Сентиментальный роман

(Из воспоминаний мечтателя)

Иль был он создан для того,
Чтобы побыть хотя мгновенье.
В соседстве сердца твоего?..

Ив. Тургенев

Ночь первая

Была чудная ночь, такая ночь, которая разве только и может быть тогда, когда мы молоды, любезный читатель. Небо было такое звездное, такое светлое небо, что взглянув на него, невольно нужно было спросить себя неужели же могут жить под таким небом разные сердитые и капризные люди? Это тоже молодой вопрос, любезный читатель, очень молодой, но пошли его вам господь чаще на душу!.. Говоря о капризных и разных сердитых господах, я не мог не припомнить и своего благонравного поведения во весь этот день. С самого утра меня стала мучить какая-то удивительная тоска. Мне вдруг показалось, что меня, одинокого, все покидают и что все от меня отступаются. Оно, конечно, всякий вправе спросить: кто же эти все? потому что вот уже восемь лет, как я живу в Петербурге, и почти ни одного знакомства не умел завести Но к чему мне знакомства? Мне и без того знаком весь Петербург; вот почему мне и показалось, что меня все покидают, когда весь Петербург поднялся и вдруг уехал на дачу. Мне страшно стало оставаться одному, и целых три дня я бродил по городу в глубокой тоске, решительно не понимая, что со мной делается. Пойду ли на Невский, пойду ли в сад, брожу ли по набережной — ни одного лица из тех, кого привык встречать в том же месте, в известный час целый год. Они, конечно, не знают меня, да я-то их знаю. Я коротко их знаю; я почти изучил их физиономии — и любуюсь на них, когда они веселы, и хандрю, когда они затуманятся. Я почти свел дружбу с одним старичком, которого встречаю каждый божий день, в известный час, на Фонтанке. Физиономия такая важная, задумчивая; всё шепчет под нос и махает левой рукой, а в правой у него длинная сучковатая трость с золотым набалдашником. Даже он заметил меня и принимает во мне душевное участие. Случись, что я не буду в известный час на том же месте Фонтанки, я уверен, что на него нападет хандра. Вот отчего мы иногда чуть не кланяемся друг с другом, особенно когда оба в хорошем расположении духа. Намедни, когда мы не видались целые два дня и на третий день встретились, мы уже было и схватились за шляпы, да благо опомнились вовремя, опустили руки и с участием прошли друг подле друга. Мне тоже и дома знакомы. Когда я иду, каждый как будто забегает вперед меня на улицу, глядит на меня во все окна и чуть не говорит: «Здравствуйте; как ваше здоровье? и я, слава богу, здоров, а ко мне в мае месяце прибавят этаж». Или: «Как ваше здоровье? а меня завтра в починку». Или: «Я чуть не сгорел и притом испугался» и т. д. Из них у меня есть любимцы, есть короткие приятели; один из них намерен лечиться это лето у архитектора. Нарочно буду заходить каждый день, чтоб не залечили как-нибудь, сохрани его господи!.. Но никогда не забуду истории с одним прехорошеньким светло-розовым домиком. Это был такой миленький каменный домик, так приветливо смотрел на меня, так горделиво смотрел на своих неуклюжих соседей, что мое сердце радовалось, когда мне случалось проходить мимо. Вдруг, на прошлой неделе, я прохожу по улице и, как посмотрел на приятеля — слышу жалобный крик: «А меня красят в желтую краску!» Злодеи! варвары! они не пощадили ничего: ни колонн, ни карнизов, и мой приятель пожелтел, как канарейка. У меня чуть не разлилась желчь по этому случаю, и я еще до сих пор не в силах был повидаться с изуродованным моим бедняком, которого раскрасили под Цвет поднебесной империи. Итак, вы понимаете, читатель, каким образом я знаком со всем Петербургом. Я уже сказал, что меня целые три дня мучило беспокойство, покамест я догадался о причине его. И на улице мне было худо (того нет, этого нет, куда делся такой-то?) — да и дома я был сам не свой. Два вечера добивался я: чего недостает мне в моем углу? отчего так неловко было в нем оставаться? — и с недоумением осматривал я свои зеленые закоптелые стены, потолок, завешанный паутиной, которую с большим успехом разводила Матрена, пересматривал всю свою мебель, осматривал каждый стул, думая, не тут ли беда? (потому что коль у меня хоть один стул стоит не так, как вчера стоял, так я сам не свой) смотрел за окно, и всё понапрасну... нисколько не было легче! Я даже вздумал было призвать Матрену и тут же сделал ей отеческий выговор за паутину и вообще за неряшество; но она только посмотрела на меня в удивлении и пошла прочь, не ответив ни слова, так что паутина еще до сих пор благополучно висит на месте. Наконец я только сегодня поутру догадался, в чем дело. Э! да веды они от меня удирают на дачу! Простите за тривиальное словцо, но мне было не до высокого слога... потому что ведь всё, что только ни было в Петербурге, или переехало, или переезжало на дачу; потому что каждый почтенный господин солидной наружности, нанимавший извозчика, на глаза мои, тотчас же обращался в почтенного отца семейства, который после обыденных должностных занятий отправляется налегке в недра своей фамилии, на дачу потому что у каждого прохожего был теперь уже совершенно особый вид, который чуть-чуть не говорил всяком встречному: «Мы, господа, здесь только так, мимоходом, а вот через два часа мы уедем на дачу». Отворялось ли окно, по которому побарабанили сначала тоненькие, белые как сахар пальчики, и высовывалась головка хорошенькой девушки, подзывавшей разносчика с горшками цветов, — мне тотчас же, тут