый, я предстал бы там.
Как новый ангел в блеске новом;
О! только выслушай, молю,я
Я раб твой,- я тебя люблю!
Лишь только я тебя увидел -
И тайно вдруг возненавидел
Бессмертие и власть мою.
Я позавидовал невольно
Неполной радости земной;
Не жить, как ты, мне стало больно,
И страшно - розно жить с тобой.
В бескровном сердце луч нежданный
Опять затеплился живей,
И грусть на дне старинной раны
Зашевелилася, как змей.
Что без тебя мне эта вечность?
Моих владений бесконечность?
Пустые звучные слова,
Обширный храм - без божества!
Тамара
Оставь меня, о дух лукавый!
Молчи, не верю я врагу...
Творец... Увы! я не могу
Молиться... гибельной отравой
Мой ум слабеющий объят!
Послушай, ты меня погубишь;
Твои слова - огонь и яд...
Скажи, зачем меня ты любишь!
Демон
Зачем, красавица? Увы,
Не знаю!.. Полон жизни новой,
С моей преступной головы
Я гордо снял венец терновый,
Я все былое бросил в прах:
Мой рай, мой ад в твоих очах.
Люблю тебя нездешней страстью,
Как полюбить не можешь ты:
Всем упоением, всей властью
Бессмертной мысли и мечты.
В душе моей, с начала мира,
Твой образ был напечатлен,
Передо мной носился он
В пустынях вечного эфира.
Давно тревожа мысль мою,
Мне имя сладкое звучало;
Во дни блаженства мне в раю
Одной тебя недоставало.
О! если б ты могла понять,
Какое горькое томленье
Всю жизнь, века без разделенья
И наслаждаться и страдать,
За зло похвал не ожидать,
Ни за добро вознагражденья;
Жить для себя, скучать собой
И этой вечною борьбой
Без торжества, без примиренья!
Всегда жалеть и не желать,
Все знать, все чувствовать, все видеть,
Стараться все возненавидеть
И все на свете презирать!..
Лишь только божие проклятье
Исполнилось, с того же дня
Природы жаркие объятья
Навек остыли для меня;
Синело предо мной пространство;
Я видел брачное убранство
Светил, знакомых мне давно...
Они текли в венцах из злата;
Но что же? прежнего собрата
Не узнавало ни одно.
Изгнанников, себе подобных,
Я звать в отчаянии стал.
Но слов и лиц и взоров злобных,
Увы! я сам не узнавал.
И в страхе я, взмахнув крылами,
Помчался - но куда? зачем?
Не знаю... прежними друзьями
Я был отвергнут; как эдем,
Мир для меня стал глух и нем.
По вольной прихоти теченья
Так поврежденная ладья
Без парусов и без руля
Плывет, не зная назначенья;
Так ранней утренней порой
Отрывок тучи громовой,
В лазурной вышине чернея,
Один, нигде пристать не смея,
Летит без цели и следа,
Бог весть откуда и куда!
И я людьми недолго правил.
Греху недолго их учил,
Все благородное бесславил,
И все прекрасное хулил;
Недолго... пламень чистой веры
Легко навек я залил в них...
А стоили ль трудов моих
Одни глупцы да лицемеры?
И скрылся я в ущельях гор;
И стал бродить, как метеор,
Во мраке полночи глубокой...
И мчался путник одинокой,
Обманут близким огоньком,
И в бездну падая с конем,
Напрасно звал я и след кровавый
За ним вился по крутизне...
Но злобы мрачные забавы
Недолго нравилися мне!
В борьбе с могучим ураганом,
Как часто, подымая прах,
Одетый молньей и туманом,
Я шумно мчался в облаках,
Чтобы в толпе стихий мятежной
Сердечный ропот заглушить,
Спастись от думы неизбежной
И незабвенное забыть!
Что повесть тягостных лишений,
Трудов и бед толпы людской
Грядущих, прошлых поколений,
Перед минутою одной
Моих непризнанных мучений?
Что люди? что их жизнь и труд?
Они прошли, они пройдут...
Надежда есть я ждет правый суд:
Простить он может, хоть осудит!
Моя ж печаль бессменно тут.
И ей конца, как мне, не будет;
И не вздремнуть в могиле ей!
Она то ластится, как змей,
То жжет и плещет, будто пламень,
То давит мысль мою, как камень я
Надежд погибших и страстей
Несокрушимый мавзолей!..
