Итак, вы попали в изолятор временного содержания, в качестве осужденного или арестованного. Пятнадцать правил, которые помогут избежать неприятностей в СИЗ. Записано со слов человека, побывавшего в «местах не столь отдаленных». Правила не прописаны в официальных документах, но обязательны для всех, независимо от преступления и социального положения до ареста.
1. Войдя в камеру, обычно это «карантин», где подозреваемый или осужденный должен находиться не менее пятнадцати дней, вновь прибывший должен сказать «салам общий» или «саламалейкум». Еще лет пятнадцать назад, по словам бывалых ходоков, здоровались на русском языке, сейчас приветствуют таким образом. Так можно поздороваться с сидельцами в любой другой камере.
2. После к новичку подходит «смотрящий за хатой». Это человек, следящий за порядком и соблюдением правил воровского мира в камере. Он показывает место на «шконке» (железной двуярусной кровати), где будет спать новичок. Обычно все или почти все спальные места в камере заняты. В некоторых камерах могут спать в две смены.
3. У человека спрашивают, был ли он когда-либо свидетелем, или потерпевшим по уголовным делам. Если да, то начинаются вопросы, потому что по законам преступного мира, это считается «западло» — пятном на биографии. Далее сам осужденный или арестованный должен сказать, по какой статье он привлечен или осужден. Если это изнасилование, или еще хуже — изнасилование малолетних, к нему будут определенные вопросы. Бытует мнение, что подозреваемых по этим статьям насилуют в камерах, но на самом деле я не встречал насильников несовершеннолетних. Обычно подозреваемые или осужденные по этим статьям говорили, что не виноваты, что их подставили, использовали девушек легкого поведения для того, чтобы заставить из заплатить. Доказать обратное трудно, а раз нельзя доказать, что человек – насильник, пока он не признается сам, то его не трогают. Недоверие к судебной системе и полицейским играет свою роль, люди считают, что кого-то вполне могли подставить, сфабриковать дело, поэтому не торопятся делать выводы.
4. После собираются все бодрствующие сидельцы «хаты», заваривают чефир или крепкий чай – крепак. Все садятся за низкий столик, который обычно стоит посередине хаты или у окна, и начинают неспешно беседовать. Выяснив, что вновь прибывший – нормальный человек, ничем ранее не скомпрометировавший себя, ему объясняют, как надо жить и вести себя в тюрьме.
5. В углу у двери находится туалет, его называют «север» — обычно это просто дырка в полу, огороженная самодельными занавесками. Заключенному объясняют, что ходить туда, когда другие принимают пищу, нельзя. Нельзя разговаривать, когда ты находишься там.
6. Нельзя здороваться за руку с неизвестными тебе лицами, так как они могут оказаться «обиженными» (пассивными гомосексуалистами) или «вязанными»(заключенные, сотрудничающие с администрацией учреждения) и «баландерами» (осужденными занимающимися хозяйственной обслугой). Кроме того, можно не здороваться за руку с «ментами» — полицейскими, но это на усмотрение самого зэка.
7. Еду, переданную родными и близкими в передачах, обычно стараются делить со всеми. Особенно в карантине, где все, кроме смотрящего, обычно «первоходы» (осужденные впервые). То, что считает нужным, зэк выкладывает на общий стол, и приглашает всех в хате. Не обязательно все продукты выкладывать сразу, можно полученные передачи разделить на несколько приемов пищи. Есть в одиночестве считается плохим тоном, осуждается другими заключенными.
8. В душ водят обычно раз в неделю. Там не принято снимать нижнее белье, моются в нем. Формально это делают, чтобы не прикоснутся половыми органами к другому человеку и не допустить прикосновения к себе.
