Многие исследователи находят аналогии между доисламской арабской поэзией и поэзией скальдов, прежде всего, в гипертрофированной метафоричности. Подобно скальдам, доисламские арабские поэты занимали высокое и почетное положение и, по-видимому, в слабой степени были профессионалами. Поэт обычно бывал вместе с тем и воином. Наиболее знаменитый из древнейших арабских поэтов, чьи стихи сохранились, Имруулькайс - происходил из королевского рода и посвятил свою жизнь мщению за отца и борьбе за отцовское наследие. По легенде первые стихи на арабском языке произнес Адам, оплакивая сына своего Авеля. Впрочем, арабские ученые - филологи уже в VIII в. не принимали эту легенду всерьез, и свидетельствует она скорее о том уважении, с каким арабы относились к своим поэтам. Наиболее старые образцы арабской доисламской поэзии восходят к V - VI в. Родина ее - пустыни Аравийского полуострова. Среди скудной природы протекала жизнь первых арабских поэтов и тех, для кого они пели - бедуинов Северной и Центральной Аравии. Они кочевали со своими стадами по пустыням в поисках пастбищ и воды, стойко переносили голод и жажду, жар палящего солнца днем и резкий холод ночью и ежедневно подвергались опасности заблудиться. Поэтический дар ценился высоко, как особое умение или знание: само слово "поэт" - "шаир" - происходило от корня "шаара" - "знать", "ведать". Стихам приписывалась и магическая, заклинательная сила по отношению к явлениям природы. Но особо важным для племени было то, что поэт неуклонно защищал его интересы, его честь, воспевая доблесть своих соплеменников и понося их врагов. По выражению русского арабиста В.Р. Розена "поэзия в то время некоторым образом заменяла прессу" Стихи пелись на ежегодных ярмарках в Указе, куда съезжались бедуины со всех концов полуострова. Авторитет поэта мог играть роль и в частной жизни. Так, рассказывают, что поэт аль-Аша, как-то выступая в Указе, восхвалил в стихах щедрость и гостеприимство одного своего приятеле, бедняка-бедуина, у которого было восемь дочерей. И тут же к бедняку явились люди из самых знатных семей свататься к его дочерям. Основным поэтическим жанром арабской доисламской поэзии была касыда, стихотворение до ста строк и более, которое включало в себя, как правило, несколько сюжетов. Первая часть касыды описывала окружающую природу, следы стоянки, покинутой любимой. Вторая часть посвящалась путешествию по пустыне, третья - восхвалению достижений своего племени. Любопытно, в частности, что в рассказах о древнейших арабских поэтах обнаруживаются параллели к исландским рассказам о стихотворных "выкупах за голову". Так, знаменитый поэт Ан-Набига Аз-Зубъяни, подобно скальду Оттару Черному, стихотворением, посвященным королеве, навлек на себя немилость короля. Он был вынужден бежать и только впоследствии вернул себе расположение короля, сочинив о нем большую касыду. "Выкупом за голову" является, в сущности, и знаменитый панегирик в честь Магомета, сочиненный поэтом Каб ибн Зухайр, который до этого враждебно выступал против новой религии. Согласно традиции, панегирик этот произвел такое впечатление на Магомета (который вообще враждебно относился к языческой поэзии), что он подарил поэту плащ со своего плеча. Подобно скальдическому искусству, сочинение стихов у арабов являлось импровизацией и всегда имело вполне конкретные поводы. Поэзия, говорит Брокельман, — "не была привилегией отдельных избранных умов. В каждом арабском племени, вместе с воспоминаниями о важнейших событиях его истории, даже если эти последние, с нашей точки зрения, были совершенно ничтожными стычками, жили бесчисленные стихи, которые сопровождали и объясняли отдельные фазы этой истории. Это были главным образом импровизации". Такого рода поэзия процветала у арабов и в последующие эпохи. Подобно скальдам, арабские языческие поэты сочетают примитивную воинственную тематику, характерную для общества, в котором кровавый обычай родовой мести стоит в центре внимания, с изощренностью формы. Гипертрофия формы продолжает жить и в оценках позднейших арабских критиков, которые всегда наибольшее значение придают совершенству формы, метрическому и словесному искусству. При этом любопытно, однако, что подобно скальдической драпе, арабская касыда сочетает техническое мастерство и трафаретность содержания с крайней примитивностью композиции, представляя собой как бы сочетание "нанизанных жемчужин". Как поэзия скальдов казалась многим европейским литературоведам явлением противоестественным, так вызывала удивление и древнейшая арабская поэзия. "Именно у этих диких, ведущих изобилующую опасностями разбойничью жизнь детей пустыни, а не у городских жителей, — говорит Шак, — поэзия нашла свою родину; и удивительным образом именно у них достигла она развития, которое по рафинированному изяществу языка и тщательному соблюдению вычурнейшей метрики не было превзойдено ни в одну эпоху утонченной культуры". И дальше: "С одной стороны, дикие страсти варварской эпохи, жажда убийства и мести; с другой — изощренность речи, вычурная изысканность выражения, как будто стихотворение написано для иллюстрации главы из грамматики. Каким образом было возможно, что беспокойно рыскающие воины, которым ежедневно угрожала смертью бесплодная почва и мечи врагов, уделяли технической стороне поэзии такое внимание, которое свойственно обычно только очень передовым культурным эпохам? Подобное явление является исключением в мировой литературе" . К. Бурдах, ссылаясь на то, что самобытность доисламской арабской поэзии удивляла еще Гете, говорит по поводу этих слов Шака: "Я, с точки зрения сравнительного литературоведения, делаю отсюда единственный допустимый вывод: такое явление, которое противоречит всему нашему опыту в области истории поэзии, не может в действительности существовать". Бурдах хочет этим сказать, что доисламская поэзия не могла быть самобытной и, следовательно, должна была быть продолжением более древней, эллинистической или другой культурной традиции. Совершенно аналогичные соображения заставляли С. Бугге и других сомневаться в самобытности или подлинности древнейших скальдических стихов. Как и скальды, арабские поэты используют прием олицетворения: война переламывает людей своими жерновами; у нее дважды в году рождается по двойне, и она вскармливает детей грудью (Зухайр); ночь вытягивает хребет, отдаляя заднюю свою часть от груди (Имруулькайс), а звезды ее льняными веревками привязаны к скале (т.е. ночь такая долгая, что звезды, словно не движутся); злодейства, совершенные аш-Шанфарой, разыгрывают его мясо в мейсир. Причем, как и в случае хэйти, закрепления понятий, у арабов - газель - большеглазая, ночь - долгая, конь - быстрый, крепконогий, гнедой (вороной), рослый, резвый и т.п., пустыня - грозная, безродная, бесплодная, меч - белый, отполированный, рассекающий. Так, если аш-Шанфара называет среди своих друзей "короткошерстного пятнистого" и "длинногривую хромую", современник сразу же представляет гепарда и гиену. Если Лабид говорит: "Оседлай скорей изможденную долгим странствием", слушатели знают, что он подразумевает верблюдицу, а если скажет об охотнике: "длинноухих он послал по ее следам", то всякому уже ясно, он спустил собак. Поэтика В арабской системе стихосложения 16 размеров аруда. Возникновение их связывают с поступью верблюдицы по пустыне. Принципы арабского стихосложения впервые были приведены в систему басрийским филологом Халилем ибн Ахмадом. Система эта своеобразна. Дело в том, что у арабских средневековых филологов не было представления о слоге; они делили слово на "буквы огласованные и неогласованные", эти единицы и легли в основу системы. Халиль представил каждую стихотворную строку как палатку (бейт), имеющую два ската - два полустишия; полустишия состоят из стоп, а каждая стопа - из особых сочетаний огласованных и неогласованных букв "колышек" и "завязок". Если перевести это на привычную нам слоговую систему, то завязка будет содержать либо один долгий, либо два кратких слога. Колышки же содержат по два слога каждый. Сильная доля должна быть заключена именно в колышке. Колышек привязанный - напоминает наш ямб, с ударением на втором слоге; Колышек отдельный - напоминает наш хорей, с ударением на первом слоге. Принято считать, что рифма в арабском стихе захватывает только последние слоги, открытые или закрытые, которые должны полностью совпадать во всех бейтах. Однако и это определение неточно. Халиль ибн Ахмед называет "рифмой" (вернее, рифмующейся частью бейта) часть строки "от последней буквы бейта до первой предшествующей ей неогласованной буквы, включая гласный, предшествующей неогласованной букве", то есть весь конец строки до ближайшего к "последней букве" долгого слога включительно. Согласные в этой части могут быть любые, не созвучные, гласные также могут быть неодинаковы по качеству, но обязательно должны совпадать по количеству. Так, например. В касыде аш-Шанфары слова рифмуются так: амйалу/архулу/мухзалу/таввилу/михмалу и т.п. Ан-Шанфара "Песнь пустыни" (Касыда) В дорогу пора поднять верблюдов, сородичи! Я больше теперь не ваш, примкнул я к семье другой! Готово уж все к отъезду: седла подвязаны, Верблюды навьючены, и путь освящен луной. Я жизнью твоей клянусь: найдется убежище Тому, кто уходит в путь один в темноте ночной - Не тесно ведь на земле тому благородному, Кто, слушаясь разума, от злости бежит людской. С другими я породнился: с волком стремительным, С пятнистым гепардом и с хозяйкой жилья хромой. Не бросят они меня, злодейства простят мои И тайны они хранят, не выдадут ни одной! Горды они храбростью, но я-то храбрее их. Когда ненавистный враг идет против нас войной. А если добычу делим, я не бегу вперед - Лишь самые алчные к добыче летят стрелой... и т.д. Сохранились и небольшие стихотворения, разрабатывающие какой-либо один сюжет - любовный, описательный, панегирический, анакреонтический, сатирический, элегический. Элегические стихи - "плачи" по умершим - были в основном достоянием женщин-поэтесс; они в наибольшей степени проникнуты фольклорными мотивами, как это видно на примере стихотворений аль-Хансы. Ее элегии, как бы дополняют "мужские" касыды. Вы не скупитесь, глаза, пролейте слезы о нем, Пусть белые жемчуга текут на платье дождем. Я вспоминаю тебя, когда спускается ночь, А сердце ноет мое, горит - пылает огнем. Как щедро ты угощал голодных лютой зимой. Как часто с бездомным ты своим делился жильем, Как часто путник ночной твоей защиты искал, И рвал ты смерти силки индийским белым мечом, Как часто пленных врагов на волю ты отпускал, Болели раны у них и кровь лилася ручьем. А сколько мудрых речей народу ты говорил - Тебя и недруг за них не обвинил бы ни в чем... Литература:

- "Доисламская арабская поэзия", отв. Редактор Б.Я. Шидфар. Главная редакция восточной литературы издательства "Наука", 1983 г. - Розен В.Р. Древнеарабская поэзия и ее критика. СПб, 1872 г. - Шифдар Б.Я. "Образная система арабской классической литературы (VI -XIIв.в.) М., 1974

Розен В.Р. Древнеарабская поэзия и ее критика. Спб 1872. Доисламская арабская поэзия. Главная редакция восточной литературы издательства "Наука", 1983 г.

Об арабских суфийских поэтах и особенностях их лексики

Предметом любви суфийской мистической поэзии является божество - Аллах. Вместе с тем в настоящее время в суфийской поэзии, а также в поэзии, находящейся под воздействием суфизма, наблюдается некоторое изменение тематики, уделяется внимание новым темам современности - политической и общественной жизни страны, особенно национально-освободительному движению и международной политике. Однако и новая тематика подается в старых традиционных формах.

Мы рассмотрим творчество представителей современной суфийской поэзии, поэтов, испытавших на себе влияние различных литературных направлений: неоклассицизма, романтизма, экзистенциализма,- а также фольклора. Прежде всего это суданские поэты. Их выбор обусловлен тем, что суданская литература, в частности поэзия, за пределами Судана изучена мало. Арабская критика находит объяснение этому в оторванности Судана от всего мира в период колониальной зависимости. Так, критик Ахмед Абу Саад писал: «Большинство из нас в арабских странах, если не сказать все, почти ничего не знаем о Судане, хотя бы даже о его географическом положении. Возможно, причина этого - неблагоприятные условия, в которые попала страна со времени оккупации ее английскими войсками под командованием Китченера в 1898 г. С этого момента и вплоть до получения Суданом независимости в 1956 г. он был оторван от внешнего мира» .