же представлялось, что эти цветы только так покупаются, то есть вовсе не для того, чтоб наслаждаться весной и цветами в душной городской квартире, а что вот очень скоро все переедут на дачу и цветы с собою увезут. Мало того, я уже сделал такие успех в своем новом, особенном роде открытий, что уже мог безошибочно, по одному виду, обозначить, на какой кто даче живет. Обитатели Каменного и Аптекарского островов или Петергофской дороги отличались изученным изяществом приемов, щегольскими летними костюмами и прекрасными экипажами, в которых они приехали в гор Жители Парголова и там, где подальше, с первого взгляда «внушали» своим благоразумием и солидностью; посетитель Крестовского острова отличался невозмутимо-веселым видом. Удавалось ли мне встретить длинную процессию ломовых извозчиков, лениво шедших с возжами в руках подле возов, нагруженных целыми горами всякой мебели, столов, стульев, диванов турецких и нетурецких и прочим домашним скарбом, на котором, сверх всего этого, зачастую восседала, на самой вершине воза, щедушная кухарка, берегущая барское добро как зеницу ока; смотрел ли я на тяжело нагруженные домашнею утварью лодки, скользившие по Неве иль Фонтанке, до Черной речки иль островов, — воза и лодки удесятерялись, усотерялись в глазах моих; казалось, всё поднялось и поехало, всё переселялось целыми караванами на дачу; казалось, весь Петербург грозил обратиться в пустыню, так что наконец мне стало стыдно, обидно и грустно: мне решительно некуда и незачем было ехать на дачу. Я готов был уйти с каждым возом, уехать с каждым господином почтенной наружности, нанимавшим извозчика; но ни один, решительно никто не пригласил меня; словно забыли меня, словно я для них был и в самом деле чужой! Я ходил много и долго, так что уже совсем успел, по своему обыкновению; забыть, где я, как вдруг очутился у заставы. Вмиг мне стало весело, и я шагнул за шлагбаум, пошел между засеянных полей и лугов, не слышал усталости, но чувствовал только всем составом своим, что какое-то бремя спадает с души моей. Все проезжие смотрели на меня так приветливо, что решительно чуть не кланялись; все были так рады чему-то, все до одного курили сигары. И я был рад, как еще никогда со мной не случалось. Точно я вдруг очутился в Италии, — так сильно поразила природа меня, полубольного горожанина, чуть не задохнувшегося в городских стенах. Есть что-то неизъяснимо трогательное в нашей петербургской природе, когда она, с наступлением весны, вдруг выкажет всю мощь свою, все дарованные ей небом силы опушится, разрядится, упестрится цветами... Как-то не вольно напоминает она мне ту девушку, чахлую и хворую на которую вы смотрите иногда с сожалением, иногда с какою-то сострадательною любовью, иногда же просто не замечаете ее, но которая вдруг, на один миг, как-то нечаянно сделается неизъяснимо, чудно прекрасною, а вы пораженный, упоенный, невольно спрашиваете себя: какая сила заставила блистать таким огнем эти грустные, задумчивые глаза? что вызвало кровь на эти бледные, похудевшие щеки? что облило страстью эти нежные черты лица? отчего так вздымается эта грудь? что так внезапно вызвало силу, жизнь и красоту на лицо бедной девушки, заставило его заблистать такой улыбкой, оживиться таким сверкающим, искрометным смехом? Вы смотрите кругом, вы кого-то ищете, вы догадываетесь... Но миг проходит, и, может быть, назавтра же вы встретите опять тот же задумчивый и рассеянный взгляд, как и прежде, то же бледное лицо, ту же покорность и робость в движениях и даже раскаяние, даже следы какой-то мертвящей тоски и досады за минутное увлечение... И жаль вам, что так скоро, так безвозвратно завяла мгновенная красота, что так обманчиво и напрасно блеснула она перед вами, — жаль оттого, что даже полюбить ее вам не было времени... А все-таки моя ночь была лучше дня! Вот как это было: Я пришел назад в город очень поздно, и уже пробило десять часов, когда я стал подходить к квартире. Дорога моя шла по набережной канала, на которой в этот час не встретишь живой души. Правда, я живу в отдаленнейшей части города. Я шел и пел, потому что, когда я счастлив, я непременно мурлыкаю что-нибудь про себя, как и всякий счастливый человек, у которого нет ни друзей, ни добрых знакомых и которому в радостную минуту не с кем разделить свою радость. Вдруг со мной случилось самое неожиданное приключение. В сторонке, прислонившись к перилам канала, стояла женщина; облокотившись на решетку, она, по-видимому, очень внимательно смотрела на мутную воду канала. Она была одета в премиленькой желтой шляпке и в кокетливой черной мантильке. «Это девушка, и непременно брюнетка», — подумал я. Она, кажется, не слыхала шагов моих, даже не шевельнулась, когда я прошел мимо, затаив дыхание и с сильно забившимся сердцем. «Странно! — подумал я, — верно, она о чем-нибудь очень задумалась», и вдруг я остановился как вкопанный. Мне послышалось глухое рыдание. Да! я не обманулся: девушка плакала, и через минуту еще и еще всхлипывание. Боже мой! У меня сердце сжалось. И как я ни робок с женщинами, но ведь это была такая минута!.. Я воротился, шагнул к ней и непременно бы произнес: «Сударыня!» — если б только не знал, что это восклицание уже тысячу раз произносилось во всех русских великосветских романах. Это одно и остановило меня. Но покамест я приискивал слово, девушка очнулась, оглянулась, спохватилась, потупилась и скользнула мимо меня по набережной. Я тотчас