Тамара
Зачем мне знать твой печали,
Зачем ты жалуешься мне?
Ты согрешил...
Демон
Против тебя ли?
Тамара
Нас могут слышать!..
Демон
Мы одне.
Тамара
А бог!
Демон
На нас не кинет взгляда:
Он занят небом, не землей!
Тамара
А наказанье, муки ада?
Демон
Так что ж? Ты будешь там со мной!
Тамара
Кто б ни был ты, мой друг случайный,-
Покой навеки погубя,
Невольно я с отрадой тайной,
Страдалец, слушаю тебя.
Но если речь твоя лукава,
Но если ты, обман тая...
О! пощади! Какая слава?
На что душа тебе моя?
Ужели небу я дороже
Всех, не замеченных тобой?
Они, увы! прекрасны тоже;
Как здесь, их девственное ложе
Не смято смертною рукой...
Нет! дай мне клятву роковую...
Скажи,- ты видишь: я тоскую;
Ты видишь женские мечты!
Невольно страх в душе ласкаешь...
Но ты все понял, ты все знаешь -
И сжалишься, конечно, ты!
Клянися мне... от злых стяжаний
Отречься ныне дай обет.
Ужель ни клятв, ни обещаний
Ненарушимых больше нет?..
Демон
Клянусь я первым днем творенья,
Клянусь его последним днем,
Клянусь позором преступленья
И вечной правды торжеством.
Клянусь паденья горькой мукой,
Победы краткою мечтой;
Клянусь свиданием с тобой
И вновь грозящею разлукой.
Клянуся сонмищем духов,
Судьбою братий мне подвластных,
Мечами ангелов бесстрастных.
Моих недремлющих врагов;
Клянуся небом я и адом,
Земной святыней и тобой,
Клянусь твоим последним взглядом,
Твоею первою слезой,
Незлобных уст твоих дыханьем,
Волною шелковых кудрей,
Клянусь блаженством и страданьем.
Клянусь любовию моей:
Я отрекся от старой мести,
Я отрекся от гордых дум;
Отныне яд коварной лести
Ничей уж не встревожит ум;
Хочу я с небом примириться,
Хочу любить, хочу молиться.
Хочу я веровать добру.
Слезой раскаянья сотру
Я на челе, тебя достойном,
Следы небесного огня -
И мир в неведенье спокойном
Пусть доцветает без меня!
О! верь мне: я один поныне
Тебя постиг и оценил:
Избрав тебя моей святыней,
Я власть у ног твоих сложил.
Твоей - любви я жду как дара,
И вечность дам тебе за миг;
В любви, как в злобе, верь, Тамара,
Я неизменен и велик.
Тебя я, вольный сын эфира,
Возьму в надзвездные края;
И будешь ты царицей мира,
Подруга первая моя;
Без сожаленья, без участья
Смотреть на землю станешь ты,
Где нет ни истинного счастья,
Ни долговечной красоты,
Где преступленья лишь да казни,
Где страсти мелкой только жить;
Где не умеют без боязни
Ни ненавидеть, ни любить.
Иль ты не знаешь, что такое
Людей минутная любовь?
Волненье крови молодое,-
Но дни бегут и стынет кровь!
Кто устоит против разлуки,
Соблазна новой красоты,
Против усталости и скуки
И своенравия мечты?
Нет! не тебе, моей подруге,
Узнай, назначено судьбой
Увянуть молча в тесном круге
Ревнивой грубости рабой,
Средь малодушных и холодных,
Друзей притворных и врагов,
Боязней и надежд бесплодных,
Пустых и тягостных трудов!
Печально за стеной высокой
Ты не угаснешь без страстей,
Среди молитв, равно далеко
От божества и от людей.
О нет, прекрасное созданье,
К иному ты присуждена;
Тебя иное ждет страданье.
Иных восторгов глубина;
Оставь же прежние желанья
И жалкий свет его судьбе:
Пучину гордого познанья
Взамен открою я тебе.