В настоящее время отрыв суданских литераторов от остального мира практически ликвидирован. Хартумский университет, вокруг которого группируются значительные литературные силы, имеет связи со всеми странами мира: здесь преподают профессора из различных арабских стран, из Англии, Голландии, Канады и др. Хартумский университет имеет договор о научном сотрудничестве с С.-Петербургским университетом. В Хартуме работают преподаватели из Российской Федерации. Суданские преподаватели, аспиранты, студенты стажируются и учатся в вузах России. Наступил момент, когда исследование суданской литературы находит достойное место в кругу литературоведческих работ отечественных востоковедов.

В развитии общественной мысли Судана большую роль играли суфийские мистические братства, их иногда называют сектами [см. 185]. 3. И. Левин, исследуя специально арабскую общественную мысль писал: «Официальные школы ислама отступают здесь (в Судане.- О. Ф. ) перед влиянием мусульманских сект. Официальный ислам и крупнейшая в Судане секта хатымийя (литературно правильное произношение «хатмийя».- О. Ф. ) или мирганийя, родственная господствовавшей в пограничной Ливии пуританской секте идрисийя, оспаривали господство у ансаров, последователей Махди, вождя восстания 1880-1881 гг. Под контролем сект находилась вся культурная и идеологическая жизнь страны» . Оценка 3. И. Левина относится к периоду окончания второй мировой войны, но, по моим наблюдениям, и теперь суфийские братства или суфийские ордена продолжают оказывать огромное влияние на культурную жизнь Судана.

Исламский мистицизм, иначе суфизм, распространился в VIII в. Основные черты суфизма - требование аскетизма, самоотречения, стремление к мистическому экстатическому единению с богом, а для восточных районов арабского халифата особенно характерна была пантеистическая теософия . Из многих выдающихся поэтов и ученых, придерживавшихся суфизма, можно назвать следующих: Ибн Сина - великий среднеазиатский ученый, философ и поэт (X-XI в.); Ибн Араби - арабо-испанский поэт-философ (XII-XIII в.), автор своеобразной энциклопедии суфизма «Мекканские откровения», которая содержит фантастические описания загробного мира; полагают, что она оказала влияние на Данте ; Омар Хайям - персидский поэт (XII в.), который звал к нравственной чистоте, к прекрасному, любви к богу; даже те его рубаи, которые воспевают вино, любовь, природу, наслаждение, иногда толкуются в мистическом аллегорическом смысле; Омар ибн ал-Фарид - египетский суфий и знаменитый лирический поэт (XIII в.), «султан влюбленных», прославлявший любовь, счастье, вино, что понимается аллегорически как религиозное самозабвение, любовь к богу, блаженство в единении с ним; Абд ал-Ваххаб аш-Шарани - египетский ученый, автор теоретических и исторических сочинений о суфизме (XVI в.), известный своими демократическими убеждениями.

С XII в. возникают различные суфийские ордена или братства, устраиваются специальные обители для суфиев. Среди них известны ордена мавлевийя, накшбендийя, кадирийя, шазилийя, сенусийя и др. В Средней Азии и на Кавказе, в частности, был популярен орден накшбендийя, к этому ордену принадлежали шейхи и мюриды - участники движения Шамиля. В Иране образование шиитской державы в XVI в. также было вызвано движением суфизма. В Афганистане в XVI в. антифеодальное движение крестьянства возглавлял суфийский орден рошани.

Представления о боге приверженцев суфизма сводятся к тому, что бог есть все во всем, мир весь в боге и бог разлит во всем мире, мир, материя являются эманацией, истечением бога и возвратятся к нему; высшее счастье человека - раствориться в боге, уединиться с ним . Суфизм имеет общие черты с неоплатонизмом античной философии и буддизмом. Корни мусульманского суфизма восходят ко времени возникновения ислама. И. П. Петрушевский писал, что «в общем можно считать установленным, что суфизм возник на исламской почве в результате естественного развития исламской религии в условиях феодального общества» .

Своеобразие суфийской поэзии состоит в том, что непосредственно выраженное поэтом чувство земной любви теряет для него реальный интерес, важным и значительным становится внутреннее, претворенное в его сознании мистическое представление о любви. Земная любовь, описываемая в стихотворениях суфийских поэтов, оказывается лишь оболочкой для субъективного выражения возвышенного чувства любви к высшей силе, к богу. В суфийской поэзии явления реального мира как бы выступают «в виде символического шифра абстрактных и априорно заданных сущностей» , что свойственно и некоторым современным литературным направлениям, например экспрессионизму. Образная система суфийской поэзии основывается на единых для нее символах . В связи с этим следует отметить, что суфийская поэзия на много веков ранее ряда новых направлений европейской поэзии выработала систему строго заданных формул, образов, символов, «имеющих единый ценностный и поэтический смысл» . Такими литературными направлениями в Европе являются романтизм, символизм, экспрессионизм, экзистенциализм и другие течения, в которых преобладает стремление к употреблению символа вместо конкретного образа. Вопрос о влиянии арабской поэзии, в том числе суфийской, на европейскую неоднократно поднимался в научной литературе .

В Судане суфизм играет более значительную роль по сравнению с другими мусульманскими странами. Велико количество суфийских братств - ансарийя, хатмийя, мирганийя, кадирийя (одно из старейших братств, существующее с середины XVI в.), семманийя, шазилийя, идрисийя, тиджанийя, сенусийя и др.

На творчестве одного египетского и некоторых суданских поэтов, находящихся под влиянием суфизма, хотелось бы остановиться подробнее.

Поэты братства маджзубийя. В научной литературе на русском языке сведений о братстве маджзубийя найти не удается. Арабские исследователи приводят о нем некоторые данные. Первые упоминания братства имеются в знаменитой хронике XVIII в. Мухаммеда ан-Нура ибн Дейфаллаха (1727-1809/1810) . Основательница братства, семья Маджзубов, претендует на происхождение от арабского племени аднан рода джаалитов и возводит его к пророку Мухаммеду. В XVI в. джаалиты были основателями государства Тегале, которое еще в начале XIX в. смогло оказать сильное сопротивление туркам, правитель Тегале подчинился власти турок лишь в 1864 г. . Семья Маджзубов оказала огромное влияние на распространение арабо-мусульманской культуры в Судане. Она основала город Ад-Дамер на Ниле к северу от Хартума, который долгое время являлся духовной столицей Судана и цитаделью суфизма. Непосредственным организатором братства маджзубийя был Мухаммед ал-Маджзуб Камар ад-Дин (нач. XIX в.) .

Семья Маджзубов дала стране многих видных деятелей в области политики, богословия, культуры, литературы. Большое количество их сочинений до сих пор хранится в виде рукописей в архивах семьи и частично в рукописном фонде центрального архива Хартума «Да?р ал-вас?а?’ ик? ал-марказийа». В частности, знаменитый Осман Али Дигна - один из талантливых полководцев махдистского восстания - был тесно связан с семьей Маджзубов . В семье Маджзубов много поэтов. Сам основатель братства Мухаммед ал-Маджзуб Камар ад-Дин писал стихи; у него, например, имеется поэма «Та?‘ийа». Мухаммед ат-Тахир ал-Маджзуб (1842-1929), которому принадлежат великолепные образцы суфийской поэзии Судана, явился новатором в арабской поэзии . Глава братства в 70-х годах XX в. Мухаммед ал-Маджзуб Джалал ад-Дин, умерший в возрасте более чем 90 лет в 1977 г., написал ряд богословских сочинений, много сил отдал изданию литературного наследства своих предков.

Мухаммед ал-Махди ал-Маджзуб, сын Джалал ад-Дина,- поэт Судана, «солнце новой суданской поэзии» , родился в городе Ад-Дамер в 1919 г. Его детские годы протекали в атмосфере религиозной семьи, высоких литературных и научных интересов. Многие стихи поэта родились из воспоминаний, озаренных любовью, чувствами верности и признательности той среде, которая его воспитала. Поэт вспоминает и «тихие ночи Ад-Дамера, что-то шепчущие звездам» , и песнопения в честь пророка Мухаммеда, которые произносил отец, и своего дядю, брата отца, с которым он делился юношескими мечтами, - шейха ат-Таййиба, отца известного поэта Абдаллы ат-Таййиба, и рассказы бабушки Марйам о прошлом и о славных людях их рода. Начальные знания Мухаммед ал-Махди ал-Маджзуб получил в коранической школе (х?алва) в Ад-Дамере, затем в общеобразовательной правительственной школе Хартума, после которой закончил колледж Гордона, впоследствии преобразованный в Хартумский университет. Получив диплом, он стал работать в правительственных учреждениях Судана и подолгу службы много ездил по стране. «Я люблю радость, оптимистичен по природе, потому что хочу добра и себе, и людям… - пишет поэт о себе.- Но я никогда не стремился достичь невозможного в этом стремлении к добру, потому что верю в судьбу и предопределение… Я не придерживаюсь какого-либо поэтического направления. В стихах я пытался только правдиво выразить свои чувства» . Мухаммед ал-Махди ал-Маджзуб опубликовал три поэтических дивана: первый - «Огонь Маджзубов» («На?р ал-Маджа?з?и?б»), второй «Украшенные закладки Корана и хиджра» («аш-Шара?фа ва-л-хиджра»), третий - «Благая весть. Жертвоприношение. Исход» («ал-Биша?ра, ал-К?урба?н, ал-Х?уру?дж») . В эти сборники включены стихи разных лет; самые ранние - 1939 г., стихи религиозного характера, наиболее известное из них «ал-Маулид» (1957 г.) , рисующее яркую картину народного праздника по случаю дня рождения пророка Мухаммеда; есть стихотворения и о различных политических событиях в арабском мире и в Судане, например, «Палестина» (1948 г.) , «Праздник свободы» (1957 г.) , «Уходящий» - об эвакуации британских войск из Судана , «Итальянский воздушный налет на Хартум» воспоминания о второй мировой войне, когда поэт был добровольцем в суданских войсках обороны, «Лумумба» и др.; стихотворения социальной направленности: «Жизнь» , «Чистильщик сапог» ; поэмы, отражающие историю Судана: «Окровавленная газета» - о восстании Махди, «Гора Карари» - о битве, в которой английские войска нанесли тяжелое поражение суданцам, «Завоевание Хартума» ; размышления о культуре арабов: «Арабские чувства» - о фестивале арабской поэзии в честь Ахмеда Шауки и Хафиза Ибрахима; «Сира» - о суданской свадьбе; «В поезде», «Из окна поезда» - стихи, написанные в честь известного филолога Абд ал-Маджида Абдина, исследователя творчества поэта . В сборники также включены элегии на смерть близких. Особое место занимают путевые заметки в стихах о поездке в Советский Союз . Суданская критика отмечает исключительную искренность, эмоциональность, красочность стихов Мухаммеда ал-Махди ал-Маджзуба. Исследователь Абд ал-Кадир Махмуд пишет: «Можно сказать, что он - другая вершина в поэзии после ат-Тиджани Йусуфа Башира (1910-1937, суданский поэт романтического направления.- О. Ф. ); если ат-Тиджани - яркое прекрасное явление в философии суфийской романтической поэзии, то Мухаммед ал-Махди ал-Маджзуб - это новая вершина, отличающаяся плодотворным, широким и всеобъемлющим характером творчества» . Критик называет его также «смятенным поэтом», находящимся между «приливом и отливом» - по названию одного из стихотворений поэта, живущим образами суфийской лирики и романтики, страдающим от сознания несовершенства человека . Например, стихотворение «Пустая раковина» наполнено символами, встречающимися в суфийской поэзии: бурное море - жизнь человека, волны - бег бытия, пустые раковины - люди, вино - исцеление, экстаз; стихотворение полно мрачного пессимизма, обреченности и отчаяния, мистического ощущения смерти. Для стихов поэта характерны подобные черты.

Моя личная встреча с Мухаммедом ал-Махди ал-Маджзубом произошла в Хартуме вечером 24 декабря 1979 г., когда на улицах слышались громкие голоса и звуки барабанов, толпы людей в белых одеждах собрались на церемониальное шествие по случаю рождества; звучала торжественная музыка. Неторопливо текла наша беседа о суданской поэзии, о поэтах, которые стоят за национальный суданский колорит своих произведений, и о поэтах-традиционалистах. Мухаммед ал-Махди говорил о роли ислама в сопротивлении британскому империализму; в борьбе за сохранение национальной культуры родной язык помог суданцам выстоять. «А ведь я поначалу полагал,- сказал поэт,- что распространение английского языка в ущерб арабскому - явление необходимое, так как через английский язык в Судан пришли научные достижения Запада». Уличные церемониальные шествия перевели наш разговор на вопросы обряда «зикр», радения, при помощи которого суфии приводят себя в состояние экстаза. В связи с этим вспомнилось красочное стихотворение Мухаммеда ал-Махди «ал-Маулид» , посвященное рождению пророка Мухаммеда, сопровождаемому народными шествиями; в Судане этот день - официальный праздник.