9. Драться в тюрьме нельзя, особенно бить кого-то ногами. Ногами бьют только «обиженных», за каждый нанесенный удар или оскорбление в этом мире придется ответить. Тоже касается слов, нельзя нецензурно выражаться ни в чей адрес, если ты не сможешь это обосновать. За каждое опрометчиво сказанное слово придется отвечать перед «сходняком» – собранием заключенных в камере по особому поводу. Во многих фильмах показывают, как арестованный дерется с сокамерниками, на самом деле такое случается очень редко и за это жестоко наказывают. По закону преступного мира, если тебя ударили, ты не должен драться, нужно собрать сходняк и на нем разобрать поведение драчуна. Скорее всего, ему сломают челюсть или он получит несколько сильных ударов по лицу. Это называется «подходить», говорят, «я подходил к тому-то», значит, исполнял наказание.
10. В тюрьме нельзя никому доверять, даже когда кажется, что рядом друг, вполне может оказаться, что человек – стукач, который работает на администрацию или «блатных» — представителей преступного мира. В любом случае, надо взвешивать каждое слово и стараться без дела не говорить. Нельзя обещать и не сделать. Если ты кому-то обещал достать книгу или отдать колбасу, то будь добр, сделай. Если не сдержал слово, вполне может, что тебя вызовут на сходняк и и потребуют ответить, почему ты нарушил обещание.
11. Нельзя без спроса брать чужие вещи, например, кружку или ложку и тем более еду или сигарету. Могут посчитать, что ты украл и в таком случае объявить тебя крысой или мышью. Бывали случаи, когда человек попадался на краже одной сигаретки, на «сходняке» его объявляли «крысой» или «мышью» — ворующим у своих, после чего его жестоко избивали и переводили в другую камеру, предназначенную для крыс или мышей.
12. Курить в СИЗО можно везде, дымят тут все без исключения. Получив блок сигарет в передаче, ты можешь отдать одну пачку или все десять на «общее». В случае, если считаешь нужным, можешь ничего не отдавать. Но если спрашивают сигарету, не принято отказывать.
13. Зэку объясняют, как вести себя при сдаче анализов. В первые дни он сдает кровь, мочу, кал, проходит рентген. Палочка для анализа кала обычно не используется по назначению. Зэк обмазывает ее о грязный пол или стену и отдает медсестре. То есть анализ проходит чисто формально.
14. В тюрьме лучше не делать татуировок, потому что можно заразиться гепатитом или СПИДом. Если у тебя уже есть гламурная татуировка необычного или игривого содержания, не нужно ее кому-то показывать.
15. В целом, основной принцип поведения в тюрьме прост: уважай чужую территорию, достоинство, не оскорбляй и не унижай другого человека, делись, чем можешь. Не прикасайся к плохим людям. Зэки любят говорить «не верь, не бойся, не проси». У многих них на теле вытатуированы эти слова. На самом деле зэки просят, боятся и верят. Поэтому довольно часто попадают в неприятные ситуации.
Республика Коми всегда славилась своим «черным» положением. Это означало, что «командировки» в подобные исправительные учреждения были для арестантов в радость. В таких зонах не навязывается режим и во многом администрация закрывает глаза на то, что обыкновенно запрещено в других.
К примеру, можно спать сколько душе угодно, одеваться во что хочешь, получать в передачах еду по вкусу и гораздо больше чем раз в три месяца. За отдельную плату можно договориться о внеочередном свидании и даже сделать так, чтобы на него пришла совсем не родственница. В общем, за деньги можно там достать что угодно: от мобильного телефона до тяжелых наркотиков. Такая относительная свобода позволяет гораздо легче переносить тяготы своего печального положения. Конечно, хорошего мало и есть свои лишения, но при таком положении дни летят быстрее и легче, чем в искусственно созданном зоопарке.