же пошел вслед за ней, но она догадалась, оставила набережную, перешла через улицу и пошла по тротуару. Я не посмел перейти через улицу. Сердце мое трепетало, как у пойманной птички. Вдруг один случай пришел ко мне на помощь. По той стороне тротуара, недалеко от моей незнакомки, вдруг появился господин во фраке, солидных лет, но нельзя сказать, чтоб солидной походки. Он шел, пошатываясь и осторожно опираясь об стенку. Девушка же шла, словно стрелка, торопливо и робко, как вообще ходят все девушки, которые не хотят, чтоб кто-нибудь вызвался провожать их Ночью домой, и, конечно, качавшийся господин ни за что не догнал бы ее, если б судьба моя не надоумила его поискать искусственных средств. Вдруг, не сказав никому ни слова, мой господин срывается с места и летит со всех ног, бежит, догоняя мою незнакомку. Она шла как ветер, но колыхавшийся господин настигал, настиг, девушка вскрикнула — и... я благословляю судьбу за превосходную сучковатую палку, которая случилась на этот раз в моей правой руке. Я мигом очутился на той стороне тротуара, мигом незваный господин понял, в чем дело, принял в соображение неотразимый резон, замолчал, отстал и только, когда уже мы были очень далеко, протестовал против меня в довольно энергических терминах. Но до нас едва долетели слова его. — Дайте мне руку, — сказал я моей незнакомке, — и он не посмеет больше к нам приставать. Она молча подала мне свою руку, еще дрожавшую от волнения и испуга. О незваный господин! как я благословлял тебя в эту минуту! Я мельком взглянул на нее: она была премиленькая и брюнетка — я угадал; на ее черных ресницах еще блестели слезинки недавнего испуга или прежнего горя, — не знаю. Но на губах уже сверкала улыбка. Она тоже взглянула на меня украдкой, слегка покраснела и потупилась. — Вот видите, зачем же вы тогда отогнали меня? Если б я был тут, ничего бы не случилось... — Но я вас не знала: я думала, что вы тоже... — А разве вы теперь меня знаете? — Немножко. Вот, например, отчего вы дрожите? — О, вы угадали с первого раза! — отвечал я в восторге, что моя девушка умница: это при красоте никогда не мешает. — Да, вы с первого взгляда угадали, с кем имеете дело. Точно, я робок с женщинами, я в волненье, не спорю, не меньше, как были вы минуту назад, когда этот господин испугал вас... Я в каком-то испуге теперь. Точно сон, а я даже и во сне не гадал, что когда-нибудь буду говорить хоть с какой-нибудь женщиной. — Как? неужели?.. — Да, если рука моя дрожит, то это оттого, что никогда еще ее не обхватывала такая хорошенькая маленькая ручка, как ваша. Я совсем отвык от женщин; то есть я к ним и не привыкал никогда; я ведь один... Я даже не знаю, как говорить с ними. Вот и теперь не знаю — не сказал ли вам какой-нибудь глупости? Скажите мне прямо; предупреждаю вас, я не обидчив... — Нет, ничего, ничего; напротив. И если уже вы требуете, чтоб я была откровенна, так я вам скажу, что женщинам нравится такая робость; а если вы хотите знать больше, то и мне она тоже нравится, и я не отгоню вас от себя до самого дома. — Вы сделаете со мной, — начал я, задыхаясь от восторга, — что я тотчас же перестану робеть, и тогда — прощай все мои средства!.. — Средства? какие средства, к чему? вот это уж дурно. — Виноват, не буду, у меня с языка сорвалось; но как же вы хотите, чтоб в такую минуту не было желания... — Понравиться, что ли? — Ну да; да будьте, ради бога, будьте добры. Посудите, кто я! Ведь вот уж мне двадцать шесть лет, а я никого никогда не видал. Ну, как же я могу хорошо говорить, ловко и кстати? Вам же будет выгоднее, когда всё будет открыто, наружу... Я не умею молчать, когда сердце во мне говорит. Ну, да всё равно... Поверите ли, ни одной женщины, никогда, никогда! Никакого знакомства! и только мечтаю каждый день, что наконец-то когда-нибудь я встречу кого-нибудь. Ах, если б вы знали, сколько раз я был влюблен таким образом!.. — Но как же, в кого же?.. — Да ни в кого, в идеал, в ту, которая приснится во сне. Я создаю в мечтах целые романы. О, вы меня не знаете! Правда, нельзя же без того, я встречал двух-трех женщин, но какие они женщины? это всё такие хозяйки, что... Но я вас насмешу, я расскажу вам, что несколько раз думал заговорить, так, запросто, с какой-нибудь аристократкой на улице, разумеется, когда она одна; заговорить, конечно, робко, почтительно, страстно; сказать, что погибаю один, чтоб она не отгоняла меня, что нет средства узнать хоть какую-нибудь женщину; внушить ей, что даже в обязанностях женщины не отвергнуть робкой мольбы такого несчастного человека, как я. Что, наконец, и всё, чего я требую, состоит в том только, чтоб сказать мне какие-нибудь два слова братские, с участием, не отогнать меня с первого шага, поверить мне на слово, выслушать, что я буду говорить, посмеяться надо мной, если угодно, обнадежить меня, сказать мне два слова, только два слова, потом пусть хоть мы с ней никогда не встречаемся!.. Но вы смеетесь... Впрочем, я для того и говорю... — Не досадуйте; я смеюсь тому, что вы сами себе враг, и если б вы попробовали, то вам бы и удалось, может быть, хоть бы и на улице дело было; чем проще, тем лучше... Ни одна добрая женщина, если только она не глупа или особенно не сердита на что-нибудь в ту минуту, не решилась бы отослать вас без этих двух слов, которых вы так робко вымаливаете... Впрочем, что я! конечно, приняла бы вас за сумасшедшего. Я ведь судила по себе. Сама-то я много знаю, как