Проф. Абд ал-Маджид Абдин считает стихотворение «ал-Маулид» одним из лучших в творчестве поэта. По форме оно может быть отнесено к поэзии арабских модернистов: традиционные размеры, рифма отброшены, построение свободно. Стихотворение представляет собой образец вольного стиха, не свойственного старой арабской поэзии. По содержанию оно насыщено реминисценциями из Корана. Если не обращаться к кораническому тексту, даже первая строка оказывается непонятной: «Благослови, господи, ради закутавшегося» . Под «закутавшимся» имеется в виду пророк Мухаммед: согласно его житию, после первых видений и первого откровения Мухаммед, полагая, что он находится во власти злых сил, бродил по окрестностям Мекки и в пустыне, у горы Хира, увидел призрак на краю горизонта. В ознобе от ужаса он возвратился домой и попросил, чтобы его закутали, тогда в бреду услышал слова: «О, закутавшийся, встань и предостерегай!» (сура 74, стих 1-2). В стихотворении упоминается и гора Хира, в одной из пещер которой Мухаммед впервые услышал таинственный голос: «Читай! Во имя Господа твоего, который сотворил - сотворил человека из сгустка. Читай! и Господь твой щедрейший, который научил письму, научил человека тому, чего он не знал» (Коран, сура 96, стихи 1-5). Последние слова этих стихов включены в стихотворение полностью, а о самих событиях у горы Хира сказано так: «Благослови, о господи, ради лучшего из людей, который в ночь Хиры зажег луну более светлую, чем месяц небес» . Вместо имени пророка Мухаммеда в стихотворении употреблены различные заменяющие его сравнения, эпитеты, метафоры, символы; все они ассоциативного характера и понятны сразу только религиозным читателям из мусульманской среды: «закутавшийся», «лучший из людей», «предостерегающий людей», «защитник людей в день сбора [для страшного суда]», «тот, который дает пить из чистого райского источника Каусар», «милосердный сирота, принесший истину», «око Аллаха», «свет», «знамение». Естественно, в стихотворении находят отражение и чисто суфийские представления. Основное стремление суфиев к мистическому познанию бога, слиянию с ним достигается при помощи специального радения «зикра», который можно наблюдать в обителях Омдурмана еще в наши дни. Ярко описан зикр в стихотворении «ал-Маулид»: перед взорами читателей предстает одна из площадей города, толпы людей, нарядные женщины; шейх, собрав радеющих в кружок, сильно бьет в барабан, который стонет и звенит, а вокруг волнуются, движутся по кругу люди, хрип их заглушает звуки барабана, они чувствуют близость друг друга и впадают в упоение, экстаз. Этот отрывок настолько популярен, что стал народной песней: я слышала, как ее напевал аспирант тогда еще Ленинградского университета, суданский поэт Бушра Фадил. Интересно сравнение радеющих людей с птицами, которое наводит на мысль, что сам поэт, хотя и вырос в обстановке суфийского братства, не одобряет неистовства подобных плясок: «Они на обезумевших ногах - это птицы в [широких белых] рубахах, они кружатся в волнении, попадают в ловушки, потом раненые пытаются взлететь, но бьются в сетях, подобно полыхающему пламени» . Поэт описывает далее нищего суфия, который «сделал аскетизм богатством, а у него заплат - целый сад цветов, палка - подруга во враждебном мире, ожерелье четок с бусинами из ягод терновника, вокруг целая армия озорников, донимающих его, на голове ермолка, прожившая века, над высоким лбом, озаренным мягким светом истинного значения» . Даны живые картины: девушка, закрытая покрывалом, и дети, радующиеся куклам «невесты рождества», специально изготавливаемым для такого праздника, а вокруг - шумный базар. Любопытна связь такого суфийского радения с африканскими верованиями старого времени, с фольклором, с действиями заклинателей. В частности, шейха называют «крокодил», чтобы внушить страх и почтение к нему окружающих: крокодил у африканских народов - священное животное, в древнем Египте бога Файюма Себека представляли с головой крокодила.

Стихотворение «ал-Маулид», написанное в 1957 г., касается и острых проблем нашей эпохи. Автор выступает как горячий сторонник мира на земле: «Разве добрая сила может исходить из злого начала? Ведь сила, что исходит из атома, чревата небытием! А может ли она убить войну и спасти мир? И будут ли права и обязанности сильного и слабого равны? Только народы сберегут мир! Тогда земля станет любовью и улыбкой» .

Мотивы радостей жизни - любви, вина, музыки также были не чужды творчеству Мухаммеда ал-Махди ал-Маджзуба. В стихотворениях с такой тематикой присутствует обычная лексика, традиционная для подобных произведений арабской поэзии, как суфийских, так и светских, набор узловых слов и типичные ситуации: жесткость любимой, страдания лирического героя, разлука и т. п. Например, стихотворение «Ах?ба?б» («Любимые» в значении «любимая»):

Любимая (ах?ба?б-уна?, 2)! Твоя радость полна лишь тогда,

Когда льются в смятении (х?а?‘ир. 3) слезы мои (дам‘, 3).

Благорасположение (рид?а?‘, 1) вам,

А мне остается скорбь (аса?, 3) - но этим я не унижен.

Ты похитила радость жизни моей (са?либ унс ал-х?айа?т, 2),

Ты, в ком радость жизни моей сокрыта:

Неужто нет в тебе сострадания (х?ана?н, 1)?

Другое стихотворение «Х?убб» («любовь») основано на противопоставлении:

Я полюбил некрасивую, но создал ее прекрасный творец.

Ведь любовь (хава?, 1) - это бог, а верность (вафа?‘, 5) ему неизменна.

Надолго я полюбил - до конца моих дней.

И пусть знает любящий (‘а?шик?, 3), влюбленный (с?абб, 3),

Снедаемый страстью (мушаввак?, 3) и больной от любви (‘али?л, 3),

Что меня хранит некрасивая, но любимая (х?аби?б, 2) и желанная (вас?у?л, 2)

А не коварный советчик (наси?х? мури?б, 4) и не хулящий завистник (х?асу?д ‘аз?у?л, 4).

Мухаммед ал-Махди ал-Маджзуб умер в 1982 г.

Оценка его творчества в целом связана с оценкой суфизма, который рассматривается то как реакционное, то как прогрессивное явление . При критике суфизма, разумеется, следует учитывать конкретную ситуацию в каждом отдельном случае, в каждой отдельной стране. «Активные и, что самое главное, организованные действия протеста,- пишет В. В. Наумкин, - часто велись под флагом мистического движения в исламе, а восстания, возглавляемые какой-либо сектой и направленные против существующего социального порядка, нередко превосходили по размаху и упорству стихийные бунты крестьян и городской бедноты. Мысль Энгельса об объективности религиозной формы народных движений в средневековье также означает, что в каждом случае необходимо изучать характер и социальную направленность любого мистического течения» . В Судане традиционно суфийские братства играли значительную роль. Суфийская поэзия во всех арабских странах всегда смело обращалась к народному творчеству, фольклору, поднимая его на щит. В этом, думается, положительные черты суфийской поэзии и творчества Мухаммеда ал-Махди ал-Маджзуба.

Двоюродный брат поэта со стороны отца и друг всей его жизни Абдалла ат-Таййиб - крупный ученый-филолог и автор многих стихотворений. Он родился также в Ад-Дамере в 1921 г. С Абдаллой ат-Таййибом у меня были три встречи: две в Хартуме на его лекциях в университете 24 и 26 декабря 1979 r. и одна в Ленинграде 17 июня 1975 г., когда он как ректор Хартумского университета возглавлял делегацию для заключения договора между Ленинградским и Хартумским университетами. Абдалла ат-Таййиб бывал в СССР неоднократно. По его инициативе создана кафедра русского языка в Хартуме.

Абдалла ат-Таййиб - автор многих литературоведческих трудов, в том числе энциклопедии арабской поэзии и ряда поэтических сборников. В науке он придерживается традиционных методов, в основу исследования кладет изучение средневековых арабских текстов с комментарием, обладает прекрасной памятью, которая хранит огромное количество арабских стихов. Арабским языком он владеет прекрасно. Его перу принадлежат исследования о выдающихся арабских поэтах средневековья ал-Мутанабби, Абу-л-Ала ал-Маарри, Абу Нувасе. Абдалла ат-Таййиб - не только исследователь, но и замечательный поэт. Для стиля Абдаллы ат-Таййиба также характерны традиционные в арабской поэзии приемы. В сборнике «Песни заката» помещено его стихотворение «Дорога на Самарканд» , посвященное Ташкентской встрече писателей Азии и Африки, на которой он присутствовал. Интересно его стихотворение «Лондон и Париж» ; в нем в традиционные формы выражения поэт вкладывает новое содержание:

Жизнью клянусь, я ими увлечен (калиф, 3),

Не откажусь от любви (вудд, 1) к ним!

Они научили меня любить (хава?, 1) - и овладели сердцем моим,

Оно переполнилось к ним любовью (х?убб, 1).

Их девушку душа (мухджат-и?, 3) моя полюбила (‘ашик?а, 1) с первого взгляда

Неистовой любовью (хава?, 1) - как умеют любить только у нас.

Не спрашивай о моей страсти (гара?м, 1) - вернемся к разговору о деньгах.

Ах, хочется плакать, вспоминая прошлое -

Время, когда открывал я страну любви (хава?, 1).

В этом стихотворении выражено чувство симпатии к другим народам, звучит критика в адрес западного буржуазного общества, в котором любовь продается и покупается. Но этому новому для арабской поэзии содержанию придана традиционная форма с употреблением обычной для газаля лексики.

Семья Маджзубов, так же как и суфийское братство маджзубийя, широко известна в Судане. Предания об этой семье вошли в суданский фольклор. Так, профессор Хартумского университета Сеййид Хуррейз (род. в 1940 г.) в книге «Народные рассказы джаалитов» приводит 11 народных рассказов, связанных с основателем братства маджзубийя шейхом ал-Маджзубом. Например: «Когда шейх ал-Маджзуб был юным, его отец очень заботился о его нравственности. В конце каждого дня он требовал, чтобы он исповедался о любом недостойном поступке, который совершил. Однажды юноша сказал отцу, что видел во сне красивую девушку и готов был поухаживать за ней, как услышал голос пророка Мухаммеда, обращенный к нему: «Лучше поднимайся и начинай петь восхваления пророку». Юноша проснулся и сделал так. Его отец обратился за советом к шейху ат-Таййибу, который сказал ему, что ал-Маджзуб скоро станет выдающимся религиозным деятелем. Говорят также, что с этого времени ал-Маджзуб мог общаться с пророком Мухаммедом» . Думается, что известность и уважение в народе семья Маджзубов заслужила не только религиозной деятельностью, высокой нравственностью, но также демократическими взглядами и устремлениями.

Мои встречи с этими поэтами из семьи Маджзубов убедили меня в том, что руководители суфийского братства маджзубийя отличаются высокой традиционной культурой, благородством, щедростью, высоким гуманизмом и демократическими идеалами. Патриотизм их лишен национальной ограниченности, они полны интереса и доброжелательности, стремятся к дружбе с другими народами.

Поэтические свершения братства семманийя. Мне посчастливилось встретиться и беседовать с представителями другого суфийского братства Судана - семманийя, ветви старейшего суфийского ордена - кадирийя. Один из них - потомок основателя братства Абд ал-Кадир аш-Шейх Идрис, директор средней школы, преподаватель арабского языка и литературовед, автор работ о крупнейшем суданском поэте-романтике ат-Тиджани Йусуфе Башире, о поэте Идрисе Джамма (род. в 1922 г.), о суданской народной поэзии, о суфийских поэтах. В частности, им написана монография о выдающемся поэте Судана нового времени, одном из основоположников неоклассицизма Мухаммеде Саиде ал-Аббаси (1880-1963), который также был одним из потомков основателя братства семманийя: он - дед исследователя и правнук того шейха ат-Таййиба, о котором упоминает приведенный выше народный рассказ.

В названной монографии исследуются стихи Мухаммеда Саида ал-Аббаси на литературном языке. Абд ал-Кадир аш-Шейх Идрис во время нашей встречи сообщил, что в архиве поэта имеется большое число неопубликованных поэтических произведений на суданском диалекте арабского языка, написанных в духе суданского фольклора, которые сам поэт считал недостойными для напечатания как слишком простонародные. Следует заметить, что для исследователей суданской литературы эта часть творчества ал-Аббаси представляет не меньший интерес, чем опубликованные произведения, потому что народная литература арабов до настоящего времени изучена слабо.

В монографии о Мухаммеде Саиде ал-Аббаси затрагиваются разные стороны его творчества: патриотические стихи, оды, элегии, стихи религиозно-суфийского содержания. Исследователь подчеркивает важность обращения поэта к патриотической теме, хотя при этом поэт и сохраняет традиционные атрибуты любовного арабского стихотворения - газаля.