Тысячи гектаров земли были отданы под Главное управление лагерей и мест заключения, иными словами ГУЛАГ
Конечным пунктом моего путешествия стал город с «диким» названием Сыктывкар. По началу я и выговорить название с трудом мог и, естественно, понятия не имел, где такое «чудо из чудес» находится. Оказалось, что это далеко не безызвестный регион для русского обывателя и не только. Город Сыктывкар располагался в сердце Республики Коми, представляя собой ее столицу. Эта часть России по размерам равнялась территории Франции, но исторически сложилось так, что земля пошла не под сельскохозяйственные и прочие нужды народа, а на тюрьмы. Тысячи гектаров земли были отданы под Главное управление лагерей и мест заключения, иными словами ГУЛАГ, куда русские сотни лет свозили украинцев для того, чтобы их уничтожить.
Воркута. Микунь. Сыктывкар. Княж-погост и прочие «легендарные» тюрьмы, в которые сгоняли людей со всего мира в ссылку, работают и по сей день. В этих местах веет смертельно ледяным холодом. Целая республика, отданная на обслуживание фильтрационных лагерей советских времен. Обветшалые, разрушенные бараки, уже давно не пригодные для жизни. С одной стороны, это было даже и неплохо, ведь на ремонт как-никак деньги выделялись из бюджетного фонда, но не доходили до дела, так как разворовывались местным тюремным руководством. В итоге, чтобы арестанты не били в набат и не писали жалобы в Европейский суд по правам человека, на многое закрывались глаза и от этого многое становилось дозволенным. Но все хорошее заканчивается…
В последние годы сошедший с ума президент России, начав войну против Украины, а после и в Сирии, решил в срочном порядке восстановить в зонах режим, существовавший при СССР. Естественно, строгость должна полностью соответствовать по всем параметрам порядку советского времени. Ведь готовилось крупное пополнение арестантами этих исправительных учреждений: ГУЛАГ-2, воскрешение. В таком режиме закручивания гаек в стране, «черный» режим стал плавно, но уверенно сменяться на «красный».
Положение вещей обстояло еще не так плохо, как могло бы быть, ведь еще не стали залетать в колонии так называемые «белые медведи» – отряды специального назначения, что силой наводили порядок. Заключенные еще не начали повально доносить и бояться друг друга. Администрации еще не успели построить светофоры вдоль зоновских дорог для того, чтобы даже просто передвигаясь улицей, арестант чувствовал жесткий контроль. Еще над территорией, огороженной колючей проволокой, не заиграл тюремный оркестр. Если увидите хоть один из этих признаков, то бегите: там нет жизни, там нет ничего человеческого, из такого места выходят не людьми, а животными.
Арестантские блага уже были отняты: никакой одежды не по уставу, никаких телефонов, никаких дополнительных свиданий и передач
Но в большинстве лагерей возрождающегося ГУЛАГА «красный» режим уже успел принудить действовать арестантов соответственно правилам внутреннего распорядка. Раковая опухоль разрастается и угрожает заразить весь организм.
Все арестантские блага уже были отняты: никакой одежды не по уставу, никаких телефонов, никаких дополнительных свиданий и передач. Мир. Труд. Май. В головы заключенных прочно внедряли дисциплину военщины. Не знаю повезло мне или нет с этим местом, ведь бывает и гораздо хуже, но приезжающие с других колоний арестанты говорили, что в таких ужасных условиях срок должен идти как день за три, а это о многом говорит.
После того как вооружили тюремной полосатой робой, нас с задором погнали в карантинное отделение. Это место в исправительной колонии что-то на подобии штрафного изолятора, но не несет за собой чрезмерных лишений в правах и свободах. Тут удерживают осужденных до принятия по ним решения. Тома уголовных дел следуют от этапа до этапа вслед за узниками вплоть до прибытия в конечные пункт назначения. Естественно, чтобы ознакомиться, изучить и понять, что за птица попала в сети, администрации необходимо время. Помимо того, руководство ожидает инструкции вдобавок и от ФСБ России по отдельным персонажам. Те, кто стал полезным для сотрудников следствия, могут получить хорошие комфортные условия, где такой арестант до конца будет оставаться под полным жестким контролем. Тех же, кто дал бой карательным силовым органам «великой» страны, ожидают немалые страдания, лишения. Кто что выбрал: хлеб или свободу. Ведь осудить человека – это лишь пол дела, из него еще нужно выкачать все жизненные соки...