Толпу духов моих служебных
Я приведу к твоим стопам;
Прислужниц легких и волшебных
Тебе, красавица, я дам;
И для тебя с звезды восточной
Сорву венец я золотой;
Возьму с цветов росы полночной;
Его усыплю той росой;
Лучом румяного заката
Твой стан, как лентой, обовью,
Дыханьем чистым аромата
Окрестный воздух напою;
Всечасно дивною игрою
Твои слух лелеять буду я;
Чертоги пышные построю
Из бирюзы и янтаря;
Я опущусь на дно морское,
Я полечу за облака,
Я дам тебе все, все земное -
Люби меня!..
И он слегка
Коснулся жаркими устами
Ее трепещущим губам;
Соблазна полными речами
Он отвечал ее мольбам.
Могучий взор смотрел ей в очи!
Он жег ее. Во мраке ночи
Над нею прямо он сверкал,
Неотразимый, как кинжал.
Увы! злой дух торжествовал!
Смертельный яд его лобзанья
Мгновенно в грудь ее проник.
Мучительный, ужасный крик
Ночное возмутил молчанье.
В нем было все: любовь, страданье.
Упрек с последнею мольбой
И безнадежное прощанье -
Прощанье с жизнью молодой.
В то время сторож полуночный,
Один вокруг стены крутой
Свершая тихо путь урочный.
Бродил с чугунною доской,
И возле кельи девы юной
Он шаг свой мерный укротил
И руку над доской чугунной,
Смутясь душой, остановил.
И сквозь окрестное молчанье,
Ему казалось, слышал он
Двух уст согласное лобзанье,
Минутный крик и слабый стон.
И нечестивое сомненье
Проникло в сердце старика...
Но пронеслось еще мгновенье,
И стихло все; издалека
Лишь дуновенье ветерка
Роптанье листьев приносило,
Да с темным берегом уныло
Шепталась горная река.
Канон угодника святого
Спешит он в страхе прочитать,
Чтоб наважденье духа злого
От грешной мысли отогнать;
Крестит дрожащими перстами
Мечтой взволнованную грудь
И молча скорыми шагами
Обычный продолжает путь.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Как пери спящая мила,
Она в гробу своем лежала,
Белей и чище покрывала
Был томный цвет ее чела.
Навек опущены ресницы...
Но кто б, о небо! не сказал,
Что взор под ними лишь дремал
И, чудный, только ожидал
Иль поцелуя, иль денницы?
Но бесполезно луч дневной
Скользил по ним струей златой,
Напрасно их в немой печали
Уста родные целовали....
Нет! смерти вечную печать
Ничто не в силах уж сорвать!
Ни разу не был в дни веселья
Так разноцветен и богат
Тамары праздничный наряд.
Цветы родимого ущелья
(Так древний требует обряд)
Над нею льют свой аромат
И, сжаты мертвою рукою.
Как бы прощаются с землею!
И ничего в ее лице
Не намекало о конце
В пылу страстей и упоенья;
И были все ее черты
Исполнены той красоты,
Как мрамор, чуждой выраженья.
Лишенной чувства и ума,
Таинственной, как смерть сама.
Улыбка странная застыла,
Мелькнувши по ее устам.
О многом грустном говорила
Она внимательным глазам:
В ней было хладное презренье
Души, готовой отцвести,
Последней мысли выраженье,
Земле беззвучное прости.
Напрасный отблеск жизни прежней,
Она была еще мертвей,
Еще для сердца безнадежней
Навек угаснувших очей.
Так в час торжественный заката,
Когда, растаяв в море злата,
Уж скрылась колесница дня,
Снега Кавказа, на мгновенье
Отлив румяный сохраня,
Сияют в темном отдаленье.
Но этот луч полуживой
В пустыне отблеска не встретит,
И путь ничей он не осветит
С своей вершины ледяной!..
Толпой соседи и родные
Уж собрались в печальный путь.
Терзая локоны седые,
Безмолвно поражая грудь,
В последний раз Гудал садится
На белогривого коня,
И поезд тронулся. Три дня.
Три ночи путь их будет длиться:
Меж старых дедовских костей
Приют покойный вырыт ей.
Один из праотцев Гудала,
Грабитель странников и сел,
Когда болезнь его сковала
И час раскаянья пришел,
Грехов минувших в искупленье
Построить церковь обещал
На вышине гранитных скал,
Где только вьюги слышно пенье,
Куда лишь коршун залетал.
И скоро меж снегов Казбека
Поднялся одинокий храм,
И кости злого человека
Вновь успокоилися там;
И превратилася в кладбище
Скала, родная облакам:
Как будто ближе к небесам
Теплей посмертное жилище?..