Для арабской поэзии вообще характерны высокая степень аллегоричности, иносказательность, символика. Особенно это отличает суфийскую поэзию, в которой все ключевые слова являются знаками, эмблемами скрытого мистического содержания. Таким образом, если арабский язык является системой знаков, обладающих планом выражения и планом содержания, находящимися в определенном отношении друг к другу, то эта система выступает в роли простого элемента вторичной системы - языка арабской лирики, где знаки первой системы выступают как план выражения, а планом содержания служат семантические концепты, представления, характерные для арабской лирики [ср. 133, с. 157]. В свою очередь, эта вторичная система представляет собой простой элемент для системы языка суфийской поэзии, в которой означающие - это система знаков арабской лирики, выступающих как эмблемы для мистико-религиозных понятий. Систему таких эмблем можно назвать вторичной коннотативной системой. Вторичная коннотативная система может быть определена как система, план выражения которой сам является коннотативной системой по отношению к естественному языку. Представление об этом может дать следующая схема:

Вторичная коннотация (суфийская поэзия):

символика: означающее 2 + означающее 3 = означающее 3: вис?а?л

идеология: означаемое 3: «единение с богом»

коннотация (арабская лирика):

риторика: означающее 1 + означающее 2 = означающее 2: вис?а?л

идеология: означаемое 2: «любовное свидание»

денотация

означающее 1: вис?а?л

означаемое 1: «связь»

Схема предстает в виде пирамиды, основание которой - это естественный язык, следующая ступень пирамиды, более узкая - язык лирики, и затем еще более узкая и специфическая часть - символический язык суфийской поэзии. Обычно в построениях такого рода указываются два уровня [ср. 133, с. 453].

В арабских сочинениях суфийского характера план выражения и план содержания - символика и идеология - имели свои терминологические обозначения - з?а?хир и ба?тин, т. е. «явное» и «сокровенное» или «внешнее» и «внутреннее», употребленное еще в Коране. Принцип «концептуальной бинарности», или бинаризм, был основополагающим принципом арабской средневековой мысли . Бинаризм в современной семиотике, который считается открытием новейшей фонологии и последовательно с большим успехом применяется сейчас в структуралистских исследованиях, был хорошо известен средневековым арабским грамматикам и суфийским мистикам . Среди средневековых арабских терминов, употреблявшихся по принципу бинаризма, дихотомии, понятийных оппозиций, были: с?у?ра - ма‘на? = «образ» («текст».- О. Ф. ) - «смысл» , з?а?хир - ба?тин = «внешнее» («означающее».- О. Ф. ) - «внутреннее» («означаемое».- О. Ф. ) и др. И. И. Ревзин утверждает: «Огромные успехи, достигнутые применением метода бинаризма, по-видимому, подкрепляют тот факт, что данная концептуальная схема соответствует особенностям человеческой психики. Существенно, однако, что большего сказать, по-видимому, нельзя: бинаризм можно связать лишь с определенной глубинной психологической установкой воспринимающего, а не с самим объектом как таковым» . Если с первой частью этого высказывания следует согласиться полностью, то вторая часть вызывает сомнения, потому что законы психологии исследователя, законы мышления и познания выводятся из природы и истории человеческого общества.

Обращаясь к конкретным примерам из творчества Мухаммеда Саида ал-Аббаси, следует подчеркнуть, что он тоже опирается на различные типы вторичной коннотативной системы, завуалированно выражая через любовную лирику социальный протест, патриотизм, с одной стороны, и религиозное чувство, мистическое настроение - с другой. Абд ал-Кадир аш-Шейх Идрис, исследователь творчества поэта, пишет о стихотворении ал-Аббаси «Сеннар между старым и новым»: «В этом произведении - живые образы и выразительные полотна, в которых воплощается глубокий патриотизм. Ал-Аббаси строит его по типу любовного стихотворения газал, упоминая и того, кто изменил обету любви, нарушил обещание, добавляя к этому одежды кокетства, которые надевают красавицы» :

Забыл обещания жестокий тиран (з?а?лим, 2) - изменил обету любви,

Отказом (с?адд, 3) прервал последний вздох.

Тот, кто верность не чтит,- тот отдаляет свидание.

Так может ли он когда-либо щедрым быть?

Я жду подарка, а он скупится.

Когда меня нет, он укоряет (таджанна?, 3) меня,

А когда я хочу увидеть его, он отвечает отказом (с?адда, 3).

Увы, я раб любви (хава?, 1) - мучительна жажда моя,

И нестерпима, губительна страсть (шаук?, 1).

Исследователь указывает на символический смысл стихотворения и продолжает: «Мы утверждаем, что оно имеет явное и скрытое, хотя мы вынуждены признать, что все же это любовное стихотворение газал». В примечаниях к «Дивану» ал-Аббаси можно найти комментарий, который приоткрывает смысл этой символики, когда автор комментария - может быть, это сам поэт - указывает «В уме читателя может сложиться мнение, что это любовное стихотворение газал, на самом же деле это констатация существующего в Судане положения: наличия двух управляющих страной сил и народа» . Исследователь предполагает, что в данном случае поэт испытал влияние старой арабской поэзии, в которой была широко распространена иносказательная форма выражении мыслей о политическом и социальном аспектах жизни в форме любовного стихотворения газал. Для доказательства Абд ал-Кадир аш-Шейх Идрис прибегает к сопоставлению приведенного стихотворения ал-Аббаси со стихотворением ал-Бухтури (821-897) о жестокости предмета любви. В нем четко прослеживаются и события жизни поэта при дворе халифа ал-Мутаваккиля, предчувствия близкой разлуки с благодетелем-халифом, который был убит в 861 г. Газал современного поэта ал-Аббаси во многом перекликается с газалем ал-Бухтури (IX в.). Оба поэта в иносказательной аллегорической форме через любовное стихотворение выражали свое отношение к окружающей действительности, к историческим событиям эпох.

Арабское любовное стихотворение газал в данном случае можно сопоставить с басней, обладающей иносказательным смыслом. Газал, как и басня, обычно строится на традиционном сюжете. А. А. Потебня писал, что басни - это «постоянные сказуемые изменчивых подлежащих» . То же можно сказать и о газале, только в басне обычно условно действуют звери, в газале - аллегорические фигуры предмета любви, лирического героя, соперника-вредителя, помощника героя и т. д. Таким образом, арабский газал обладает высокой степенью абстракции, в его поэтических формулах передается реальная историческая действительность. Подобный взгляд на арабский газаль, на арабскую любовную лирику открывает новые возможности для ее изучения и пересмотра той распространенной точки зрения, которая заостряет внимание на «недостатках» арабской поэзии. «Но следует ли,- пишет Б. Я. Шидфар,- воспринимать эту традиционность, каноничность персоналий как нечто «отрицательное», сковывающее и замедляющее развитие литературы? По нашему мнению, нет, очевидно, правильно было бы рассматривать это явление как определенную степень типизации, необходимого явления в процессе развития литературы. И если эта типизация в древнеарабской литературе была еще примитивной… то в эпоху арабо-мусульманской «классики» персонажи обретают уже более отвлеченную, обобщенную и типизированную форму…» . Это явление типизации в развитии арабской литературы продолжается до настоящего времени.

Свое отношение к действительности ал-Аббаси также выражает в традиционной форме любовного стихотворения газал. В стихотворении «День образования» ал-Аббаси говорит и о своем преклонном возрасте, и о том, что он всегда оставался лидером, главой в жизни, в движении вперед, в вопросах веры, в борьбе за просвещение народа:

Какое мне дело до искристого вина (х?амр, 3) в тонком бокале (ка?с, 3)?

Какое мне дело до сжигающей сердце любви (с?аба?ба, 1)?

Прошло то время, когда страсти (хава?, 1) питали меня

Среди юношей бледных, почитавших любовь (ваджд, 1) и страсть (ашва?к?, 1).

Когда их унижали, то, просветлев лицом,

Они склоняли покорно голову с локонами на висках

И сгибали шею, как усталый верблюд после ночного перегона.

Я нес свое знамя любви (‘ишк?, 1) еще до того,

Когда стали влюбленными (‘ушша?к?, 3) эти влюбленные.

Ведь нет укора в чистой любви, их уста льнут к устам,

А снедаемый страстью (мушаввак?, 1) обнимет тоскующего (мушта?к?, 3).

Абд ал-Кадир аш-Шейх Идрис сомневается, как толковать эти стихи, особенно то, какое знамя нес поэт: не символическое ли знамя божественной любви ? Однако, думается, последующие строки проясняют идеи поэта. Ал-Аббаси ратовал за обучение всего народа, убежденный, что «Наука - венец на головах сильных. Наука - это жизнь, а жизнь - это наука. Все люди мертвы, только ученые живут» :

О, люди, наука - источник счастья.

Скольких она наставляет на истинный путь!

И сколько разбила оков и цепей!

Юным - науку, и с ней они ясно увидят свой жизненный путь.

Но этика - прежде всего.

Под стягом науки и с факелом ярким науки

Люди Землю открыли -

И недоступные выси, и глубокие тайны морей.

По океанам пустили они свои корабли,

Вычислив курс, направление ветра.

Но на востоке и западе их встретила тоже наука,

Когда заселяли они новые земли.

Ах, если б они туда принесли только благо!

Увы - войны они принесли и пожары.

Поэт прославляет науку. Стремление к знанию, культ знания характерны для арабской мусульманской культуры. Истоки их восходят к древности и средневековью. В книге «Торжество знания» Ф. Роузентал приходит к выводу, что арабское ‘илм «знание» - это «ислам, сколько бы теологи ни высказывали сомнений относительно правомерности этого уравнения» . «Знать» нечто означает быть на шаг впереди действительности. Это более высокая ступень опыта. Она служит как бы призывом к истинной сущности человека» . Эта концепция существовала уже в доисламской Аравии. «В исламе концепция знания приобрела значительность, которой нет равных в других цивилизациях» . «Настойчивость по отношению к «знанию» несомненно сделала средневековую мусульманскую цивилизацию весьма продуктивной в смысле учености и науки, благодаря этому она внесла свой самый прочный вклад в историю человечества» . Роузентал заканчивает свою книгу мыслью, что концепция знания у арабов представляла собой могучую, а возможно, и наиболее эффективную объединяющую силу средневекового ислама . Культ знания сохраняется, у арабов и до настоящего времени. Приведенные строки ал-Аббаси служат этому свидетельством.

Преклонение перед знанием у арабов, проявлявшееся и в арабской поэзии, не могло не оказать влияния также на европейскую концепцию знания, на стремление к познанию окружающего мира, духовных ценностей, сокровенных истин. Суфийская поэзия, пронизанная философскими размышлениями, с исступленным экстатическим чувством любви к божественному идеалу, возвышенные эмоции, ощущение мистической близости к божественной истине, ее полный символов и аллегорий язык сыграли значительную роль в культивировании художественных ценностей и в средневековой европейской поэзии. «Два обстоятельства имели решительное действие на дух европейской жизни,- подчеркивал А. С. Пушкин,- нашествие мавров и крестовые походы» . Другими словами, соприкосновение с арабской культурой.

Поэт Мухаммед Саид ал-Аббаси не только по своему происхождению принадлежал к семье руководителей суфийского братства - в его поэтическом творчестве нашли отражение идеи мусульманского мистицизма. Абд ал-Кадир аш-Шейх Идрис, человек, который хорошо знаком с суфизмом, являясь сам членом братства, писал о своем деде: «Первые вздохи ал-Аббаси были в атмосфере, наполненной ароматом суфизма, и подрастал он на его просторах. Он бегал между шатрами суфиев и услаждал свой дух их дыханием. Его ухо подружилось с их напевами, и память оживляла их ночи. Он пел их живые маввали, присутствовал на их вечерних радениях. Ведь он - внук шейха ат-Таййиба, сына ал-Башира ал-Аббаси - основателя братства семманийя в Египте и Судане. Сейчас это братство держится на плечах его внуков и внуков его учеников во всех концах страны. У суфиев возвышенный вкус в отношении произношения звуков и напева мелодий, у них острое чувство исполнения и гармонии. Все это делает их опыт прекрасным в высшей степени, а их литературные произведения - чрезвычайно интересными. Они внесли большой вклад в подъем музыкального искусства. Какие же чувства могут быть возвышеннее, чем чувства суфиев: их отточил экстаз и утончило милосердие, так что души их стали деликатными, а сердца благонравными, дух их стал парить высоко, и рассеялся мрак» . Так оценивает деятельность суфийского братства Абд ал-Кадир аш-Шейх Идрис.