Спать только при лампе, занавешиваться от ее света запрещено, иначе шизо. Проспишь – шизо. Не уснешь – шизо
Все было в новинку для каждого из нас. Новый быт с абсолютно новыми правилами. Не успели зайти, как сразу начали принуждать к новому режиму – «исправительному». Отныне сон был ограничен строго установленными часами. В шесть утра – подъем, а в десять – отбой. Спать только при лампе, занавешиваться от ее света запрещено, иначе шизо. Проспишь – шизо. Не уснешь – шизо.
В момент утреннего подъема в карантинное отделение входили вертухаи и заставляли всех быстро одеваться, после чего выгоняли на мороз для дежурной уставной переклички. Процедура абсолютно бессмысленная, ведь нас было не так уж и много и на глаз понятно, что никто никуда не делся. Да и камер наставлено больше чем в любом телевизионном шоу, смотри, снимай, запоминай. В конце концов внутри помещении было достаточно места, чтобы выстраиваться, там и не надо мерзнуть на диком холоде. Но в России привыкли жить как в армии и поэтому на первом месте стоит не воспитание человека, а бессмысленная военщина.
Примечательно, что в тот момент, пока мы отсутствовали в бараке, охранники закрывали на замок нашу спальную комнату, где находились кровати, тумбочки и каптерка с личными вещами, оставляя единственное помещение, где мы должны были тесниться, проводя наш досуг в ожидании вечера. Правда был телевизор, который не выключали и позволяли смотреть аж до отбоя. Но, конечно же, с одним нюансом: только те передачи, которые захочет поставить администрация колонии. Естественно, это была незаурядная, топорная, мерзкая пропаганда, зомбирующая всех и каждого в этой дикой стране…
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Все блоги Геннадия Афанасьева читайте
Где-то около полуночи я под конвоем (в тюрьме все передвижения возможны в сопровождении как минимум одного сотрудника ФСИН), держа подмышкой матрас со свёрнутыми внутрь простынями, кружкой, ложкой и тарелкой (шлёмкой), пришёл в карантин.
Нас было четверо, прежде нам всем предоставили возможность принять душ (это отдельная тема для рассказа, назовем её «Гигиена в тюрьме», например).
Карантинная камера в Бутырке, в которую попал я, это помещение примерно 6 на 5 метров, два окна и пять шконок - две двухъярусные и одна одноярусная. За перегородкой из фанеры и оргстекла был туалет - с унитазом, подчеркну это. В углу, противоположном двери, под потолком висела видеокамера в защитном кожухе из плотного стекла. Надо сказать, в Бутырке потолки высокие, где-то 3,20. Что ещё? Стол (дубок ) длиной 1,8 метра, шириной сантиметров 70. И к нему с обеих сторон были приварены скамейки.
Отличительная черта любой камеры в карантине - грязь. Арестант тут задерживается, как правило, на день-три, то есть камера считается как бы «ничейной», поэтому за её состоянием никто не следит, до этого никому нет дела. К тому же арестанты ещё не успевают обзавестись ни сменной обовью, ни вещами, ни предметами гигиены. Веников, тряпок - нет. Мыло - в лучшем обшарпанный кусок, оставленный кем-то из предыдущих сидельцев. Телевизора в карантине тоже нет, и это, как я понял потом, к счастью. Но есть, хоть и в жутком состоянии, электрочайник.
Люди, которые встречаются в карантине, возможно, больше никогда не увидятся - потом всех раскидают по разным корпусам и камерам. В моем случае именно так и было. Это я говорю к тому, что завязывать долгое знакомство смысла нет. Хорошо, если кто-то в карантине будет с тюремным опытом - это избавит от массы бытовых вопросов.
Спать мне пришлось одетым. Раздеваться не хотелось - холодно, так как карантин находится в полуподвальном этаже, во-первых; во-вторых, грязно; в-третьих, темно - в 22:00 отключили верхний, яркий свет, осталась лишь тусклая лампочка ночника ватт на 40, не больше.
Утром где-то часов в 5-6 нам принесли хлеб. Его испекли тут же, в Бутырке, осуждённые из хозотряда. И к хлебу - сахар. Хлеб и сахар - это традиция тюрьмы, идущая, как я полагаю, ещё с царских времён. На всех нам дали две булки, сахар шлепанули в шлёмку того самого, с опытом, арестанта. Он и проснулся, кстати, первым, чтобы принять это. В камере как раз включили свет. Мы разлили кипятку, на всех был один, завалявшийся у кого-то, чайный пакетик. Разломили ещё тёплый хлеб. Пообщались - выяснили, кто и какими судьбами оказался здесь.
Часов в 8 привезли завтрак, какую-то кашу. А потом в открытую кормушку просунули листы бумаги - психологические тесты. Отказываться заполнять эти бланки никто не стал, всё равно делать было нечего. Тесты довольно незамысловатые. Из самой формулировки вопросов, на которые надо отвечать «да/нет», «верно/не верно», был очевиден замысел тюремной администрации - вычислить людей с неустойчивой психикой, особенно тех, кто склонен к самоубийству и нападению на сотрудников ФСИН и сокамерников. Поняв это, я ответил так, чтобы не вызвать каких-либо подозрений относительно своего психического здоровья.
Где-то в районе обеда нас вывели на прогулку - часовую, как и положено - в «стакан» размером 3,5 на 4 метра. Там удалось «голосом» пообщаться с другими камерами карантина, а также разжиться несколькими сигаретами и чайными пакетиками. Всё это нам перекинули - точнее будет сказать, просунули - через разрыв сетки рабицы, которая сверху накрывает дворик.
Чай и сигареты - это так называемый грев для обитателей карантина и кичи (карцера). Прогулочные дворики в Бутырке, как и в почти любой тюрьме, расположены на крыше. Грев хранится под лестничными пролётами, ведущими туда. Закладывают его, скажем так, авторитетные арестанты. И карцер, и карантин на воровском языке называются «Скорбные места Дома Нашего Общего». Помочь (греть) тем, кто попал туда, - святое дело! Отмечу, что для человека, который угодил в тюрьму с улицы, а таких большинство, такая помощь очень важна.
Ближе к вечеру всех обитателей нашей камеры по очереди начали вызывать в коридор - продол. С каждым говорил офицер.
Готовы ли вы сидеть в общем блоке, вместе с основной массой заключенных? - спросил он меня.
А почему нет? Я не против, - ответил я.
Ну, может, вы носили погоны? Или должны кому-нибудь на воле? Нет такого? Ну или конфликт с кем-то? - проявил не казённое участие офицер.
Было видно, что спрашивает не для галочки.
Да нет, ничего такого нет.
Последний аргумент, пожалуй, самый железный, и он окажет максимальное влияние на перевод на «спецблок» - там маломестные камеры с более спокойной, как правило, публикой.
И деталь вторая. Если статья - преступление с сфере предпринимательской деятельности (159.4, например), или 282 (как у меня), или 205 (терроризм), или, не дай бог, статьи, начинающиеся на 13 (половые преступления), или 228 - то независимо от того, что арестант ответит офицеру, его не направят в общие камеры, а переведут на спецблок. Что и произошло в моём случае
Уже где-то через час после этого разговора я тащил матрас на БС (большой спец) и в 22:00 с трудом втаскивался в камеру 327. Таким образом, в карантине я пробыл менее суток.