люди на свете живут! — О, благодарю вас, — закричал я, — вы не знаете, что вы для меня теперь сделали! — Хорошо, хорошо! Но скажите мне, почему вы узнали, что я такая женщина, с которой... ну, которую вы считали достойной... внимания и дружбы... одним словом, не хозяйка, как вы называете. Почему вы решились подойти ко мне? — Почему? почему? Но вы были одни, тот господин был слишком смел, теперь ночь: согласитесь сами, что это обязанность... — Нет, нет, еще прежде, там, на той стороне. Ведь вы хотели же подойти ко мне? — Там, на той стороне? Но я, право, не знаю, как отвечать; я боюсь... Знаете ли, я сегодня был счастлив; я шел, пел; я был за городом; со мной еще никогда не бывало таких счастливых минут. Вы... мне, может быть, показалось... Ну, простите меня, если я напомню: мне показалось, что вы плакали, и я... я не мог слышать это... у меня стеснилось сердце... О, боже мой! Ну, да неужели же я не мог потосковать об вас? Неужели же был грех почувствовать к вам братское сострадание?.. Извините, я сказал сострадание... Ну, да, одним словом, неужели я мог вас обидеть тем, что невольно вздумалось мне к вам подойти?.. — Оставьте, довольно, не говорите... — сказала девушка, потупившись и сжав мою руку. — Я сама виновата, что заговорила об этом; но я рада, что не ошиблась в вас... но вот уже я дома; мне нужно сюда, в переулок; тут два шага... Прощайте, благодарю вас... — Так неужели же, неужели мы больше никогда не увидимся?.. Неужели это так и останется? — Видите ли, — сказала, смеясь, девушка, — вы хотели сначала только двух слов, а теперь... Но, впрочем, я вам ничего не скажу... Может быть, встретимся... — Я приду сюда завтра, — сказал я. — О, простит меня, я уже требую... — Да, вы нетерпеливы... вы почти требуете... — Послушайте, послушайте! — прервал я ее. — Простите, если я вам скажу опять что-нибудь такое... Но вот что: я не могу не прийти сюда завтра. Я мечтатель; у меня так мало действительной жизни, что я такие минуты, как эту, как теперь, считаю так редко, что не могу не повторять этих минут в мечтаньях. Я промечтаю об вас целую ночь, целую неделю, весь год. Я непременно приду сюда завтра, именно сюда, на это же место, именно в этот час, и буду счастлив, припоминая вчерашнее. Уж это место мне мило. У меня уже есть такие два-три места в Петербурге. Я даже один раз заплакал от воспоминанья, как вы... Почем знать, может быть, и вы, тому назад десять минут, плакали от воспоминанья... Но простите меня, я опять забылся; вы, может быть, когда-нибудь были здесь особенно счастливы. — Хорошо, — сказала девушка, — я, пожалуй, приду сюда завтра, тоже в десять часов. Вижу, что я уже не могу вам запретить... Вот в чем дело, мне нужно быть здесь; не подумайте, чтоб я вам назначала свидание; я предупреждаю вас, мне нужно быть здесь для себя. Но вот... ну, уж я вам прямо скажу: это будет ничего, если и вы придете; во-первых, могут быть опять неприятности, как сегодня, но это в сторону... одним словом, мне просто хотелось бы вас видеть... чтоб сказать вам два слова. Только, видите ли, вы не осудите меня теперь? не подумайте, что я так легко назначаю свидания... Я бы и назначила, если б... Но пусть это будет моя тайна! Только вперед уговор... — Уговор! говорите, скажите, скажите всё заране; я на всё согласен, на всё готов, — вскричал я в восторге, — я отвечаю за себя — буду послушен, почтителен... вы меня знаете... — Именно оттого, что знаю вас, и приглашаю вас завтра, — сказала смеясь девушка. — Я вас совершенно знаю. Но, смотрите, приходите с условием; во-первых (только будьте добры, исполните, что я попрошу, — видите ли, я говорю откровенно), не влюбляйтесь в меня... Это нельзя, уверяю вас. На дружбу я готова, вот вам рука моя... А влюбиться нельзя, прошу вас! — Клянусь вам, — закричал я, схватив ее ручку... — Полноте, не клянитесь, я ведь знаю, вы способны вспыхнуть как порох. Не осуждайте меня, если я так говорю. Если б вы знали... У меня тоже никого нет, с кем бы мне можно было слово сказать, у кого бы совета спросить. Конечно, не на улице же искать советников, да вы исключение. Я вас так знаю, как будто уже мы двадцать лет были друзьями... Не правда ли, вы не измените?.. — Увидите... только я не знаю, как уж я доживу хотя сутки. — Спите покрепче; доброй ночи — и помните, что я вам уже вверилась. Но вы так хорошо воскликнули давеча: неужели ж давать отчет в каждом чувстве, даже в братском сочувствии! Знаете ли, это было так хорошо сказано, что у меня тотчас же мелькнула мысль довериться вам... — Ради бога, но в чем? что? — До завтра. Пусть это будет покамест тайной. Тем лучше для вас; хоть издали будет на роман похоже. Может быть, я вам завтра же скажу, а может быть, нет... Я еще с вами наперед поговорю, мы познакомимся лучше... — О, да я вам завтра же всё расскажу про себя! Но что это? точно чудо со мной совершается... Где я, боже мой? Ну, скажите, неужели вы недовольны тем, что не рассердились, как бы сделала другая, не отогнали меня в самом начале? Две минуты, и вы сделали меня навсегда счастливым. Да! счастливым; почем знать, может быть, вы меня с собой помирили, разрешили мои сомнения... Может быть, на меня находят такие минуты... Ну, да я вам завтра всё расскажу, вы всё узнаете, всё... — Хорошо, принимаю; вы и начнете... — Согласен. — До свиданья! — До свиданья! И мы расстались. Я ходил всю ночь; я не мог решиться воротиться домой. Я был так счастлив... до завтра!