Суфии воспевают божественную любовь, мистический экстаз, однако лексика их поэтических произведений в плане выражения совпадает с лексикой лирической поэзии арабов. Среди стихотворений ал-Аббаси суфийского направления есть цикл «Семманийские дуновения». Поэт хорошо знает жизнь и радения суданских суфиев, среди первых «стоянок» которых на пути к Аллаху называют в Судане раскаяние перед Аллахом в грехах, обязательную покорность Аллаху, терпение перед лицом его воли, аскетизм .

Он пишет:

Будь покорен Аллаху, с именем Аллаха, ради Аллаха иди.

Не слушай речей хулителя (‘аз?у?л, 4) божественной любви (хава?, 1).

Поэзии не забывай!

Борьба в душе твоей священна. И да пребудет с тобой Аллах.

Среди людей путь выбирай, учись у имамов,

Не пропускай их слова мимо ушей.

Все утоляют жажду прозрачным вином,

Когда среди всех пьет вино тот, на ком благодать.

О те, что разделили мою судьбу,

Вы вознесли меня,

И после неизвестности узнал я славу,

Любовью вашей воспарил я до небес.

Поэт Мухаммед Саид ал-Аббаси - признанный классик новой суданской и арабской литературы, автор многогранного художественного наследия.

Суфийские мотивы в творчестве суданского поэта Мухаммеда Абд ал-Хаййя. Мухаммед Абд ал-Хайй прямо не принадлежит к какому-либо суфийскому братству в Судане, но, тем не менее, он связан узами родства с орденом семманийя и находился под непосредственным воздействием суфийской литературы. Он - высокообразованный филолог и суфийские идеи воспринял вполне сознательно.

Мухаммед Абд ал-Хаййя родился в 1944 г. в Хартуме, закончил филологический факультет Хартумского университета, затем Оксфордский университет, в котором получил степень доктора наук. В настоящее время он - преподаватель Хартумского университета. Он рано начал публиковать стихи в суданских газетах и журналах; в дальнейшем они вошли в поэтический сборник «Джихан в райской пустыне». На русском языке этот поэт упоминается только один раз как глава нового литературного течения в суданской поэзии Тадж ас-Сирр Хасаном, известным суданским поэтом и литературоведом: «В суданской поэзии 60-х годов появилось новое литературное течение во главе с поэтами Мустафой Санадом, Мухаммедом ал-Макки, Мухаммедом Абд ал-Хаййем и др.

Преодолев некоторое влияние европейского экзистенциализма, эти поэты, будучи очевидцами революционных событий в Судане, сумели отразить в своих произведениях тенденции революционности и народности, обогатив тем самым традиционную суданскую поэзию» .

В литературоведении существует мнение, что африканские литературы в течение нескольких десятилетий с начала XX в. прошли путь, занявший у европейских литератур несколько столетий . Вопрос о влиянии западных литератур на арабскую сложный. Выше мы приводили высказывание акад. И. Ю. Крачковского о влиянии арабских романов средневековья на развитие исторического романа в Европе, но в новое время арабы заимствуют достижения европейских литератур . Об этом явлении пишут сейчас и арабские ученые, в частности Тадж ас-Сирр ал-Хасан в статье «Предпосылки арабского романтизма в литературе раннего и позднего средневековья» .

Творчество Мухаммеда Абд ал-Хаййя - яркий образец для иллюстрации высказанных положений. Поэт испытал заметное влияние европейского романтизма, экзистенциализма и других литературных течений. В авторских примечаниях к поэме «Возвращение в Сеннар» упоминаются европейские поэты, отдельные моменты произведений которых непосредственно повторены в поэме,- это Йитс, Малларме, Эдгар Аллан По, Новалис. Мухаммеда Абд ал-Хаййя привлекают в их творчестве не только эстетические достижения, но и демократическое начало. Так, Уильям Батлер Йитс (1865-1935) - ирландский поэт, патриот, пропагандист ирландского фольклора, инициатор и участник движения «Ирландское литературное возрождение»; вместе с тем некоторые его произведения носят фантастический характер и наполнены изощренными символическими образами . Стефан Малларме (1842-1898) - французский поэт, сочувствовавший парижским коммунарам, один из ведущих поэтов литературного движения символизма во Франции, в конце творческого пути обращается к реализму, стремится «приблизиться к пролетариям» . Эдгар По - американский писатель - романтик и мистик, Новалис - немецкий поэт, также романтик и мистик. Мухаммеда Абд ал-Хаййя интересуют те поэты, для творчества которых характерны романтизм, символизм, идеи экзистенциализма и одновременно народность, патриотизм, устремленность к национально-освободительной и социальной борьбе.

Из книги Литература факта: Первый сборник материалов работников ЛЕФа автора Автор неизвестен

П. Незнамов. О поэтах и об установках (Противостояние и борьба) Положение, сложившееся сейчас в поэзии, своеобразно, так как обычное деление на группировки и течения происходит в ней не по школам, а по установкам.Сейчас не Жаров противостоит Мандельштаму и не Багрицкий -

Из книги Чужая весна автора Булич Вера Сергеевна

О новых поэтах В эмигрантской печати приходится иногда встречаться с мнением, что поэзии больше нет, что она зашла в тупик и обречена на медленное вымирание или, в лучшем случае, как предполагает Георгий Адамович (статья «Стихи» в «Последних Новостях». Авг. 1932),

Из книги В начале жизни (страницы воспоминаний); Статьи. Выступления. Заметки. Воспоминания; Проза разных лет. автора Маршак Самуил Яковлевич

О новых поэтах. II Современная эмигрантская поэзия разбилась на два русла. Одно берет свое начало от классических образцов, сохраняя заветы простоты и ясности, продолжая и углубляя старый путь. Другое в поисках новых возможностей обновления поэзии отказывается от старых

Из книги Веревочная лестница автора Берг Михаил Юрьевич

<О молодых поэтах> <Наброски статьи><1>Оглядывая пройденный мною более чем полувековой литературный путь и вспоминая судьбы многих поэтов, бывших моими современниками, я хочу высказать здесь кое-какие мысли, которые, как мне кажется, могут пригодиться молодежи.* *

Из книги Синтез целого [На пути к новой поэтике] автора Фатеева Наталья Александровна

О рэкетирах, Пугачеве и русских поэтах Любая страна сильна своими посредственностями. То есть, конечно, и гениями, которые приносят земле славу. Но и посредственностями, что просто живут, по мере сил трудятся, оставляют потомство, безвестно и бесславно умирают, являются

Из книги От Кибирова до Пушкина [Сборник в честь 60-летия Н. А. Богомолова] автора Филология Коллектив авторов --

2.6. Минуты счастья: О некоторый композиционных особенностях организации прозы Пушкина и Набокова[**] Но чудо есть чудо, и чудо есть Бог. Б. Пастернак Особое внимание Набокова к прозе А. С. Пушкина отмечалось многими исследователями. Герой романа Набокова «Дар» (1937) Федор

Из книги И время и место [Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата] автора Коллектив авторов

Лирическое отступление о маленькой доброте и больших поэтах (Глава из романа «Лада или радость. Хроника верной и счастливой любви») Входя ко мне, неси мечту, Иль дьявольскую красоту, Иль Бога, если сам ты Божий. А маленькую доброту, Как шляпу, оставляй в прихожей. Здесь, на

Из книги Литература 9 класс. Учебник-хрестоматия для школ с углубленным изучением литературы автора Коллектив авторов

Из книги Арабские поэты и народная поэзия автора Фролова Ольга Борисовна

А. С. Пушкин о поэтах и поэзии В XIX веке люди приходят к новому пониманию значимости искусства, позволяющему увидеть «планету людей» с позиций самых разных представителей человечества. Писатель не только раскрывает читателю души других людей – он позволяет ему

Из книги автора

Часть I Арабские поэты и народная поэзия. Особенности лексики лирических

Из книги автора

Поэтическая лексика арабских свадебных песен. Отражение в них народного быта и социальных отношений В лирической поэзии арабов за традиционной лексикой и обычными образами, приобретающими роль символов, часто скрыт глубокий социальный смысл. Более того, социальный

Из книги автора

Часть II Семантико-стилистические группы поэтической лексики арабской

Арабская поэзия имеет богатую историю. Поэзия была не просто видом искусства для древних арабов, но и способом передачи любой ценной информации. В наши дни многим могут быть известны разве что некоторые арабские поэты, авторы четверостиший рубаи, но арабская литература и поэзия имеет куда более богатую историю и разнообразие.

Арабская литература

Арабская литература происходит из устной словесности племенных сообществ, обитающих некогда на Аравийском полуострове. Словесность древних поэтов развивалась среди местных кочевников. Она распространилась среди полукочевого и оседлого населения местных жилых пунктов.

Среди аравийских появилась группа певцов истинной «узритской» любви - поэты арабского востока. Они сочиняли стихи не только об окружающем мире, но и о личных чувствах и собственном отношении к какому-либо человеку. Стихи арабских поэтов о любви слагались об известных любовных парах (Меджнун и Лейла, Джамил и Бусайна, Кайс и Лубне).

Приход Пророка Мохаммеда и появление Священного Корана не только понесли за собой изменения в социальном и культурном плане, но и значительно изменилась арабская литература и, в частности, поэзия.

С VIII века в произведении арабской литературы начали участвовать выходцы из завоеванных народностей. Постепенно в Арабском халифате развился интерес к познанию арабской истории, стала создаваться собственная теория языка, а также метрики поэтического стиля, начали производиться переводы некоторых важнейших древних трудов на арабский язык. Огромное значение для развития арабской литературы имели переводы арабских поэтов с персидского языка. Поэзия начала постепенно обновляться, что выражалось в предпочтении касыда - маленького стихотворения с собственной тематикой в так называемом «новом стиле» (бадит).

Связь поэзии, истории и религии

Арабская литература весьма тесно связывается с историей и культурой народа. Специфическая кочевая жизнь, восхождение ислама, завоевания арабов, роскошь ранних Аббасидов, взаимный культурный обмен с соседними цивилизациями (в частности, с Испанией), свержение Халифата, культурный застой, сопротивление, и, наконец, вновь открывающееся самосознание, нацеленное на создание частных независимых государств - каждый аспект арабской истории отражен в литературе, поскольку арабы страстно желали сохранить и запомнить свою историю, ничего не упустив из виду.

К примеру, в труде аль-Надима «Фихрист» собраны разнообразные данные о мусульманской литературе и культуре: автор создал своеобразный каталог всех известных к тому времени книг арабских поэтов и писателей по темам истории, богословии, поэзии, юриспруденции, филологии и др. Этот труд наглядно демонстрирует плодотворность арабской литературы в первые 3 века с наступления ислама. Очень мало дошло до современности, а в первоначальном виде и вовсе до наших дней не добралось почти ничего.

Начиная с «золотого века» все более сильным становилось влияние на арабскую культуру и литературу других народностей: происходило масштабное смешение традиций, ценностей и других культурно-исторических элементов. После создания Османской империи литературный язык арабов начал устаревать, и только благодаря маленькой группе людей, которые приложили все усилия ради сохранения языка арабской литературы, арабы вступили в насыщенную эпоху Возрождения в XIX веке.

Пожалуй, ни в одной культуре не прослеживается столь четкий симбиоз литературы с религией, как в арабской. Наиболее важным аспектом в истории арабской поэзии является то, что, несмотря на существование доисламской поэзии, началом литературы в полном смысле слова в их культуре считается Священный Коран. Кроме некоторых граффити I в. нашей эры, которые едва ли относятся к литературному слову, не существует иных доказательств наличия тех или иных трудов на арабском языке до пришествия пророка Мухаммада. К тому же, повсеместной была проблема неграмотности: те, кто обучились читать или писать, как правило, выучились этому за границами Аравии. Однако это не стало проблемой для кочующих бедуинов: они прекрасно знали поэзию наизусть. Многие народности и кочевники сохранили традицию устного чтения: существовали даже специальные чтецы, которые зарабатывали на жизнь навыком запоминать и читать стихи по памяти.

Виды арабской поэзии

Многие чтецы также вслух зачитывали некоторые известные новеллы. В отличие от авторских стихотворений, все прозаические произведения были народными. Сама по себе проза была не так интересна в контексте литературы.

Поэзия сыграла главенствующую роль в становлении арабской литературы - в самом ее зародыше это были детские колыбельные, трудовые и охотничьи песни. Достаточно быстро сформировались такие жанры, как:

• хиджа - критика врага;
• фахр - хвалебный стих;
• сар - песня отмщения;
• риса - элегия;
• траурная песня;
• насиб - любовная лирика;
• васф - описательная лирика.

В древности также зародилась художественная проза, такие ее виды как:

• рассказы о битвах;
• ораторская речь;
• сказы об исторических событиях.