Как будто дальше от людей
Последний сон не возмутится...
Напрасно! мертвым не приснится
Ни грусть, ни радость прошлых дней.
В пространстве синего эфира
Один из ангелов святых
Летел на крыльях золотых,
И душу грешную от мира
Он нес в объятиях своих.
И сладкой речью упованья
Ее сомненья разгонял,
И след проступка и страданья
С нее слезами он смывал.
Издалека уж звуки рая
К ним доносилися - как вдруг,
Свободный путь пересекая,
Взвился из бездны адский дух.
Он был могущ, как вихорь шумный,
Блистал, как молнии струя,
И гордо в дерзости безумной
Он говорит: "Она моя!"
К груди хранительной прижалась,
Молитвой ужас заглуша,
Тамары грешная душа -
Судьба грядущего решалась,
Пред нею снова он стоял,
Но, боже! - кто б его узнал?
Каким смотрел он злобным взглядом,
Как полон был смертельным ядом
Вражды, не знающей конца,-
И веяло могильным хладом
От неподвижного лица.
"Исчезни, мрачный дух сомненья! -
Посланник неба отвечал: -
Довольно ты торжествовал;
Но час суда теперь настал -
И благо божие решенье!
Дни испытания прошли;
С одеждой бренною земли
Оковы зла с нее ниспали.
Узнай! давно ее мы ждали!
Ее душа была из тех,
Которых жизнь - одно мгновенье
Невыносимого мученья,
Недосягаемых утех:
Творец из лучшего эфира
Соткал живые струны их,
Они не созданы для мира,
И мир был создан не для них!
Ценой жестокой искупила
Она сомнения свои...
Она страдала и любила -
И рай открылся для любви!"
И Ангел строгими очами
На искусителя взглянул
И, радостно взмахнув крылами,
В сиянье неба потонул.
И проклял Демон побежденный
Мечты безумные свой,
И вновь остался он, надменный,
Один, как прежде, во вселенной
Без упованья и любви!..
_________________
На склоне каменной горы
Над Койшаурскою долиной
Еще стоят до сей поры
Зубцы развалины старинной.
Рассказов, страшных для детей,
О них еще преданья полны...
Как призрак, памятник безмолвный,
Свидетель тех волшебных дней.
Между деревьями чернеет.
Внизу рассыпался аул.
Земля цветет и зеленеет;
И голосов нестройный гул
Теряется, и караваны
Идут, звеня, издалека,
И, низвергаясь сквозь туманы,
Блестит и пенится река.
И жизнью вечно молодою.
Прохладой, солнцем и весною
Природа тешится шутя,
Как беззаботная дитя.
Но грустен замок, отслуживший
Года во очередь свою,
Как бедный старец, переживший
Друзей и милую семью.
И только ждут луны восхода
Его незримые жильцы:
Тогда им праздник и свобода!
Жужжат, бегут во все концы.
Седой паук, отшельник новый,
Прядет сетей своих основы;
Зеленых ящериц семья
На кровле весело играет;
И осторожная змея
Из темной щели выползает
На плиту старого крыльца,
То вдруг совьется в три кольца,
То ляжет длинной полосою
И блещет, как булатный меч,
Забытый в поле давних сеч,
Ненужный падшему герою!..
Все дико; нет нигде следов
Минувших лет: рука веков
Прилежно, долго их сметала,
И не напомнит ничего
О славном имени Гудала,
О милой дочери его!
Но церковь на крутой вершине,
Где взяты кости их землей,
Хранима властию святой,
Видна меж туч еще поныне.
И у ворот ее стоят
На страже черные граниты,
Плащами снежными покрыты;
И на груди их вместо лат
Льды вековечные горят.
Обвалов сонные громады
С уступов, будто водопады,
Морозом схваченные вдруг,
Висят, нахмурившись, вокруг.
И там метель дозором ходит,
Сдувая пыль со стен седых,
То песню долгую заводит,
То окликает часовых;
Услыша вести в отдаленье
О чудном храме, в той стране,
С востока облака одне
Спешат толпой на поклоненье;
Но над семьей могильных плит
Давно никто уж не грустит.
Скала угрюмого Казбека
Добычу жадно сторожит,
И вечный ропот человека
Их вечный мир не возмутит.