«Белые ночи»: краткое содержание повести Достоевского

Герой «Белых ночей», от имени которого ведется повествование, — это молодой человек, мелкий чиновник, годового жалованья которого размером всего в тысячу двести рублей недостаточно для того, чтобы позволить себе жениться. Вот такой бедный служивый человек, у которого нет в Петербурге ни собственности, ни связей, является типичным для Достоевского интеллигентом. Достоевский и сам какое-то время вел жизнь мелкого служащего — когда работал чертежником в Санкт-Петербургской инженерной команде. За свою жизнь Федор Михайлович написал около тридцати художественных произведений, в трети из них главным героем выведен чиновник — наверное, оттого, что это был типаж, наиболее известный писателю.

«Бедные чиновники» Достоевского — это люди низкого статуса, их работа неинтересна и скучна. Никто из них не любит ее, они ждут окончания рабочего дня, словно школьники. Вместе с тем эти бедные чиновники — подобно самому Достоевскому и его друзьям — не лишены в душе поэтического чувства, они находятся во власти прекрасных и несбыточных снов, и им нужны понимающие друзья, которым они могли бы излить душу. Начиная с мелкого чиновника Макара Девушкина, героя первого произведения Достоевского «Бедные люди», который мечтает стать поэтом, эта парадигма не меняется. Герой «Белых ночей» тоже «мечтатель», он ненавидит службу — спит и видит, как бы сбежать с нее. После службы он бродит допоздна в полном одиночестве и без всякой видимой цели по летнему Петербургу, над которым стоят белые ночи, — он мечтает обрести друга, который бы выслушал его заветные мысли. Дома при этом оживают, от тех, с кем он в приятельских отношениях, герой слышит: «Здравствуйте; как ваше здоровье? и я, слава богу, здоров, а ко мне в мае месяце прибавят второй этаж»; «Как ваше здоровье? а меня завтра в починку» и т. д. Вот такие «разговоры» ведет молодой человек в глубине своей души.

В этом типаже одинокого мечтателя, слоняющегося по городу, тогдашние читатели — молодые российские интеллигенты — узнавали самих себя, и он возбуждал их сочувствие.

И вот однажды вечером этот молодой человек, изголодавшийся по разговору с «другом», вдруг случайно знакомится на берегу канала с Настенькой — семнадцатилетней девушкой, чистой и прекрасной, которой тоже требуется «друг».

В том же месте и в тот же вечерний час они встречаются и на другой день, и на следующий. Молодой мечтатель, которому прежде не доводилось встретить человека, который бы выслушал его, с воодушевлением и без устали повествует о своих мечтах, мыслях и чувствах. Настенька же, будто бы растворяясь в этом монологе, позабыв обо всем на свете, сочувственно выслушивает его признания.

В конце концов и она сама начинает рассказывать о себе. Она живет вместе со своей слепой бабушкой. Какое-то время назад в их доме снимал комнату молодой жилец, который пообещал жениться на ней. Однако по каким-то делам ему пришлось уехать в Москву на год. Он пообещал сразу по возвращении связаться с ней. И вот год прошел, ей точно известно, что он в Петербурге, но он не появляется у нее в доме и даже не дает знать о себе.

Мечтатель, хоть он и страстно влюблен в Настеньку, словно старший брат своей младшей сестры, соглашается доставить письмо Настеньки ее возлюбленному. Однако ответа от него все равно нет. И тогда на четвертый вечер Настенька, вроде бы порывая с ним, предлагает Мечтателю поселиться в их доме в качестве нового жильца. Счастью Мечтателя нет границ. Но в эту самую минуту рядом с ними проходит, словно черная тень, этот самый молодой человек. И тогда Настенька немедленно бросается ему в объятья.
В самом конце повествования Мечтатель, находясь в своей комнате и пребывая в самом мрачном расположении духа, получает послание от Настеньки, в котором она называет Мечтателя своим другом и братом. Мечтатель же обещает молиться за ее счастье и вспоминает счастливые минуты, проведенные подле нее. «Боже мой! Целая минута блаженства! Да разве этого мало хоть бы и на всю жизнь человеческую?» — восклицает он.

«Белые ночи»: анализ повести Достоевского

«Белые ночи» — это полное высокой лирики повествование, которое хочется назвать городским вариантом «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Это еще и прогулка по Петербургу, это еще и «признание в любви», свойственное молодому Достоевскому.

В «Белых ночах» нет привкуса быта; хоть это и любовная история, здесь отсутствуют сомнения и ревность. Это словно руководство по тому, какой должна быть горячая и чистая любовь и бескорыстная дружба. Если посмотреть на грязные любовные эмоции, описанные в «Братьях Карамазовых», то задашься вопросом: а одному ли человеку принадлежит авторство этих двух произведений?

Любовь, представленная в «Белых ночах», — это та самая идеальная любовь, о которой мечтали молодой Достоевский и его современники — бедные образованные юноши. Ради любимой женщины ты готов быть мальчиком на побегушках, ты готов принести себя в жертву и издалека молиться о ее счастье — вот такая любовь, как будто списанная с романов для девушек, и представала в качестве идеала любви. Советский литературовед Комарович, отвечая на вопрос, почему Достоевский преклонялся перед таким слащавым идеалом, анализирует идейный фон того времени.

В 40-х годах XIX в. российская интеллигентная молодежь, включая и самого Достоевского, была увлечена французскими утопистами, ядро убеждений которых состояло в том, чтобы стать прекрасными жертвователями, готовыми отказаться от себя ради любви к другим людям; они полагали, что принесение себя в жертву есть высшее проявление любви. Эти идеи глубоко запали в душу Достоевского, они и определили тот свойственный ему тип любви, которому он оставался верен начиная с молодости и до конца жизни (см.: В. Л. Комарович. «Юность Достоевского»).

После сибирской ссылки Федор Михайлович написал «Униженных и оскорбленных». В этом произведении он вывел писателя, который, несомненно, является его автопортретом. И здесь тоже Достоевский предоставил писателю роль жертвователя, который прилагает все силы для того, чтобы сложились отношения между женщиной, которую он сам любит, и другим мужчиной, т.е. своим соперником. Оттого, что он приносит себя в жертву, писатель испытывает особую тайную сладость. Получается, что принесение себя в жертву является доказательством чистоты любовного чувства.

В Сибири Достоевский влюбился в Марию Исаеву, которая была замужем. Впоследствии они сочетались браком, но в течение какого-то времени их отношения развивались в рамках указанной любовной парадигмы. Федор Михайлович совершенно серьезно отказывался от нее в пользу молодого учителя Николая Вергунова, который ухаживал за ней.

В «Зимних заметках о летних впечатлениях» Достоевский несколько занудно пишет о психологических аспектах любви и подчеркивает, что никем не понуждаемая жертвенность есть высшее проявление любви, что нельзя допускать ни малейшего проявления эгоизма.