V—VII век ознаменовался расцветом арабской литературы. Главными формами древней арабской поэзии были касыда и аморфный фрагмент (кыта, муката).

Характерной чертой арабской поэзии стал монорим: каждый стих арабского поэта включает одно предложение и представляет собой самостоятельную смысловую эстетическую единицу.

Поэт и поэзия

Для арабов поэзия стала гармоничным произведением с собственным размером, рифмой и конкретной целью. Стихотворение без своего конкретного смысла арабы не могли назвать поэзией. Поэтом имел право называться только человек, обладающий глубокой чувственностью и интеллектом, мастерством и тонким вкусом.

Произведения поэзии создавались с различными целями. Стихами было возможно что-то описать, стихом можно было осмеять и унизить кого-то или, наоборот, похвалить. С помощью стиха можно было признаться в любви, выразить печаль и радость. В целом, все эти функции и многие другие свойственны не только для поэзии, но и для прозаических произведений, а также это справедливо для искусства в целом.

Но не все поэты стремились создать обыкновенные произведения. Кому-то из них было важно всколыхнуть разум читателей, поведать удивительный рассказ, продемонстрировать мастерство поэтического слога или даже просто пошутить, но так, чтобы публика оценила шутку по достоинству.

Обучение

Поэзия использовалась и с целями обучения. Поскольку большая часть населения была неграмотной, знания, которые необходимо было запомнить, преподносили в формате стихотворения. До современности дошло всего несколько древних учебных текстов, например, «Азбука бин Малика» и «Система аль-Шатби», которая представляла из себя раннее пособие по изучению Корана.

Лучшие арабские поэты способны были не только передать свои чувства, но и уложить в стихи ценные знания для передачи их последующим поколениям. Образовательные стихотворения не могут назваться поэзией в полной мере, поскольку эти произведения не передают личных чувств и соображений автора. Но поскольку такие пособия были скрупулезно организованы и сложены в рифму, которая помогала запоминать разнообразные знания, эти произведения вполне можно выделить в особый класс арабской поэзии.

Криптография и тайнопись

Поэтический язык нередко применялся с целями зашифровки ценных сведений - такие стихотворения называли «слепыми». Поэты арабского востока были способны трансформировать обыкновенный текст в тайное послание, ясное только одному определенному адресату, либо тому, у кого есть «ключ» - подсказка к решению шифра. Ранние авторы столь умело зашифровывали в своих стихотворениях приглашения на свидание или слова любви, что только конкретная женщина могла разгадать, о чем идет речь - постороннему же человеку текст покажется полным бредом и неразберихой. Стихи арабских поэтов о любви отличались большой специфичностью в силу сложности шифра и необычности содержания. Впрочем, и в этой особенности был свой смысл, который наглядно отражает сущность народа, его темперамент и характер. Арабские поэты о любви говорили тихо, тайно. Для них чувства - это нечто сокровенное и личное, что не должно быть доступно чужим ушам.

Одна из известных легенд рассказывает о поэте, который описал свое завещание в стихотворной форме, в котором он велел отомстить за него напавшим на него некогда бандитам. Родные поэта опубликовали это стихотворение и хранили его, пока месть не свершилась, и они не расправились с нападавшими.

Доисламская поэзия

Самой распространенной формой стихотворения была касыда - особый вид поэмы, использующий рифму с целью передачи посредством ярких образов накопленный опыт и даже некоторые навыки. Подобные касыды сочинялись в VIII и IX в. Древние ученые осознавали важность сохранения старинных традиций поэзии как источника вдохновения новой поэтической традиции. Кроме того, арабский язык - бесценный инструмент для объяснения Священного Корана.

Список арабских поэтов доисламского периода не слишком велик, но арабы ценят свое сохранившееся наследие:

• Тарафа.
• Зухайр ибн Аби Сульма.
• Имру аль-Кайс - великий арабский поэт, возможный автор классического вида касыды.
• Харис ибн Хиллиза аль-Йашкури.
• Антара ибн Шаддад аль-Абси и др.

В самых ранних примерах арабской поэзии, подлинность которой установлена достоверно, отмечена особая изысканность и простота: стихи арабских поэтов описывают исключительно наблюдаемое. Нередко можно встретить прием персонификации и прямой ассоциации. Выбор вида и темы стиха уходит корнями в сформированную издавна традицию.

Техническая сложность некоторых ранних стихов столь высока, что легко сделать вывод, что поэты начали создавать стихотворения задолго до этого. Столь отработанный поэтический стиль и форма не могли возникнуть неожиданно, скорее всего являясь результатом длительной работы над слогом. Так что арабская поэзия еще более древняя, чем мы предполагаем.

Лучшие литературные произведения этого временного промежутка встречаются в антологиях, собранных после возвышения ислама. Особого внимания заслуживают:

• «Муфаддалият», составленный аль-Муфаддалом;
• «Хамаса» Абу Таммама;
• «Китаю аль-Агани» Абу-ль-Фараджа аль-Исфахани;
• «Муаллакат».

Последняя включает в себя 7 стройных поэм за разным авторством арабских писателей и поэтов: Имру аль-Кайс, Харис, Тарафа, Антара, Амбр ибн Кульсум, Зухайр, Лабид. Эти стихотворения складываются в истинный голос Джахилии - Дней неведения - так называют доисламскую жизнь. Данные произведения являются наиболее важным наследием доисламской Аравии.

Поэзия VI в. еще разговаривает с читателями на арабском языке, которым тогда изъяснялись по всей Аравии.

Арабская поэзия средних веков

С начала нашей эры и до XVIII века арабские поэты не покидали пределов четко установленного круга жанров - касыда, кыта и газель. Все это время стихосложения арабских авторов были похожи одно на другое по поэтическим приемам, форме и стилю - в творчестве звучит один и тот же мотив, сюжетные линии однообразны, а пейзаж универсален. Однако эта поэзия самобытна, непосредственна и жива: ее переполняет неподдельная искренность, реализм.

С началом VII-VIII веков арабская поэзия попадает в Сирию, Египет, Ирак и Среднюю Азию, перебирается на и, минув Гибралтарский пролив, просачивается в Испанию. Со временем творчество арабоязычных авторов стало отходить от первоисточников: с приходом новой религии и образа жизни изменилась и культура. Вскоре критерием литературной ценности стало соответствие «классическим» образцам поэзии бедуинов. Любое отступление от нее воспринималось как искажение норм прекрасного. Эти признаки - предвестники канонизации.

Арабская поэзия быстро перешла на территории халифата, вбирая в себя культурные ценности местного населения. Это значительно разнообразило и обогатило арабскую поэзию, привнеся совершенно новые идеи, приумножив и разнообразив средства литературной выразительности. С аббасидской эпохи поэзию уже нельзя было назвать арабской, поскольку под влиянием хода истории она сильно изменилась, смешавшись со сторонними культурами и традициями - теперь ее можно было бы назвать арабоязычной. За последующие несколько столетий центры расцвета поэзии смещаются с Востока на Запад и обратно, от одного одаренного поэта к другому. Сочиняются новые образцы поэтической словесности, но в фундаменте по-прежнему остаются каноны стариной бедуинской поэзии.

С появления поэзии и вплоть до VIII-X веков ее хранителями были профессиональные чтецы, которых также называли рави. Каждый из них привнес в произведения устного народного творчества частичку себя, будь то лишнее слово, эмоциональная окраска или личный комментарий. Таким образом, уже записанная поэзия может отличаться от своего устного первоисточника.

Последующее развитие арабской поэзии предопределено новой религией и созданием Корана. Поэзия претерпевает определенный кризис в связи с этим, после чего "воскресает" при омейядской династии в колонизированных арабами Ираке и Сирии. В этот период жили и творили такие придворные чтецы, как аль-Ахталь, аль-Фараздак, Джарир. Они восславляли своих покровителей, воспевая их храбрость, мудрость и благосклонность, оскверняя и очерняя противников династии. Теперь за узаконенной схемой и канонами очертания реальной действительности оказывались размытыми. Все новшества в поэзии происходили из аристократической среды крупных городов Арабского халифата, где процветал жанр любовной лирики. Среди типичных творцов данного периода - Умар ибн Абу Рабиа, а также аль-Ахваси халиф Валид II.

Любовная лирика тем временем никуда не исчезла: традиции насиба поддержали поэты при аббасидском дворе, среди которых особенно выделился мастер Абу Навас. Последующий разгром Арабского халифата повлек за собой изменения в литературе - она стала постепенно распространяться в Ираке, Египте, Иране, Сирии, Ливане. Наиболее значимым представителем времени стал Абу ат-Таийб аль-Мутанабби: его комедийные и хвалебные касыды украшены стилистическими декорациями, глубокими метафорами, мощными гиперболами и нетривиальными ассоциациями. Его дело продолжил сирийский поэт Абуль-Ала аль-Маарри, которому удалось усовершенствовать метод стихосложения, изобретя сложные

Что касается прозы, знаменитыми представителями тружеников этой сферы были ат-Танухи и Абу Хайнян ат-Таухиди. Абу Бар аль-Хорезми написал свои знаменитые «Послания» («Расаиль»), а Бади аз-Заман аль-Хамадани изобрел новый жанр, названный макаму.

К XI веку, несмотря на увеличение количества арабских поэтов и писателей, арабская литература претерпевает качественный упадок. В поэзии стала сквозить мистика, в то время как в прозе - дидактика. Но и среди приверженцев мистической поэзии находились подлинные бриллианты, к примеру, Ибн аль-Фарид и Ибн Араби. Ибн Яафар оставил свой вклад в литературе, изобретя жанр исторической новеллы. Примерно в то же время Усама ибн Мункыз создал единственную в своем роде среди средневековой арабской литературы автобиографию под названием «Книга назиданий».

Тогда же - в IX-X в. появилась новая форма стихотворения - рубаи. Эта форма лирики представляет собой четверостишие с философским рассуждением. Среди самых известных арабских поэтов, авторов четверостиший рубаи:

• Омар Хайям.
• Хейран-Ханум.
• Захириддин Бабур.
• Мехсети Гянджеви.
• Абу Абдаллах Рудаки.
• Амджад Хайдерабади и многие другие.

В связи со специфичностью языка арабских поэтов перенос ритмики оригинальных стихов на другие языки практически невозможен: чаще всего переводчики прибегают к пятистопному ямбу, хотя это тоже не вполне точно.

В XIII в Сирии и Египте были широко востребованы жанры заджал и мувашшах. Суфисты старались сочинять на народном языке, который близок простому люду. Уже в XIII—XV веках начали получать распространение сиры (жизнеописания) - серии повестей на любовные и героические темы, связанные с некими историческими или выдуманными событиями и личностями - они классифицируются, в том числе, как рыцарские романы. К наиболее важным сирам относится знаменитый на весь мир сборник «Тысяча и одна ночь», в который наряду с различными материалами и фольклором вошла важная сира об Омаре ибн ан-Нумане.

Упадок канонических традиций в арабской литературе поспособствовал возникновению абсолютно новой литературы. Наиболее популярен стал жанр дастана. В Египте стали возникать исторические романы. К XIX—XX векам в Марокко, Египте, Алжире, Ливане, Йемене и Тунисе начала развиваться ветвь национальной литературы наряду с общей арабской. С появлением нового направления стало проявляться такое понятие, как «исламский модернизм». К примеру, романтический роман (А. Рейхани), макамный роман (М. Мувайлихи) и другие.

Арабские поэты средневековья преподносили историю как жесткую цепь неразрывно связанных друг с другом событий. В то же время, сама арабская поэзия - незаменимое звено исторической цепочки мировой человеческой культуры.

Написание Корана

Накануне пришествия пророка Мухаммада среди мыслящих людей стало расти недовольство бедуинским методом жизни и различными суевериями в связи с этим. Вполне закономерно, что поэзия потеряла свою популярность, когда обновленные религиозные идеалы стали вытеснять традиционные ценности. Создание стихов практически остановилось, поскольку новообращенные стали стремиться к Пророку, дабы лично услышать откровение. После кончины Пророка возникла острая необходимость сохранить явившиеся ему откровения в письменном виде - так и появился на свет Священный Коран.

Первые суры были внимательно записаны почти сразу же, скрупулезно и точно, дабы зафиксировать Божественное Слово истинно и предельно точно. Многие из этих сур, а также и другие в следующих главах - казались древним ученым слишком неясными и размытыми. Даже на сегодняшний день большая часть сложных образов и метафор нуждается в расшифровке и подробных пояснениях. Некоторые ответвления арабской литературы произросли из необходимости в разъяснительных комментариях к Корану, включая лексикографию и грамматику.