Поразительно, что, несмотря на ужасную десятилетнюю ссылку и два брака, Федор Михайлович все равно остался верен своему юношескому идеалу жертвенной любви. Причиной такого постоянства является, по всей вероятности, то, что душа Достоевского любила страдание, что и предполагает преклонение перед жертвенной любовью. Как явствует из «Слабого сердца», он преклонялся перед идеалом прекрасной любви-дружбы, но боялся ее осуществления, он страдал некоей «фобией» по отношению к реализации мечты. Когда Мечтатель стоит на пороге своего счастья, является черная тень, и Настенька покидает его. Что это, как не боязнь реализации? Достоевский хотел счастья, но он не хотел, чтобы оно сбылось.

Достоевский не был практическим человеком, который имеет определенную цель, и под влиянием опыта и обстоятельств переделывает себя наново. Нет, у него с самого начала есть некая мечта или идея, он видит мир только через призму своей мечты, и эта навязчивая идея влечет его.

Мечтатель из «Белых ночей» преклоняется перед прекрасной дружбой-любовью, и он обретает друга в лице Настеньки. Но это же самое преклонение заставляет его принести себя в жертву, и он остается один. Он — пленник своих представлений о дружбе и любви, и из этой западни он выбраться не может.

Достоевский «Белые ночи» создал в 1848 году. Он посвятил повесть своему другу молодости, А.Н. Плещееву. Впервые она была опубликована в журнале «Отечественные записки».

Первые критические отзывы появились уже в 1849 году. Так, А.В. Дружинин писал в «Современнике», что повесть «Белые ночи» выше многих других произведений Достоевского. Единственным ее недостатком он считал то, что практически ничего не сказано о личности героя, ни о роде его занятий, ни о привязанностях. По мнению критика, если бы Достоевский дал эти характеристики героя, то книга была бы лучше.

Текст повести состоит из 5 глав. Начинается с эпиграфа, представляющего собой отрывок из стиха И. Тургенева «Цветок». Затем начинается 1 глава, которая знакомит с героем произведения. Мы узнаем, что он одинокий человек, которому нравится гулять одному по городу и о чем-то мечтать. Однажды он встречает девушку. Она плачет. Мечтатель хочет к ней подойти, но девушка убегает. Затем он видит, что ее начинает преследовать подвыпивший незнакомец и прогоняет его. Происходит знакомство. Мечтатель провожает девушку до дома. Они договариваются встретиться вновь. В последующих главах мы видим, что между героями возникает дружба, они делятся своими историями. Настенька рассказывает, что влюблена в одного человека. Год назад он уехал разрешать свои дела в другой город, обещал вернуться и жениться на ней. Недавно она узнала, что возлюбленный приехал, однако не приходит к ней. Несколько ночей девушка ждет встречи с ним, но тщетно. В последней главе мы узнаем о том, что герой влюбился в Настеньку и признается ей в этом. Они решают, что завтра же он переедет к ней в мезонин, строят планы совместного будущего. Однако неожиданно к ним подошел молодой человек, в котором Настенька узнает своего возлюбленного и бросается к нему на шею…

Герой повести, Мечтатель (его имени мы так и не узнаём), уже восемь лет живёт в Петербурге, но не сумел завести ни одного знакомства. Ему 26 лет. Лето, все разъехались на дачи. Мечтатель бродит по городу и чувствует себя покинутым, не встречая людей, которых привык видеть изо дня в день. Незаметно он оказывается у городской заставы и идёт дальше среди полей и лугов, чувствуя душевное облегчение. Природа поразила его, полубольного горожанина. Петербургская природа весной напоминает герою чахлую и больную девушку, которая на какой-то миг вдруг становится неизъяснимо прекрасной.

Возвращаясь счастливым домой поздно вечером, Мечтатель замечает женщину - она стоит, склонившись над парапетом канала, и плачет. Девушка быстро уходит. Герой идет за ней, не решаясь приблизиться. К девушке пристает пьяный, и Мечтатель бросается ей на помощь. Дальше они идут вместе. Мечтатель в восторге от неожиданной встречи, говорит девушке, что завтра вечером снова придет к каналу и будет её ждать. Девушка соглашается прийти, но предупреждает Мечтателя, чтобы он не подумал, будто она назначает ему свидание. Она шутливо предупреждает его, чтобы он в неё не влюблялся, она готова только на дружбу с ним. Завтра они встретятся. Герой счастлив.

Ночь вторая

Они встречаются. Девушка просит Мечтателя рассказать о себе. Сама она живёт со слепой бабушкой, которая два года назад начала её пришпиливать к своему платью. Так они целый день и сидят: бабушка вслепую вяжет, а внучка читает ей книгу. Это длится уже два года. Девушка просит молодого человека рассказать свою историю. Тот говорит ей, что он - мечтатель. Есть такие типы в потаённых углах Петербурга. В общении с людьми они теряются, смущаются, не знают, о чем говорить, но наедине такой человек счастлив, он живет «своею особенною» жизнью, он погружён в мечты. Что он только себе не представляет - дружбу с Гофманом, Варфоломеевскую ночь, сражение при Березине и многое, многое другое.

Мечтатель боится, что Настенька (так, оказывается, зовут девушку) будет смеяться над ним, но она только спрашивает его с робким участием: «Неужели и в самом деле вы так прожили всю свою жизнь?» По её мнению, так жить нельзя. Герой согласен с ней. Он благодарит Настеньку за то, что она подарила ему два вечера настоящей жизни. Настенька обещает ему, что не бросит его. Она рассказывает свою историю. Настенька - сирота, родители её умерли, когда она была совсем маленькая. Бабушка прежде была богата. Она обучила внучку французскому языку и на-

няла ей учителя. С пятнадцати лет бабушка её «пришпиливает». У бабушки свой домик, и мезонин она сдает жильцам.

И вот у них появляется молодой жилец. Он дает бабушке и Настеньке романы Вальтера Скотта, произведения Пушкина, приглашает Настеньку с бабушкой в театр. Настенька влюблена в молодого жильца, а он начинает её избегать. И вот однажды жилец сообщает бабушке, что должен уехать на год в Москву. Настенька, потрясённая этим известием, решает ехать вместе с ним. Она поднимается в комнату молодого человека. Тот говорит ей, что он беден, не может сейчас жениться, но когда вернется из Москвы, они поженятся. Прошел ровно год, Настенька узнала, что он приехал ещё три дня назад, но к ней все не приходит. Мечтатель предлагает девушке написать ему письмо, а он передаст. Настенька соглашается. Оказывается, письмо уже написано, остается лишь отнести его по такому-то адресу.

Ночь третья

Мечтатель вспоминает свое третье свидание с Настенькой. Он знает теперь, что девушка любит не его. Письмо он отнёс. Настенька пришла раньше времени, она ждет своего любимого, она уверена, что он придёт. Она рада тому, что Мечтатель не влюбился в неё. У героя грустно на душе. Время идет, а Жильца всё нет. Настенька истерически возбуждена. Она говорит Мечтателю: «Вы так добры… Я вас обоих сравнивала. Зачем он - не вы? Зачем он не такой, как вы? Он хуже вас, хоть я и люблю его больше вас». Мечтатель успокаивает Настеньку, уверяет её, что тот, кого она ждёт, придет завтра. Он обещает сходить к нему ещё раз.

Ночь четвёртая

Настенька думала, что Мечтатель принесёт ей письмо, он же был уверен, что Жилец уже пришел к девушке. Но нет ни письма, ни самого Жильца. Настенька в отчаянии говорит, что позабудет его. Мечтатель объясняется ей в любви. Он бы так хотел, чтобы Настенька его полюбила. Он плачет, Настенька его утешает. Она говорит ему, что её любовь была обманом чувств, воображения, что она готова выйти замуж за Мечтателя, предлагает ему переселиться в бабушкин мезонин. Они оба будут трудиться, будут счастливы. Настеньке пора идти домой. И тут появляется Жилец. Настенька бросается к нему. Мечтатель смотрит, как они оба уходят.

Утро

Мечтатель получает письмо от Настеньки. Она просит у него прощения, благодарит его за любовь, называет его своим другом и братом. Нет, Мечтатель не обижен на Настеньку. Он желает ей счастья. У него была целая минута блаженства… «Да разве этого мало хоть бы и на всю жизнь человеческую?..«

Фёдор Михайлович Достоевский

«Белые ночи»

Молодой человек двадцати шести лет — мелкий чиновник, живущий уже восемь лет в Петербурге 1840-х гг., в одном из доходных домов вдоль Екатерининского канала, в комнате с паутиной и закоптелыми стенами. После службы его любимое занятие — прогулки по городу. Он замечает прохожих и дома, некоторые из них становятся его «друзьями». Однако среди людей у него почти нет знакомых. Он беден и одинок. С грустью он следит за тем, как жители Петербурга собираются на дачу. Ему же ехать некуда. Выйдя за город, он наслаждается северной весенней природой, которая похожа на «чахлую и хворую» девушку, на один миг делающуюся «чудно прекрасною».

Возвращаясь домой в десять вечера, герой видит у решётки канала женскую фигурку и слышит рыдание. Сочувствие побуждает его к знакомству, но девушка пугливо убегает. К ней пытается пристать пьяный, и только «сучковая палка», оказавшаяся в руке героя, спасает хорошенькую незнакомку. Они говорят друг с другом. Молодой человек признается, что прежде знал только «хозяек», с «женщинами» же никогда не говорил и потому очень робок. Это успокаивает попутчицу. Она вслушивается в рассказ о «романах», которые провожатый создавал в мечтах, о влюблённостях в идеальные выдуманные образы, о надежде когда-нибудь познакомиться наяву с достойной любви девушкой. Но вот она почти дома и хочет проститься. Мечтатель умоляет о новой встрече. Девушке «нужно быть здесь для себя», и она не против присутствия нового знакомого завтра в этот же час на этом же месте. Ее условие — «дружба», «а влюбиться нельзя». Как и Мечтатель, она нуждается в том, кому можно довериться, у кого попросить совета.

Во вторую встречу они решают выслушать «истории» друг друга. Начинает герой. Оказывается, он «тип»: в «странных уголках Петербурга» живут подобные ему «существа среднего рода» — «мечтатели», — чья «жизнь есть смесь чего-то чисто фантастического, горячо-идеального и вместе с тем тускло-прозаичного и обыкновенного». Они пугаются общества живых людей, так как долгие часы проводят среди «волшебных призраков», в «восторженных грёзах», в воображаемых «приключениях». «Вы говорите, точно книгу читаете», — угадывает Настенька источник сюжетов и образов собеседника: произведения Гофмана, Мериме, В. Скотта, Пушкина. После упоительных, «сладострастных» мечтаний больно бывает очнуться в «одиночестве», в своей «затхлой, ненужной жизни». Девушка жалеет друга, да и сам он понимает, что «такая жизнь есть преступление и грех». После «фантастических ночей» на него уже «находят минуты отрезвления, которые ужасны». «Мечты выживаются», душа хочет «настоящей жизни». Настенька обещает Мечтателю, что теперь они будут вместе. А вот и ее исповедь. Она сирота. Живёт со старой слепой бабушкой в небольшом собственном домике. До пятнадцати лет занималась с учителем, а два последних года сидит, «пришпиленная» булавкой к платью бабушки, которая иначе не может за ней уследить. Год назад был у них жилец, молодой человек «приятной наружности». Он давал своей юной хозяйке книги В. Скотта, Пушкина и других авторов. Приглашал их с бабушкой в театр. Особенно запомнилась опера «Севильский цирюльник». Когда он объявил, что уезжает, бедная затворница решилась на отчаянный поступок: собрала вещи в узелок, пришла в комнату к жильцу, села и «заплакала в три ручья». К счастью, он понял все, а главное, успел до этого полюбить Настеньку. Но он был беден и без «порядочного места», а потому не мог сразу жениться. Они условились, что ровно через год, вернувшись из Москвы, где он надеялся «устроить дела свои», молодой человек будет ждать свою невесту на скамейке возле канала в десять часов вечера. Год прошёл. Уже три дня он в Петербурге. В условленном месте его нет… Теперь герою ясна причина слез девушки в вечер знакомства. Пытаясь помочь, он вызывается передать для жениха ее письмо, что и делает на следующий день.