Коран стал первым представителем Влияние Корана легко проследить во всей последующей арабской литературе. Этот период ознаменовался новыми известными авторами:

• Кааб ибн Зухайр;
• Абу Зуайб аль-Бига аль-Джади;
• Хасан ибн Сабит.

Современная арабская поэзия

Современной арабской литературой можно назвать совокупность всех видов литературы арабских стран, объединяющихся единым арабских литературным языком и цельностью культурных и исторических традиций.

К примеру, сборник «Современная арабская поэзия» преподносит на всеобщее обозрение труды арабских поэтов современности восьми стран: Ливана, Алжира, Йемена, Иордании, Ирака, Судана, ОАЭ, Туниса. В сборник вошли стихи, в которых отразились такие исторические события, как противостояние за независимость, освобождение народов Африки и Азии от колонизации, также лейтмотивом через все стихотворения проходит тема мира во всем мире и отрицание войны. В сборник включены самые разные поэты - от важнейших мастеров поэтического слога, таких как Абд аль-Ваххаб аль-Балти, Ахмад Сулейман аль-Ахмад, Мааруф ар-Русафи, Ахмад Рами, до стихотворений молодых поэтов - Лямиа Аббас Амара, Али Мухаммед Хамад, Али Хашим Рашид, Осман Абдалла. Темы и идеи этих известных арабских поэтов близки и понятны простому народу. Авторы так или иначе продолжают традиции, начатые за много сотен лет назад их предками.

Кроме того, сейчас многим известен арабский палестинский поэт Махмуд Дарвиш, обладатель множества престижных литературных и поэтических наград. Один из самых его знаменитых сборников называется «Птицы без крыльев» - это была его дебютная книга, которую он написал всего в 19 лет.

Арабская литература и, в частности, поэзия зародилась много сотен лет назад. Она претерпевала разные периоды своего развития - как падения, так и взлеты. Но благодаря чуткому отношению арабских поэтов к культуре и культурному наследию, до наших времен дошли великие арабские произведения, до сих пор волнующие душу. Поэзия не стоит не месте: в настоящее время появляются все новые и новые поэты, продолжающие традиции канонической восточной поэзии и привносящие нечто новое в искусство. Поэзия растет и развивается вместе с человечеством, в наших руках ее будущее: нельзя позволить ей зачахнуть, необходимо сохранить уже имеющиеся памятники великой культуры и создавать новые вдохновляющие и мощные произведения.

Арабская литература

Коран, основополагающий текст ислама, является первой Арабской Книгой. Его стиль, одновременно символический, лаконичный и энергичный, оказал глубокое влияние на все последующие произведения на арабском языке, продолжая и в наше время определять характер выражения носителей арабского языка, мусульман и христиан как на письме, так и в речи.

Коран оказал огромное влияние на развитие арабской литературы. Самая ранняя арабская проза возникла благодаря, главным образом, не литературным побуждениям и мотивам, но для того, чтобы служить религиозным и практическим нуждам, прежде всего для полного и совершенного понимания Исламского откровения, обстоятельств и условий жизни первой мусульманской общины в Хиджазе. Дела и высказывания Пророка и его Сподвижников тщательно собирались и хранились, вначале в устной форме, а затем и письменно, и в конце концов в 9-м веке они были отобраны и систематизированы авторитетными учеными Бухари и Муслимом. Эти предания, Хадисы не только обеспечивали ученых главными текстами, на основе которых они впоследствии создавали и детально разрабатывали Исламское законодательство, - они также являли собой бесценный материал, которого столь недоставало для историков ранней мусульманской общины. Поскольку каждый хадис, или "высказывание" является повествованием от первого лица, как правило, очевидцев описанного события, он обладает непосредственностью и свежестью, и через столетия оставшимися нетронутыми. Личности рассказчиков - Абу Бакра, Омара, Айши и многих других - столь же ярки и красочны, как и описываемые события, поскольку стиль каждого хадиса обладает собственной индивидуальностью.

Литературная форма хадисов также обусловила характерные формы многих последующих произведений, среди которых и "Жизнь Посланника Бога" Ибн Ихака, написанная автором в середине 8-го века. В этой книге хадисы, повествующие о жизни Пророка, систематизированы в хронологическом порядке, а комментарии автора сведены к минимуму. События излагаются устами очевидцев. Как правило, даются три или четыре версии одного и того же события, причем в каждом случае приводится "передаточная цепь" данного хадиса таким образом, чтобы читатель мог судить о его подлинности.

Во времена Омейядов многие историки писали монографии по конкретным историческим, правовым и религиозным вопросам, придерживаясь свойственного хадисам метода композиции. Несмотря на то, что лишь немногие из работ этих писателей сохранились в целости, достаточное их число было сохранено (и позднее включено в такие огромные произведения, как "Летописи" Ат-Табари) для того, чтобы дать нам представление не только о методе их построения, но и о широком круге их интересов.

Обычай предварения каждого хадиса перечислением цепи авторитетных личностей привела к составлению огромных биографических словарей, таких как "Книга Классов" Ибн Саида - автора, жившего в начале 9-го века, - которая включала в себя биографию Пророка, а также множество информации об известных личностях Мекки и Медины, живших во времена автора. Подобные работы позволяли читателям судить о достоверности передатчиков хадисов. Позже содержание биографических словарей было расширено и включило в себя сведения о поэтах, писателях, выдающихся декламаторах Корана, ученых и т.д. И в наше время эти биографические словари не утратили своего значения: они являются кладезем информации об общественных и политических деятелях Исламского мира.

Сведения о распространении ислама можно найти в исторических хрониках таких летописцев как Аль-Вакиди, работавшего над их составлением на рубеже 8-го и 9-го века, и Аль-Баладхури, написавшего широко известную "Книгу Завоеваний" в 9-м веке. Написание этих книг, подобно хадисам, имело прежде всего практические цели. Аль-Вакиди интересовало установление точной хронологии распространения ислама на Аравийском полуострове и прилегающих областях, тогда как для Аль-Баладхури главный интерес представляли правовые и налоговые проблемы, связанные с распространением поселений на новых землях. Их произведения являются классикой данного литературного направления, помимо этого они содержат много представляющей в наше время значительный интерес информации, многие главы этих глав обладают большой изобразительной силой.

К девятому столетию метод сбора исторических данных из хадисов и аккуратного цитирования авторитетных передатчиков каждого предания - процесс, который привел к появлению огромных по своим размерам работ - был оставлен некоторыми авторами, - к примеру, такими как Аль-Динавари и Аль-Якуби, которые не включали цепи передатчиков и объединяли хадисы для того, чтобы создавать рассказы. Результатом стало повышение привлекательности чтения повествований с одновременным уменьшением их объемов за счет присущих хадисам богатства и сложности стиля. Книги Аль-Динавари и Аль-Якуби, в отличие от работ их предшественников, имели целью развлекать читателя в той же мере, что и обучать - они были "литературными" произведениями. Эта форма написания легких исторических рассказов достигла своего апогея в 10-м веке в блестящей развлекательной книге "Золотые луга и жемчужные копи" - всеобъемлющей энциклопедии по истории, географии и литературе. Тем не менее, литературные произведения этих авторов были бы невозможны без тщательного сбора исторических хадисов, осуществлявшегося их предшественниками.

Как написание истории начиналось, имея под собой скорее практические мотивы и потребности, нежели литературные, так и собирание и сохранение арабской поэзии предпринимались учеными прежде всего не по причине их художественной ценности. Лингвисты и экзегеты из Куфы и Басры начали собирать поэтические произведения 8-го века, поскольку собранные таким образом сведения проливали свет на редкие и необычные выражения и грамматические структуры Корана и хадисов. Были подготовлены издания поэм Антары, Имрулькайса и многих других, и таким образом работы ранних поэтов были сохранены для последующих поколений.

Среди арабской литературы Коран занимает особое место. Поэзия всегда считалась наивысшим проявлением литературного искусства среди арабов. Задолго до прихода ислама бедуинские поэты довели до совершенства такие жанры литературных произведений, как сатирические, хвалебные произведения и элегии. Их поэзия следовала строгим правилам и традициям как по форме, так и по содержанию, что свидетельствует о том, что она должна была пройти долгий период своего развития перед тем, как окончательно утвердиться в качестве обособленного жанра произведения.

Основной формой произведения, применяемой поэтами пустыни, была касыда, или ода - поэма различной длины, в которой рифмовался последний слог каждой строки. Касыда начинается с описания покинутого лагеря возлюбленной поэта и переходит в рассказ о его страданиях оттого, что ее нет рядом с ним, и о всепоглощающей любви к ней. Затем поэт описывает тяжелое, сопряженное со многими трудностями, путешествие по пустыне и завершает касыду обращением к щедрости своего хозяина. Несмотря на то, что тема касыды почти всегда неизменна, язык, которым она написана, очень сложен и требует от автора очень большой точности исполнения.

В Хиджазе на протяжении первого столетия ислама, современниками которого являлись первые ученые, изучавшие хадисы, группа поэтов порвала с прошлым и ввела новые формы и темы произведений. Такие поэты, как Омар ибн Абу Рабиа, писали изысканные реалистические стихи. Вокруг поэта Джамиля ибн Муйяммара, более известного под именем Джамиль аль-Удри, создавалась школа поэзии, главная тема в которой - платоническая любовь. Жизнь и произведения этих поэтов Омейядского периода были сохранены в занимательном сборнике 10-го века - "Книге песен" Абу аль-Фараджа аль-Исфахани.

Двор Омейядов в Дамаске покровительствовал как поэтам, так и музыкантам. Он также стал сценой развития жанра арабской литературы, названного "адаб". Адаб часто переводится как художественная литература или беллетристика, что вводит читателя в некоторое заблуждение. Эта литература, по крайней мере первоначально, создавалась для того, чтобы служить практической цели - образованию на арабском языке возросшего класса правительственных министров, правилам поведения, манерам, истории и искусству управления государством. Именно в это время работы на санскрите, пахлави, греческом и сирийском языках начали переводиться на арабский. Абд аль-Химад ибн Яшья аль-Катиб, омейядский чиновник и создатель этого жанра, определял его цели следующим образом: "Совершенствуйте арабский язык для того, чтобы вы могли правильно говорить, развивайте красивый почерк - это придаст блеска вашему написанию, учите арабскую поэзию наизусть, знакомьтесь с неизвестными вам идеями и выражениями, читайте историю арабов и персов и помните их великие дела". Абд Аллах ибн аль-Мукаффа, современник Абд аль-Хам ид ибн Яшья, перевел на арабский язык историю древних царей Персии, а также "Халилу ва-Димну" - индийскую книгу советов касте принцев, написанную в форме басен про животных. Его произведения являются самыми ранними сохранившимися примерами арабской художественной прозы и все еще служат эталоном в школах Ближнего Востока.

9-е столетие - классический век арабской литературы. Были созданы и усовершенствованы самые различные жанры: адаб, история, Коранические экзегезы, география, биография, поэзия, сатира и многие др. Аль-Джахиз был по-видимому величайшим стилистом и одним из самых оригинальных людей того времени. Он написал более двухсот книг по каждому известному тогда предмету. В своих произведениях он был критичен, рационален и всегда притягателен. Его "Книга животных" является самым первым трактатом по зоологии на арабском языке. Она содержит много и сейчас современно звучащих рассуждений по таким вопросам как животная мимикрия и биологическая адаптация. Он написал один из самых ранних трактатов по риторике и большое число занимательных очерков. К моменту своей смерти в возрасте 96 лет он со всей очевидностью продемонстрировал, что арабская проза оказалась способна с легкостью справляться с любым предметом. Самым одаренным современником Аль-Джахиза, вероятно, был Ибн Кутайба, писатель, обладавший энциклопедическими знаниями, и блестящий стилист. Его "Книга Знания" - история начала мира от самого его создания - являлась самой первой подобного рода книгой и в поздние времена имела многих подражателей.

Известному персидскому математику и поэту была посвящена запись под названием . Сегодня я упомяну двух средневековых арабских поэтов: Аль-Мутанабби и Аль-Маарри . Оба были вольнодумцами, а значит, бунтарями для своего времени.

Аль-Мутанабби

Аль-Мутанабби —мастер героического жанра, фигура которого появилась на арабском поэтическом горизонте в X веке. Личность и сложный жизненный путь Абу-т-Тайиба аль-Мутанабби симптоматичны для того смутного времени. Характер поэта, каким он вырисовывается в лирике, не менее сложен, чем его полная крутых перемен и скитаний жизнь.

О сколько гор, перейденных мной, горою меня признали.
И сколько вод, переплытых мной, морем меня назвали…

Видный арабский филолог Ханна-аль-Фахури пишет: «Ему были свойственны воинственность, решимость в риске, бесстрашие, неиссякаемая энергия… Он обладал такими качествами, как стойкость, непоколебимая решительность, никакие превратности судьбы не могли заставить его пасть духом».