Из-за дождя третья встреча героев происходит только через ночь. Настенька боится, что жених снова не придёт, и не может скрыть от друга своего волнения. Она лихорадочно мечтает о будущем. Герою же грустно, потому что он сам любит девушку. И все же Мечтателю достаёт самоотверженности утешать и обнадёживать упавшую духом Настеньку. Тронутая, девушка сравнивает жениха с новым другом: «Зачем он — не вы?.. Он хуже вас, хоть я и люблю его больше вас». И продолжает мечтать: «зачем мы все не так, как бы братья с братьями? Зачем самый лучший человек всегда как будто что-то таит от другого и молчит от него? Всякий так смотрит, как будто он суровее, чем он есть на самом деле…» Благодарно принимая жертву Мечтателя, Настенька тоже проявляет о нем заботу: «вы выздоравливаете», «вы полюбите…» «дай вам Бог счастия с нею!» Кроме того, теперь с героем навсегда и ее дружба.

И вот наконец четвёртая ночь. Девушка окончательно почувствовала себя брошенной «бесчеловечно» и «жестоко». Мечтатель вновь предлагает помощь: пойти к обидчику и заставить его «уважать» чувства Настеньки. Однако в ней пробуждается гордость: она больше не любит обманщика и постарается его позабыть. «Варварский» поступок жильца оттеняет нравственную красоту сидящего рядом друга: «вы бы так не поступили? вы бы не бросили той, которая бы сама к вам пришла, в глаза бесстыдной насмешки над ее слабым, глупым сердцем?» Мечтатель больше не вправе скрывать уже угаданную девушкой правду: «я вас люблю, Настенька!» Он не хочет «терзать» ее своим «эгоизмом» в горькую минуту, но вдруг любовь его окажется нужной? И действительно, в ответ раздаётся: «я не люблю его, потому что я могу любить только то, что великодушно, что понимает меня, что благородно…» Если Мечтатель подождёт, пока прежние чувства совсем улягутся, то благодарность и любовь девушки достанутся ему одному. Молодые люди радостно мечтают о совместном будущем. В минуту их прощания вдруг появляется жених. Вскрикнув, задрожав, Настенька вырывается из рук героя и бросается к нему навстречу. Уже, казалось бы, сбывающаяся надежда на счастье, на подлинную жизнь покидает Мечтателя. Он молча глядит вслед влюблённым.

Наутро герой получает от счастливой девушки письмо с просьбой о прощении за невольный обман и с благодарностью за его любовь, «вылечившую» ее «убитое сердце». На днях она выходит замуж. Но чувства ее противоречивы: «О Боже! если б я могла любить вас обоих разом!» И все же Мечтатель должен остаться «вечно другом, братом…». Опять он один во вдруг «постаревшей» комнате. Но и через пятнадцать лет он с нежностью вспоминает свою недолгую любовь: «да будешь ты благословенна за минуту блаженства и счастия, которое ты дала другому, одинокому, благодарному сердцу! Целая минута блаженства! Да разве этого мало хоть бы и на всю жизнь человеческую?..»

Мечтатель, мелкий чиновник двадцати шести лет, уже 8 лет живет в Петербурге. Он любит гулять по городу, примечать дома и прохожих, следить за жизнью большого города. Среди людей у него нет знакомых, Мечтатель беден и одинок. Одним вечером он возвращается домой и замечает рыдающую девушку. Сочувствие побуждает его познакомиться с девушкой, Мечтатель убеждает ее, что прежде никогда не общался с женщинами и потому так робок. Он провожает незнакомку до ее дома и просит о новой встрече, она соглашается встретиться с ним в то же время, в том же месте.

Во второй вечер молодые люди делятся друг с другом историями своей жизни. Мечтатель рассказывает, что он живет в красочном, но выдуманном мире произведений Гофмана и Пушкина и ему порой очень сложно осознавать, что в реальности он одинок и несчастен. Девушка, Настенька, рассказывает ему, что давно живет со слепой бабушкой, которой не отпускает ее надолго от себя. Как-то в доме Насти поселился постоялец, он читал ей книги, хорошо с ней общался и девушка влюбилась. Когда ему пришла пора съезжать, она рассказала постояльцу о своих чувствах. Он ответил взаимностью, однако, не имея ни сбережений, ни жилья, он пообещал вернуться за Настенькой через год, когда уладит свои дела. И вот год прошел, Настя знает, что он вернулся в Петербург, однако на встречу с ней так и не приходит. Мечтатель пытается успокоить девушку, он предлагает ей отнести письмо ее жениху, что и делает на следующий день.

В третий вечер Настя и Мечтатель снова встречаются, девушка боится, что ее возлюбленный так и не вернется. Мечтатель грустит, ведь он уже полюбил Настеньку всем сердцем, однако она воспринимает его только как друга. Девушка сокрушается о том, что ее новый друг лучше жениха, но любит она не его.

В четвертую ночь Настя чувствует себя окончательно забытой своим женихом. Мечтатель пытается успокоить ее, предлагает заставить жениха уважать чувства девушки. Но она непреклонна, проснувшаяся в ней гордость не позволяет ей боле любить обманщика, Настенька видит нравственную красоту своего нового друга. Мечтатель больше не в силах скрывать свои чувства, он признается девушке в любви, Настя хочет забыться в его объятиях. Молодые люди мечтают о новом, светлом будущем. Но в минуту расставания появляется жених Насти, девушка вырывается из объятий Мечтателя и бежит навстречу своему возлюбленному. Несчастный молодой человек смотри вслед влюбленным.