Аль-Мутанабби и в поэзии оставался верен своей жизненной программе. Он воспевал личное достоинство, волю, мужество, доблесть — свойства, не признававшиеся в современном поэту обществе.

Кинжалы огня с моего языка срываются, как с кремня,
Приходит ко мне от разума то, чему не уйти из меня, —

Море! Бездонна его глубина, бьет за волной волна,
Всю Землю и Семь Небес затопи – не вычерпать их до дна.

Сын бедного водовоза из Куфы, Аль-Мутанабби в 10-летнем возрасте бежал во время нашествия карматов в пустыню, где кочевал с бедуинами, а позднее вел проповедническую деятельность в шиитско-карматском духе, за что подвергся двухлетнему заточению; отсюда и его прозвище Мутанабби. Слово «мутанабби» означает «лжепророк».

Украдкою выведать, кто я такой, немало людей хотело,
Но правду скрывал я, чтоб мимо меня стрела подозренья летела.

Не раз и глупцом притворялся я, в беседу с глупцом вступая,
А иначе мне бы наградой была лишь злоба да брань тупая.

Аль-Мутанабби часто увлекался грандиозными замыслами и неосуществимыми надеждами, от которых быстро переходил к глубочайшему пессимизму. Чувство собственного достоинства легко превращалось у него в высокомерие, жажда независимости — в неуживчивость.

О век, о ничтожные люди его — презренные мелкие души,
Хотя иногда и вселяетесь вы в огромные важные туши.

Но знайте: я – не из их числа, хотя среди них и живу я, —
Не та ли земля среди грубых камней россыпь таит золотую.

На глупых кроликов погляди, которых зовут царями:
Раскрыты глаза у них широко, но спят они целыми днями.

А смерть разрушает их тучную плоть — бренные их жилища,
Хоть нет у такого иного врага, кроме их жирной пищи.

Около одной трети поэтического дивана Аль-Мутанабби составляет цикл «Сейфийат». Писал он его в десятилетие (948-957), проведенное им при дворе хамданидского правителя Сейф ад-Дауля. В панегириках он прославлял своего покровителя, который должен был «возродить былую славу арабов» и воссоздать могущественную мусульманскую империю.

Когда берутся закон блюсти без разума и без толку,
Не падает меч на шею того, кто меч точил втихомолку.

Подобное ищет подобья себе, — и, этот закон признавая,
Скажу я: таков этот мир, что ему подобней всего негодяи.

Не ужившись, однако, при дворе Сейф ад-Дауля, поэт перебрался в Египет к его заклятому врагу Кафуру, которого также воспевал в панегириках (цикл «Кафурийат»), а впоследствии, убежав и от него, высмеял в ядовитых сатирах.

В любом краю, где ни шагну, одно и то же встречу:
Везде пасет презренный раб отару человечью.

Ведь тонкие знания для дурака, погрязшего в чревоугодье,
Как для безголового ишака — узорчатые поводья.

Последние годы жизни поэт провел в скитаниях по Ираку и Ирану, некоторое время прожил в Ширазе, где создал несколько панегириков буидскому правителю Дауд ад-Дауля (цикл «Даудийат»). Тоска по родному Ираку заставила Аль-Мутанабби предпринять новое путешествие. По дороге в Багдад он погиб от руки одного из своих многочисленных врагов.

Я на завистников смотрю, как на ничтожных тварей,
Но признаю, что я для них подобен грозной каре.

Как не завидовать тому, кто высится горою
Над человеческой толпой, над каждой головою!

Абуль-Ала аль-Маарри

Философ и филолог Абуль-Ала аль-Маарри — другой известный арабский поэт. Родился Абуль-Ала Ахмед ибн Абдулла ибн Сулейман ат-Танухи в XI веке семье филолога. Уже на третьем году жизни потерял зрение, что, однако, не помешало ему приобрести огромный запас филологических знаний и написать более 30 сочинений различного содержания: стихотворения и трактаты по метрике, грамматике, лексикографии.

Образование получил в местных культурных центрах Сирии; начал свою деятельность в качестве ученого филолога и автора хвалебных од, подражая стилю Аль-Мутанабби, которого считал своим учителем. Эти оды составляют значительную часть первого сборника Аль-Маарри названного «Сакт-аз-Занд» (Искры огнива). Это был обязательный для начинающего в то время поэта высокий жанр; но карьера придворного поэта не отвечала личности Абу-ль Аля, впоследствии утверждавшего, что «никогда не хвалил людей с корыстной целью».

Начиная с 1010 года Абуль-Ала повел замкнутую жизнь, «затворившись в трех тюрьмах: тела, слепоты и одиночества». Окруженный толпами учеников, всеобщим уважением, он жил очень скромно, на доходы от уроков. Излишки передавал нуждающимся.

И денно и нощно в толпе правоверных
Искал я молящихся нелицемерных.

Нашел я, что это бессмысленный скот,
Который вслепую по жизни бредет.

А кто похитрее, тот с видом пророка
В гордыне великой вознесся высоко.

Посмотришь, одни — простецы и глупцы,
Другие — обманщики и хитрецы.

Невежество за благочестье сочли вы?
Тогда и ослы ваши благочестивы,

Чесоточные, под ветрами степей,
Они, безглагольные, вас не глупей.

Абуль-Ала подвергался нападкам за вольнодумство, но жизнь в захолустной Мааре и необычайная слава охраняли его от серьезных гонений. Из наиболее видных философско-литературных произведений Аль-Маарри необходимо отметить большое собрание стихов «Люзумма лям альзам» (Необходимость того, что не было необходимым) и «Рисалят-аль-Гуфран» (Послание о помиловании).

От взора свет бежит. Сиянье меркнет. Вера —
Вооружение лжеца и лицемера.

О лживый мир! А мы не знали, что в мечети
Безгрешны все подряд, как маленькие дети!

О вы, обман и ложь призвавшие в подмогу!
Поистине из вас никто не близок богу.

А сколько на земле мы видели пророков,
Пытавшихся спасти людей от их пороков,

И все они ушли, а наши беды — здесь,
И ваш недужный дух не исцелен поднесь.

Цель написания цикла «Лузумийят», как определил ее сам Абуль-Ала в предисловии, была достаточно скромной — отказ «от всяческой лжи в стихах» и затем создание книги, в которой бы «рифмы располагались в алфавитном порядке, так, чтобы не была пропущена ни одна буква». «Отказ от лжи» означал прежде всего отказ от всех традиционных жанров, поскольку каждый из них заключал в себе хоть малую толику лжи.

Взгляни на сонмы звезд. По мне, узоры эти —
Судьбою над людьми раскинутые сети.

Дивлюсь: невыносим судьбы железный гнет,
Один ее удар сильнейшим спину гнет.

А людям невдомек, что смерть играет ими,
Когда горбы могил встают над их родными.

Неправда на земле царит с начала дней
И в ярости казнит мудрейших из людей.

Стихи прежде всего должны быть правдивы, говорит Абуль-Ала, и это возможно, невзирая на многовековую привычку поэтов ко лжи. Содержанием своих стихов Абуль-Ала отныне провозгласил только правду, что само по себе было новшеством. Форма их была также необычна. Рифмуются не только последние слоги, но и предпоследние и даже третьи от конца, соблюдается глубокая внутренняя рифма, что требовало виртуозного мастерства. У поэтов и до Аль-Маарри встречалась внутренняя рифма, но нигде она не возводилась в систему, и никто ей не следовал так неукоснительно.

Ученых больше нет, и мрак объемлет нас,
А человек простой в невежестве погряз,

И жены и мужи, мы все до одного —
Рабы ничтожные для бога своего.

Ему подвластно все: и месяц, и Плеяды,
И полная луна, и горные громады.

Звезда Полярная, созвездье Льва, заря,
И солнце, и костер, и суша, и моря.

Поэт призывает «руководствоваться указаниями разума», который поведет читателя к размышлениям над основными вопросами бытия. Суждения его смелы и бескомпромиссны, лишены снисхождения к «святости», древности, традиции и привычности. Не всегда легко следить за противоречивыми, часто имеющими скрытый смысл, или ироническими высказываниями Аль-Маарри.

Зло не смыкает глаз и головы сечет,
Как предугадывал разумный звездочет.

Проснитесь наконец, обманутые дети!
Вы слепо верите лжецам былых столетий.

Корыстолюбие, не знавшее препон,
В могилу их свело, и умер их закон.

Несомненно одно — он все же верил в силу разума, нашего «единственного надежного поводыря», верил в силу страстного слова, верил, что с помощью искусства можно хотя бы немного улучшить природу человека, сделать его добрее, чтобы душа не была в постоянном разладе с телом и не стремилась покинуть его раньше срока.

О род людской, разросшийся сорняк,
Из мрака ты не вырвешься никак.

В камнях колодцы человек долбил,
Но из криницы мудрости не пил.

Вы в гору шли — но только до поры,
Сейчас вы в пропасть катитесь с горы.

И все разнузданнее денег власть,
И нет узды на пагубную страсть.

О человек, ничтожен ты и слаб,
Ты — плоти алчущей презренный раб.

Вероятно, мысль о вынужденном пребывании души в немощном и подверженном слабостям теле стала для поэта если не философским, то, по крайней мере, эмоциональным, глубоко пережитым убеждением. Он не раз говорил, что мощный дух томится в слабом теле, и гибель этого тела сулит духу лишь освобождение от телесных и нравственных страданий.

Темна дорога, не горит заря —
В потемках жизни нет поводыря.

Умрет смиренник, и бунтарь умрет,
Что ждет нас там — узнать бы наперед.

В этом мире обесценены все достоинства и труды человека и получает полную свободу злобный рок, в вихре которого человек превращается в беспомощную игрушку. Торжественно и мрачно звучат стихи «Лузумийят», словно автор, приподняв завесу, показывает нам повсеместное торжество зла.

Судьбы не изменить: ее судил Аллах,
И мудрость мудрецов развеялась как прах.

Не может человек бежать велений бога,
От неба и земли отвлечься хоть немного.

По торному пути покорным чередом —
Почивших правнуки — мы к пращурам идем.

Все повторяется: рождение детей
И бегство стариков на волю из сетей.

Кляну, о злобный мир, обман коварный твой,
Опутавший людей в пучине мировой!

Аль-Маарри издевается над примитивными представлениями о рае и аде, изображает несколько «раев»: рай низшего ранга, рай для правоверных джиннов, где все не так уж роскошно, и райские сады высшего разряда. Небесное «царство прощения» оказывается неким перевернутым или отраженным «земным царством», и там тоже властвуют произвол, несправедливость, лицемерие, подкуп и безбожие.

Люди верят, что будет наставник ниспослан судьбой,
Чья высокая речь зазвучит над безмолвной толпой.

Это множество сект для того существует на свете,
Чтоб царей и рабов завлекать в хитроумные сети.

Аль-Маарри — чрезвычайно сложная личность и не менее сложный автор. Его проза и стихи полны такого яростного стремления к «чистой» вере и искренности, что давали повод обвинить его в ереси и безбожии. Он достиг такого мастерства, что пишет книги целиком рифмованной прозой, и вместе с тем возводит в принцип искренность и правдивость поэтических образов.

Злодей, в молитве руки ты сложил —
Связать бы их, чтоб зла ты не творил!

Что проку в благочестье напоказ,
Когда ты по уши в грехах увяз?

Твоей душонке гнусной грош цена,
Не говори, что золото она.

О великом слепце из Маарры писали и средневековые биографы, и современные авторы в арабских странах, да и во всем мире, пытаясь разобраться в его творчестве и объяснить его. Но стихи и проза Абуль-Ала аль-Маарри настолько многозначны, что поддаются самому разнообразному истолкованию, и читатели каждой эпохи могут понять их по-новому, ибо мысли, заключенные в них, вечны и близки всем, кто когда-либо задумывался о смысле жизни.

Отправить оценку

Вам было НЕинтересно?

Зачем тогда читали?

Отправить пояснение

Спасибо за пояснение!

Тематические материалы:

Методы оптимизации численности персонала: четыре подхода

Кого кусают комары: критерии отбора жертв Каких людей больше всего кусают комары

Виды ядовитых опят и как их отличить от съедобных грибов Растут ли ложные опята на березе

Рассчитать дату родов: проверенные способы

Не хватает воздуха: причины трудностей с дыханием – кардиогенные, легочные, психогенные, иные

Поливитамины для женщин. Витамины для женщин. Лучшие витамины для женщин Хорошие и недорогие витамины для женщин

Предел функции: основные понятия и определения

Является ли множество а подмножеством в

Обновлено: 20.09.2019

103583

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter