Выселение. Приватизация. Перепланировка. Ипотека. ИСЖ

Греко-персидские войны выдвинули поколение греческих борцов за родину. История сохранила нам мало сведений о жизни и подвигах этих героев. Но жизнь наиболее выдающихся вождей народа осталась в памяти поколений как пример беззаветной преданности отечеству во время освободительной войны против полчищ персидского царя. Особенно интересна биография вождя афинских демократов Фемистокла.

Фемистокл происходил из Фреарийского дема (округа) Афин и по отцу принадлежало старинному роду Ликомидов. Мать его была иностранкой. Поэтому некоторые ставили маленькому Фемистоклу в упрек его происхождение, не признавали его полноправным афинянином и относились к нему с презрением.

Такое отношение развило в мальчике болезненное самолюбие.

Во всем - в играх, в гимнастических упражнениях, в занятиях - он всегда стремился быть первым. Талантливый мальчик мечтал прославиться, чтобы блеск подвигов заставил всех позабыть о его происхождении. В свободные часы, после учения, он не бездельничал, а придумывал речи, так как знал, что в Афинах сможет выдвинуться только тот, кто, удачно выступая в народном собрании, сумеет повести за собой народную массу. Учитель, обратив внимание на его способности, предсказал ему: "Из тебя, мальчик, выйдет или что-нибудь очень хорошее, или очень дурное. Ничтожеством ты не будешь!" Современники не раз вспоминали эти слова наставника Фемистокла.

Не всеми науками мальчик занимался одинаково охотно. Музыку, поэзию и другие предметы, обязательные для образованного афинянина, он изучал только по необходимости; зато всем, что могло пригодиться для будущего руководителя государства, он занимался с увлечением. Впоследствии, встречая насмешки людей, получивших, по их мнению, утонченное образование, Фемистокл гордо отвечал: "Если я и не умею настроить лиру или сыграть на кифаре, зато я сумел прославить и сделать могущественными родные Афины".

В ранней молодости Фемистокл был несдержан и часто совершал дурные поступки. Презрение со стороны знатных афинян бесило его, и он старался выделиться хотя бы в дурном. Позже, став выдающимся государственным деятелем, он сам, вспоминая о своем детстве, говорил: "Из самых необузданных жеребят могут вырасти прекрасные лошади: нужно только как следует их воспитать и выездить".

Поведение Фемистокла в молодости впоследствии дало повод его врагам постоянно напоминать народу о его прошлых ошибках, а иногда и обвинять его в вымышленных преступлениях. Рассказывали, будто отец отрекся от Фемистокла и лишил его наследства, а мать в отчаянии от позорного поведения сына покончила с собой. Все это вымысел, но поступки молодого человека давали, очевидно, какой-то повод к такой клевете.

Жажда славы быстро заглушила в Фемистокле дурные страсти и, хотя отец отговаривал его, он начал выступать в народном собрании, стремясь к активной политической деятельности. Не боясь аристократов, он предлагал провести коренные преобразования в армии и в государстве, и это привлекло к нему симпатии широких народных масс.

Это было тяжелое время для родины Фемистокла. Грозные тучи собирались на Востоке. Могущественная Персидская держава по-прежнему угрожала независимому существованию маленьких, разобщенных городов Эллады. Новые завоевания были необходимы персидским царям для поддержания и упрочения власти, и неудачи первых походов на Грецию не могли их остановить. Даже Марафонская битва, окончившаяся поражением непобедимой дотоле армии "великого царя", не испугала персов: слишком очевидным было превосходство сил огромной, простиравшейся от Египта до реки Инд державы над маленьким и свободолюбивым народом Греции.

Но в Афинах было немало людей, которые надеялись, что война с персами не возобновится. Они не видели и не хотели видеть угрожавшей родине опасности. Это были главным образом аристократы, среди которых был и герой Марафона Мильтиад . Эти люди знали, что подготовка к войне потребует включения в армию афинских бедняков, а это означало бы, что бедноте придется предоставить и долю в управлении государством. Вот почему эти люди (среди которых были, и подкупленные персами предатели) не обращали внимания на военные приготовления Персии, призывали граждан сохранять спокойствие и не соглашаться ни на какие перемены в государстве. Аристократы, которые в это время стояли у власти в Афинах, считали безнадежным делом сопротивление могущественной Персии.

Фемистокл понимал, что Марафонская битва - только начало длительной и напряженной войны с Персией. Он считал необходимым усиленно готовиться к обороне. Понимая, что персидское войско раз в десять превосходит армии всех вместе взятых греческих государств, Фемистокл видел единственное спасение греков в создании сильного флота.

События показали правильность предвидения Фемистокла. После того как греки одержали победу на море, персы оказались не в состоянии продолжать борьбу, хотя их сухопутные силы сохранили свою мощь.

Большинство афинян понимало необходимость строительства могучего военного флота. Однако государство не располагало средствами для постройки кораблей. Тогда Фемистокл, зная, что навлечет на себя гнев аристократов, отважился все-таки предложить народному собранию употребить весь доход от государственных Лаврийских рудников на постройку флота.

Когда-то серебряные Лаврийские рудники принадлежали афинским тиранам. После падения тирании рудники стали достоянием народа. Серебро делилось между всеми гражданами государства. Ввиду угрозы войны народное собрание приняло предложение Фемистокла, несмотря на противодействие аристократов и личного врага Фемистокла, Аристида. Многочисленный и могучий флот был построен в течение всего двух лет. Благодаря самоотверженному труду граждан была заложена основа морского могущества Афин.

Аристократы в Афинах не посмели открыто выступить против патриотического дела обороны государства. Они предпочитали тайные происки и личные нападки против вождя демократии Фемистокла. Одни говорили, что Фемистокл превратил афинян из стойких воинов-гоплитов в каких-то корабельщиков: вырвав копье и щит из рук сограждан, он приковал их к корабельйым скамьям; другие упрекали его в расточительстве; третьи, наоборот, выставляли его скаредным и даже вымогателем. Эти происки аристократов, однако, терпели неудачу. Народ верил Фемистоклу и не хотел лишаться талантливого руководителя. Сторонники Персии и вожди аристократов один за другим были изгнаны из Афин путем остракизма. В 483 г. до н.э., незадолго до начала войны, остракизму подвергся личный враг Фемистокла, Аристид .

Теперь Фемистокл приступил к объединению всех сил, способных противостоять персам. Он стремился укрепить и расширить существовавший союз греческих государств. На собрании делегатов союза он убедил эллинов прекратить внутренние споры и поручить командование всеми союзными силами спартанцам. Во главе союза стояли спартанцы, но афиняне, благодаря сильному флоту, пользовались теперь одинаковым с ними влиянием.

Не все греческие государства приняли участие в этом объединении. Ближайшие соседи и исконные враги Афин и Спарты - Беотия и Аргос не вошли в союз, а Фессалия сразу же после начала военных действий открыто перешла на сторону персов. Греческие государства Южной Италии и Сицилии также не примкнули к союзу, так как опасались нападения союзников Персии, карфагенян.

Между тем персидский царь Дарий в течение трех лет после Марафонской битвы готовился к новой войне. Вся Персидская держава пришла в движение. Бесчисленные племена и народы, подвластные персам, должны были выставить свои отборные отряды в армию "великого царя"; финикийцы, сирийцы, эллины - жители ионийских островов собрали и построили для персов 1200 триер . Численность сухопутной армии персов, по словам историков, достигала 800 тыс. человек пехоты и 80 тыс. конницы с огромным обозом, верблюдами и боевыми колесницами; другие писатели называют еще большие цифры. Для снабжения этой огромной армии были устроены продовольственные склады в Малой Азии и во Фракии. По плану персов их войска должны были одновременно напасть на Элладу с моря и с суши.

Во время приготовлений к небывалому походу внезапно умер царь Дарий. После его смерти вспыхнули восстания в Персии, Вавилоне и, наконец, в Египте, которые с трудом удалось подавить наследнику Дария, Ксерксу. Но через 9 лет после Марафонской битвы персы смогли бросить свои огромные силы против Эллады, и в первую очередь против Афин.

Перед началом похода Ксеркс послал в Грецию послов с требованием "земли и воды" (т. е. безусловной покорности). Сигналом же к началу войны было прорытие персами Афонского канала. Царь хотел избежать таким образом катастрофы, которая постигла в прошлую войну персидский флот, когда он огибал Афонский перешеек. Для переправы сухопутной армии из Азии в Европу Ксеркс приказал построить мост через Геллеспонт (Дарданеллы). Однако внезапная буря разрушила мост, возведенный с величайшими трудами. Тогда Ксеркс, как передают греческие историки, велел казнить строителей моста, а море приказал бичевать и опустить на дно его цепи, в знак того, что и Геллеспонт станет теперь рабом "великого царя".

Снова был построен мост, на этот раз более прочный, и по нему персидская армия в течение семи дней беспрерывным потоком переправлялась на европейский берег. Флот персов благополучно прошел Афонский канал и направился к берегам Фессалии. Фессалийцы открыто перешли на сторону персов, а Беотия и Аргос изъявили царю покорность.

Ужас объял эллинов. Население многих городов с приближением персов садилось на корабли и отплывало в Италию, оставляя свои города на разорение персам, только бы избавиться от рабства.

Греческий союзный флот находился у острова Эвбеи для поддержки сухопутной армии. Во главе флота стоял спартанский полководец Еврибиад. Первое морское сражение с персами произошло у северного берега Эвбеи, при мысе Артемисия. Оно закончилось победой греков. Решающего значения это сражение, однако, не имело, так как греческому флоту не удалось выполнить основной задачи - прийти на помощь сухопутной армии в Фессалии.

Греческое войско заняло сначала Темпейский проход на севере Фессалии. Оказалось, однако, что эту позицию можно обойти с тыла. Тогда греки отступили на юг и заняли Фермопильский проход, отделяющий Фессалию от Средней Греции. Фермопильское ущелье было удобным для обороны. Отряд в несколько тысяч греков под начальством спартанского царя Леонида занял высоты, господствующие над узким проходом вдоль морского берега, и с успехом выдерживал в течение нескольких дней напор главных сил персов.

Враг убедился, что взять Фермопилы в лоб невозможно, и решил обойти греческое войско с тыла. Среди греков нашелся предатель по имени Эфиальт, который провел персов по узкой горной тропинке в тыл грекам. Так измена одного негодяя погубила войско храбрых бойцов.

Сначала выслушай, а потом уже бей.

Один из самых одаренных политических деятелей Древней Греции . Фемистокл был вождем демократической партии и одним из лучших полководцев в общегреческом масштабе. Благодаря своим талантам, принятию правильныхрешений и способности верно оценивать ситуацию, Фемистоклу удалось одержать ряд значительных побед над персами, а также внести существенный вклад в дело превращения Афин
в самое мощное морское и торговое государство Греции .
Жизнь и деятельность
Фемистокл родился в Афинах, а умер в Малой Азии в городе Магнезии. Он был сыном Неокла из аттической филы Леонтиды и Абротонон из Карий или Фракии.
Большую часть сведений о детских и юношеских годах Фемистокла сообщает Плутарх . Так, мы узнаем, что Фемистокл был порывистым и деятельным, отважным и честолюбивым, противоречивым и неуемным, зачастую увлекаемым врожденной своей стремительностью. При этом сам Фемистокл говорил: «норовистые жеребята становятся самыми хорошими конями, если только обучены подобающим образом».
В отличие от Плутарха, Фукидид дает Фемистоклу самую высокую характеристику: восхваляет его природный ум, быструю сообразительность, способность самым верным образом оценить создавшуюся ситуацию и определить перспективы на будущее, верное суждение, прозорливость и талант. Особая склонность к политической деятельности побудила Фемистокла стать сторонником партии, которая поставила своей целью борьбу с заклятым врагом Греции — Персидским царством. Победа Мильтиада еще более распалила честолюбие Фемистокла, и он часто повторял: «Мысль о победном памятнике Мильтиаду не дает мне уснуть».
После смерти Мильтиада политическое поприще оказалось свободным для Фемистокла, который приступил к осуществлению своих планов по превращению Афин в первый город Греции по славе и могуществу. Он убедил афинян перенести главный порт из Фалера в Пирей, представлявший собой лучшую естественную гавань, и использовать средства, полученные от разработки серебряных рудников, для постройки военных кораблей. Прозорливый и предусмотрительный Фемистокл первым понял, что Афины могут противостоять в предстоящей войне персам, только располагая сильным флотом. Вскоре Афины располагали уже 200 триерами. Главным образом благодаря инициативам Фемистокла летом 480 года до н.э. на Истме состоялся конгресс представителей греческих государств, который принял решение о создания военного союза с целью противостояния общими силами требованиям покорности, выдвинутым персидским царем Ксерксом в 481 году до н.э.
Затем последовали битва в Фермопилах, морское сражение при Артемисии, поход персов на Афины, эвакуация афинян из города и перенос театра военных действий на море. И вот 20 сентября 480 года до н.э. в проливе у острова Са-ламина произошло сражение в соответствии с планами Фемистокла, который именно тогда и проявил свой полководческий гений. Фемистокла объявили спасителем Греции и дали ему вторую награду за победу, тогда как первую получил спартанец Эврибиад, которому сам же Фемистокл уступил верховное командование. В 478 году до н.э. началось восстановление Афин, опять-таки по настоянию и по инициативе Фемистокла. Тогда афиняне обнесли свой город новыми стенами и укрепили Пирей. Тем самым были заложены основы Афинского государства как первого и морского и торгового государства Греции. Однако в 470 году до н.э. вследствие действий противников Фемистокла — аристократической партии Аристида и Кимона, Фемистокл был подвергнут остракизму. Фемистокл удалился сначала в Аргос, из Аргоса — на Керкиру, а оттуда — в Эпир, к царю молоссов Адмету. Однако противники Фемистокла продолжали его преследование. Адмет отправил его в Македонию, в город Пидну, а оттуда, через Эфес Фемистокл прибыл к персидскому царю Артаксерксу, который принял его с великими почестями и поставил правителем трех малоазиатских городов, доходы с которых предоставляли ему средства для жизни.
Конечно же, Артаксеркс делал все эт; е бескорыстно: в 461 году до н.э. он пожелал, чтобы Фемистокл возглавил персидский флот в войне с греческим флотом. Оказавшись в столь затруднительном положении, Фемистокл предпочел покончить жизнь самоубийством.
Останки Фемистокла были тайно перенесены впоследствии его родственниками в Аттику и захоронены у входа в Пирейский порт. Потомкам Фемистокла оказывали почести вплоть до времени Плутарха.

    Греция - пелионская деревня Загора

    Застольный этикет греков

    Греческий застольный этикет немного отличается от привычного нам. Греки со своим экспрессивным характером переносят свои эмоции и на прием пищи, делая его колоритным и своеобразным. Если вас пригласили в гости, то не начинайте есть, пока хозяин или хозяйка дома не пригласят вас отведать их блюда. У греков принято держать нож в правой руке, а вилку – в левой. Когда вы закончите прием пищи, переверните свой нож и вилку на тарелку.

    Проблемы греческой энергетики

    А держит он путь в сияюшие блеском Афины (часть 3)

    Утром по улице Эола, посматривая на Эрехтейон, иду на Древнюю Агору. На Римскую Агору так и не успел, но вся она просматривается снаружи. С севера Агора ограничена веткой метро, которое как раз здесь совсем уходит под землю. У самой ветки перпендикулярно ей стоит Портик (Стоя) Аттала, восстановленный 50 лет назад. В нём, как обычно, небольшой музейчик: статуи, керамика, бронза… Среди керамики детский стульчик (!!) и что-то вроде самовара (горшок с поддувалом и ручками, на который поставлен второй с ручками, крышкой и носиком) - and everything’s done under the sun ((c) «Dogs» «Animals» by Pink Floyd).

    Комбоскини. Что такое комбоскини? Купить комбоскини

    Слово Комбоскини переводится с греческого,как верёвка из узлов, комбос - узел и скини - веревка. В нём хранятся виртуальные молитвы, защищающие человека, поэтому, одевая их один раз в жизни, грек носит его все время.

С 493/492 гг. неоднократно занимал высшие должности - архонта и стратега. Его политические реформы (487-486) способствовали дальнейшей демократизации афинского государственного строя (ввёл выборы архонтов по жребию, предоставил возможность всадникам занимать эту должность, освободил коллегию стратегов от контроля ареопага).

Будучи вождём так называемой морской партии, отражавшей интересы торгово-ремесленных слоёв и бедноты, Фемистокл, в противовес своему главному политическому конкуренту Аристиду, выступавшему за наращивание сухопутного военного потенциала, стремился превратить Афины в морскую державу. Среди преобразований, предпринятых Фемистоклом накануне вторжения персидского царя Ксеркса в 480 году до н. э., важнейшее значение имели укрепление гавани Пирей и наращивание боевого потенциала афинского военного флота с 70 до 200 триер.

Фемистокл играл важную роль в организации общегреческими силами сопротивления персам. При приближении персидской армии принял решение оставить Афины, понимая, что одержать победу он мог только на море. Афинский флот под руководством Фемистокла одержал ряд решающих побед над персами (в том числе при Саламине в 480 году до н. э.), за что ему были возданы почести даже в Спарте. После разгрома персов стал инициатором создания в 478/477 году до н. э. Делосского союза, добился строительства Афинами Длинных стен, соединяющих город с портом Пирей.

В 471 году до н. э. в результате происков афинской аристократии Фемистокл был подвергнут остракизму, позднее обвинён в дружбе с персами, в тайной связи со спартанским полководцем Павсанием и осуждён. После долгих скитаний бежал к персидскому царю Артаксерксу I, получил от него в управление ряд городов Малой Азии.

Умер в 459 г. до н. э. в Магнесии-на-Меандре в Малой Азии.

Ранние годы. Семья

Фемистокл родился в Афинах около 524 года до н. э. Его отцом был афинянин из не очень знатного рода Неокл. Матерью Фемистокла, согласно Плутарху, была либо фракиянка Абротонон, либо женщина родом из Галикарнаса Эвтерпа. В независимости от того, из какого города происходила мать Фемистокла, её сын был незаконнорожденным. В связи с этим ему предписывались некоторые ограничения. В частности, он должен был посещать гимнасий за городскими воротами на Киносарге. Уже в детстве Фемистокл проявил хитрость, которая уничтожила одно из отличий между незаконнорожденными и полноправными гражданами. Подружившись с детьми аристократов, он сумел уговорить их заниматься гимнастическими упражнениями в Киносарге.

В дальнейшем происхождение Фемистокла обусловило и его гражданскую позицию. Большинство афинских знатных родов имело родственные и/или дружественные отношения с другими государствами. Фемистоклу были чужды подобные пристрастия. Он склонялся к опоре на внутренние силы, без заключения тесных союзов с другими государствами. Он стремился к афинскому изоляционизму.

В юные годы, во время отдыха, в отличие от других детей Фемистокл обдумывал и сочинял речи. В них он либо обвинял, либо защищал кого-либо из сверстников. Учитель будущего афинского стратега, согласно Плутарху, предположил, что «Из тебя мальчик, не выйдет ничего посредственного, но что-нибудь очень великое, - или доброе, или злое!».

В юные годы, согласно ряду античных авторов, Фемистокл вёл разгульный образ жизни. Из-за этого отец даже лишил его наследства. Плутарх подтверждает наличие таких слухов, при этом опровергает их. Сам же Плутарх в конце своего произведения «Фемистокл» рассказывает о 10 детях Фемистокла, из которых только трое (Архентол, Полиевкт и Клеофант) были от первой жены Архиппы.

Ситуация в Афинах перед началом политической деятельности Фемистокла

Фемистокл рос в условиях частых смен власти в Афинах. После смерти тирана Писистрата в 527 г. до н. э. власть перешла к его сыновьям Гиппарху и Гиппию. После убийства Гиппарха в 514 г. до н. э. оставшийся в живых Гиппий окружил себя наёмниками, с помощью которых надеялся сохранить власть. В 510 г. до н. э. спартанский царь Клеомен предпринял военный поход против Афин, в результате которого тиран был свергнут. В Афины вернулся представитель рода Алкмеонидов Клисфен. Ему была поручена подготовка новых законов. Осуществлённые им нововведения сделали Афины демократией (др.-греч. ??????????). Также им был введён остракизм - изгнание из города путём голосования выдающихся граждан, которые угрожали демократии. Нововведения Клисфена не нравились представителям афинской аристократии - эвпатридам. Сумев избрать архонтом своего представителя Исагора, они изгнали Клисфена и отменили его реформы. Исагор и его сторонники поддерживались спартанцами. Народ воспротивился этой перемене и сумел изгнать как Исагора, так и спартанцев из Афин.

После изгнания из Афин тиранов могущество города стало возрастать. Как писал Геродот:

Новая политическая система открыла путь к власти людям, которые ранее были лишены возможности её достичь. Среди них был и незаконнорожденный Фемистокл. Для участия в новых политических реалиях Афин требовались умения убеждать, выступать перед народным собранием, быть постоянно на виду - те черты, которыми обладал молодой афинский политик. Также он снискал популярность у народа благодаря своей памяти - он называл каждого гражданина по имени - и потому, что оказывался беспристрастным судьёй в делах частного характера.

Так, согласно Плутарху, когда знаменитый древнегреческий поэт Симонид Кеосский попросил у Фемистокла чего-то незаконного, то получил отказ. Афинский стратег ответил, что, как он, Симонид, не был бы хорошим поэтом, если бы в своих стихах не соблюдал законов стихосложения, так и он, Фемистокл, не был бы хорошим правителем, если бы в угоду кому-нибудь поступал противозаконно.

Архонтство

В 494 г. до н. э. Фемистокл занял весьма высокую и почётную должность архонта. На волне своей популярности в следующем 493 г. до н. э. он стал архонтом-эпонимом - главой исполнительной власти древних Афин. Во время его архонтства Фемистокл стал проводить ряд реформ, которые в будущем обеспечили грекам победу над персами и возвышение Афин над другими древнегреческими государствами. Архонт приложил максимальные усилия для того, чтобы сделать Афины сильным морским государством. Для этого он начал строительство нового порта в Пирее. Старый порт в Фалере, хоть и располагался значительно ближе к центру города, был непригоден для содержания большого флота. Сооружение Пирея стало краеугольным камнем будущего величия Афин.

Нововведения Фемистокла по усилению морской мощи Афин имели долгосрочное значение, не только в контексте греко-персидских войн, но также и политического устройства государства. По свидетельству Плутарха:

От битвы при Марафоне до второго вторжения персов в Элладу

В 490 г. до н. э. войско персов под командованием Датиса и Артаферна высадилось неподалёку от Афин на равнине под городом Марафон. В ходе произошедшей битвы персы потерпели сокрушительное поражение. Главнокомандующим афинян был полководец Мильтиад. Победа при Марафоне пробудила честолюбие у Фемистокла, который также захотел добиться военных успехов. С тех пор он часто повторял «Лавры Мильтиада не дают мне спать». Данная фраза впоследствии стала крылатой.

Через год Мильтиад потерпел поражение и был серьёзно ранен при осаде острова Парос. Воспользовавшись недееспособностью полководца, представители знатного рода Алкмеонидов привлекли его к суду. Афинские аристократы завидовали славе и влиянию Мильтиада. По обвинению в «злоупотреблении доверием народа» Мильтиад был приговорён к громадному по тем временам штрафу в 50 талантов и заключён в тюрьму. Через несколько недель знаменитый полководец скончался.

После смерти Мильтиада Фемистокл, используя своё влияние на беднейшие слои населения, стал одним из самых влиятельных политиков в Афинах. Его соперником был Аристид, вокруг которого объединилась аристократия. В противоположность Фемистоклу, он был честным, добродетельным и справедливым. Последователи Аристида дали ему прозвище «Справедливый». Плутарх, со ссылкой на философа Аристона, пишет, что вражда Аристида и Фемистокла началась ещё в молодости на почве привязанности обоих к некоему выходцу с острова Кеоса Стесилаю. Когда Аристиду было поручено наблюдение за общественными доходами, он уличил многих влиятельных лиц, в том числе и Фемистокла, в громадных хищениях. Фемистоклу удалось не только выпутаться из сложившейся ситуации, но и выиграть суд против Аристида, найдя в его отчётах незначительные несоответствия. Афиняне возмутились, и проигравший суд Аристид «Справедливый» вновь был назначен на прежнюю должность. Согласно Плутарху:

Фемистокл продолжал свою политику по созданию в Афинах мощного флота. У афинян был обычай делить между собою доходы от серебряных рудников в Лаврионе. Собственником этих рудников было государство. В Афинах после падения тиранов государственное имущество стало считаться собственностью всех граждан. Если после покрытия всех государственных потребностей в кассах оставались значительные суммы, то этот излишек делился между всеми гражданами. Фемистокл предложил направить получаемые средства на постройку кораблей. Предложение было воспринято весьма неоднозначно. Принимая его, каждый афинянин лишался хоть и небольшого, но верного денежного пособия, предоставляемого государством. Готовя корабли для войны с персами, Фемистокл понимал, что афиняне не согласятся с его предложением, так как не считают разбитых под Марафоном варваров серьёзной угрозой. Поэтому он убедил сограждан, что новые корабли и мощный флот необходимы для войны с Эгиной - островом, который вёл непрерывную войну с Афинами.

Этим планам противостояла аристократия во главе с Аристидом. Внедрение в жизнь планов Фемистокла по созданию 200 кораблей привело к увеличению поденной платы, а также удорожанию жизни. Разногласия между двумя партиями - аристократической и народной - накалились настолько, что было принято решение провести процедуру остракизма, чтобы восстановить спокойствие в городе. Во время процедуры голосования, согласно Плутарху, Аристид вновь оправдал своё прозвище «Справедливого»:

После удаления из города Аристида (в 484 или 483 г. до н. э.) Фемистокл, в преддверии нашествия войска Ксеркса, стал главным политиком Афин.

Вторжение персов в Элладу

В 481 г. до н. э. состоялся конгресс 30 древнегреческих государств, на котором было принято решение сообща отражать предстоящее вторжение персов. В данном союзе наибольшей военной мощью обладали Афины и Спарта. При этом спартанцы имели сильное сухопутное войско, а афиняне морской флот, созданный вследствие проведённых ранее Фемистоклом реформ и нововведений. Коринф и Эгина, другие греческие государства с сильным флотом, отказались передавать его под командование афинян. В качестве компромисса командование над морскими силами было возложено на Спарту и её военачальника Еврибиада.

После этого афинским стратегом Фемистоклом был предложен другой план действий. Путь в южную Грецию (Беотию, Аттику и Пелопоннес) проходил через узкое Фермопильское ущелье. В нём греческое войско могло удерживать превосходящие по численности силы противника. Для предотвращения обхода ущелья с моря афинским и союзным кораблям следовало контролировать узкий пролив между островом Эвбея и материковой Грецией (впоследствии, практически одновременно с Фермопильским сражением, там состоялась морская битва при Артемисии). Данная стратегия была одобрена общегреческим конгрессом, хотя представители некоторых пелопоннесских городов были не согласны с таким решением. Они считали, что лучшим будет все силы направить на защиту коринфского перешейка, соединяющего Пелопоннесский полуостров с материком. Женщин и детей из оставленных Афин они предлагали эвакуировать в другие города.

Битва при Артемисии

Согласно Геродоту, в проливе между островом Эвбея и материком, около мыса Артемисий, собрался 271 греческий корабль. Во время этой битвы погодные условия для греков оказались крайне благоприятными. По пути к Артемисию персидский флот попал в сильный шторм, во время которого разбилось много кораблей. Когда эллины увидели огромный флот противника, то они устрашились и решили бежать. Фемистокл выступил резко против этого предложения. Он сумел убедить эллинов обождать следующим образом. Жители острова Эвбея просили подождать с отплытием, так как им было необходимо переправить женщин и детей в безопасное место. Отплытие же греческого флота означало скорое разграбление острова персами. Фемистокл взял у них 30 талантов, из которых отдал Еврибиаду 5, а военачальнику коринфян Адиманту 3. Плутарх упоминает также об 1 таланте, выданном триерарху одного из афинских суден, требовавшего немедленного отплытия. Остальные деньги Фемистокл оставил себе.

Видя перед собой небольшой греческий флот, варвары считали свою победу неоспоримой. Для того, чтобы не допустить бегство греков, они решили отправить 200 кораблей в обход Эвбеи. Планы персов стали известны грекам от перебежчика. Не дожидаясь окружения, союзный флот эллинов неожиданно для персов напал на их основные силы и нанёс им существенный урон. С наступлением темноты начался шторм, в результате которого находившиеся в открытом море 200 персидских кораблей, плывших для окружения греков, разбились о прибрежные скалы.

Греки продолжали 2 дня успешно атаковать персидский флот, пока не получили сообщение о гибели царя Леонида и 300 спартанцев в Фермопильском сражении. После этих печальных для эллинов новостей они стали отступать.

После начала отступления Фемистокл предпринял следующую хитрость, направленную на то, чтобы либо отколоть от персидского войска родственных афинянам ионян, либо посеять к ним недоверие со стороны персов. Он во время отступления на быстроходном корабле заходил во все бухты, где была пресная вода, и оставлял на камнях надписи:

Битва при Саламине

После поражения греков под Фермопилами путь на Афины и Пелопоннес для персов был открыт. Воины из пелопоннесских городов стали в спешном порядке собираться на Коринфском перешейке и укреплять его. От Артемисии союзные корабли отплыли к острову Саламину. У Фемистокла возник план действий, который в конечном итоге обеспечил победу греков над персами. Чтобы воплотить его в жизнь, ему пришлось проявить всю свою хитрость и ораторский дар.

Незадолго до вступления персов на территорию Аттики афиняне отправили послов в Дельфы, чтобы спросить у оракула о дальнейших событиях. Пророчество оказалось самым мрачным и предвещало неминуемую гибель. Такой ответ оракула глубоко опечалил послов. Они решили вернуться к оракулу в качестве «умоляющих бога о защите». Следующее прорицание пифии оказалось не намного лучше. Однако оракул содержал фразы, которые затем успешно использовал Фемистокл для того, чтобы убедить афинян переселиться на расположенный рядом с Афинами остров Саламин:

Фемистокл сумел на народном собрании убедить афинян, что «деревянные стены» - афинские корабли, а «гибель сыновей» относится к персам, так как в ином случае оракул сказал бы «несчастный Саламин», а не «божественный». В 1960 году была найдена и опубликована табличка с декретами Фемистокла. Её содержание во многом совпадает с записями античных классиков. В ней говорится о мобилизации всего мужского населения, об эвакуации женщин, стариков и детей на остров Саламин и в Трезен, о возвращении изгнанных из Афин граждан для общей борьбы.

Во время всеобщей неразберихи из храма пропала как священная змея, так и драгоценная эгида Афины. Фемистокл и эти события сумел использовать для воплощения своих планов. Он объяснил пропажу змеи тем, что богиня покинула город и указывает афинянам путь к морю. Для поиска драгоценности Фемистокл приказал обыскивать поклажу граждан и изымать чрезмерное количество денег, которые убегающие из города жители увозили с собой. Эти средства переходили в общественное пользование, и ими выплачивалось жалованье экипажам кораблей.

Плутарх весьма подробно описывает колебания греков за несколько дней до битвы. Главным начальником флота был спартанец Еврибиад. Он хотел сняться с якоря и плыть к Коринфскому перешейку, на котором находилось сухопутное войско пелопоннесцев. Фемистокл понимал, что узкие проливы нивелируют численное превосходство флота Ксеркса. Соответственно он возражал Еврибиаду. Во время их спора были сказаны фразы, ставшие впоследствии крылатыми:

Своими доводами Фемистокл смог на несколько дней отсрочить отплытие союзного флота. Однако, когда неприятельский флот подошёл к Фалерской гавани, а на берегу появилось громадное персидское войско, греки решили бежать. Фемистокл, недовольный тем, что эллины упустят возможность воспользоваться выгодами местоположения и узких проливов, решился на беспрецедентную для мировой истории хитрость. Он отправил одного из своих доверенных рабов, Сикинна, перса по национальности, к Ксерксу с сообщением:

Ксеркс повелел созвать военный совет и обсудить планы дальнейшего завоевания Греции. Большинство военачальников советовало дать грекам сражение в узких проливах около Саламина. Лишь сопровождавшая войско персов царица Артемисия советовала отказаться от сражения. Согласно Геродоту, приводимые ею доводы были весьма схожими со словами Фемистокла. Она просила передать Ксерксу, что, согласно её мнению, греческий флот долго сопротивляться не сможет и эллины вскоре разбегутся по своим городам. Продвижение в сторону Пелопоннеса и Коринфского перешейка принесёт армии персов безоговорочную победу. Ксеркс решил последовать мнению большинства военачальников и навязать эллинам сражение. Пока военачальники эллинов продолжали жаркий спор, варвары начали их окружение. Во время этих споров с Эгины прибыл Аристид, с трудом избежав преследования персидских сторожевых кораблей. Когда греки поняли, что их окружили, то им уже ничего не оставалось, кроме как готовиться к сражению.

Согласно Плутарху, со ссылкой на историка Фания, перед сражением один из жрецов потребовал от Фемистокла принесения человеческих жертв. В жертву Дионису Оместу были принесены трое персидских пленных юношей. В результате битвы греки, используя узость проливов, смогли разбить превосходящие силы персов.

Битва при Саламине стала поворотным событием в греко-персидских войнах. Многие историки называют битву при Саламине одним из самых важных сражений истории. Греки, ранее уступавшие персам как в сухопутных, так и морских силах, получили преимущество на море. Согласно Геродоту, Ксеркс испугался, что греческие корабли поплывут к Геллеспонту и преградят ему путь обратно. Согласно Плутарху, после сражения между греческими военачальниками состоялся совет. Фемистокл предложил разрушить мосты в Геллеспонте, чтобы «захватить Азию в Европе». Аристид оппонировал ему:

Фемистокл согласился с Аристидом и для того, чтобы поскорее изгнать Ксеркса из Греции, предпринял очередную хитрость. Он отправил к царю лазутчика с сообщением о том, что греки хотят разрушить мосты. Испуганный Ксеркс стал поспешно отступать.

От битвы при Саламине до ссылки

Один из главных военачальников Ксеркса Мардоний обратился к царю с просьбой оставить ему часть сухопутного войска для дальнейшей войны. После недолгих раздумий Ксеркс согласился. Мардоний со своей армией остановился на зимние квартиры в Фессалии и Беотии, а афиняне смогли вернуться в разграбленный город. Зимой греческие союзники вновь собрались в Коринфе для празднования победы и обсуждения дальнейших военных действий.

На собрании было решено определить самого доблестного военачальника путём тайного голосования. Большинство военачальников первый камешек подали за самих себя, а второй за Фемистокла. В результате он получил вторую награду. Спартанцы же по достоинству оценили вклад Фемистокла в победу над персами при Саламине и оказали ему большие почести. Согласно Плутарху, они привезли его в Спарту, где вручили венок из маслины в награду за ум, подарили лучшую колесницу и послали эскорт в 300 спартанцев проводить его до границы.

По приезду из Лакедемона в Афины один из врагов Фемистокла начал его критиковать, говоря, что дарами спартанцев тот обязан только Афинам, но не себе. На это стратег, согласно Геродоту, ответил:

Несмотря на столь внушительные заслуги Фемистокла перед афинянами, он был отстранён от верховного командования над войсками. Так, руководителем сухопутных сил стал Аристид, а морских - Ксантипп. В античных источниках отсутствуют свидетельства о деятельности Фемистокла, вплоть до битвы при Платеях. Битва при Платеях закончилась сокрушительным поражением персов.

После победы над Ксерксом Фемистокл заложил основу будущего возвышения Афин. После битв при Марафоне и Саламине слава афинян среди других греческих государств значительно возросла. Также Афины обладали наиболее мощным флотом. Предвидя возможные разногласия и вражду в будущем с Афинами, спартанцы запретили жителям возводить вокруг своего города стены. Согласно Плутарху, со ссылкой на историка Феопомпа, и Корнелию Непоту за разрешение вопроса взялся Фемистокл. Политик приказал гражданам строить стену максимально быстро, не щадя ни частных, ни общественных владений, а сам отправился в Спарту. В Лакедемоне он не спешил с визитом к официальным лицам - эфорам. Узнав, что укрепления почти окончены, Фемистокл явился к лакедемонским эфорам, обладавшим верховной властью, и стал уверять их, что полученные ими сведения ложны и поэтому необходимо отправить в Афины послов, которые подтвердили бы его правоту. Спартанцы отправили послов из числа высших должностных лиц. Они, по предварительному приказу Фемистокла, были задержаны афинянами. После этого эфоров предупредили о том, что заложников отпустят только тогда, когда Фемистокл прибудет обратно в Афины.

Фемистокл положил начало образованию Делосского морского союза, в который вошли приморские и островные греческие полисы; Афины в этом союзе играли решающую роль. Данный союз во времена Перикла и Пелопоннесской войны во многом обеспечивал мощь Афин.

Когда эллинский флот после отступления Ксеркса вошёл в гавань неподалёку от Афин и остановился на зимовку, Фемистокл в одной своей речи перед народным собранием сказал, что у него есть план, полезный и спасительный для афинян, но что нельзя говорить о нём при всех. Афиняне предложили ему сообщить этот план одному Аристиду и, если тот одобрит его, привести его в исполнение. Фемистокл сообщил Аристиду, что он задумал поджечь эллинский флот на его стоянке. Аристид заявил в народном собрании, что нет ничего полезнее, но в то же время бесчестнее того, что задумал Фемистокл. После этого афиняне отказались от предложения Фемистокла.

Деятельность Фемистокла вызывала нарекания среди городов, с которых он собирал дань. Так, по словам Геродота, требуя денег от жителей Андроса, он получил от них в ответ следующие слова. Он говорил, что привёз с собою двух богов, Убеждение и Принуждение; а те отвечали, что у них есть две великие богини, Бедность и Нужда, которые мешают им давать ему деньги. Также его упрекали за решение многих вопросов за взятки. Афиняне из зависти верили наветам на спасителя своего города и всей Эллады от персов. Также, согласно Плутарху, в конечном итоге он надоел согражданам частыми напоминаниями о своих заслугах. В результате он был подвергнут остракизму и изгнан на 10 лет из города.

Изгнание

После остракизма Фемистокл некоторое время жил в Аргосе. В это время у победителя битвы при Платеях спартанского регента Павсания возникли серьёзные разногласия с эфорами. Он начал секретные переговоры с персами. Видя опалу Фемистокла, военачальник пригласил его участвовать в измене. Фемистокл отказался от сотрудничества, однако не выдал планы спартанского регента, с которым у него были хорошие взаимоотношения. Когда заговор Павсания был раскрыт, среди его документов были найдены письма, в которых упоминался Фемистокл. Бывший военачальник, сыгравший знаковую роль в победе над персами, был заочно осуждён в Афинах. За ним послали гонцов в Аргос.

Некоторое время Фемистокл спокойно жил в одном из пожалованных ему городов. Однако, по свидетельству Плутарха, царь повелел ему исполнить ранее данные обещания и возглавить войну против греков. Согласно Плутарху, Фемистокл, получив данные распоряжения, принял яд. Впрочем, скорее всего, он умер от старости.

Политическое и военное наследие

Наибольшим достижением Фемистокла является полная победа греков над армией Ксеркса. Несмотря на подавляющее численное превосходство армии империи Ахеменидов, Греция выстояла. Доктрина морского могущества Афин, превращение их в одну из сильнейших античных держав имели ряд важных исторических последствий. В 478 г. до н. э., вскоре после победы над персами, союз эллинов был создан вновь, но уже без пелопоннеских городов-государств. В новом, Делосском союзе Афины играли ведущую роль. Под руководством Перикла Делосский союз превратился в Афинскую империю. Входящие в союз острова были обязаны выплачивать афинянам дань и не имели возможности вести самостоятельную внешнюю политику. Возвышение Афин, вследствие деятельности Фемистокла, привело вначале к ухудшению отношений с другими греческими городами-государствами, в частности со Спартой, что вылилось в длительную Пелопоннесскую войну.

Образ Фемистокла, как человека, сыгравшего ключевую роль в победе над противником, а затем вынужденного просить у него же приюта, был использован Наполеоном. Французский император в своём письме к англичанам о капитуляции сравнивает себя с Фемистоклом, отдающимся на милость бывшего врага.

Образ Фемистокла в искусстве

Древнегреческому стратегу посвящена одноимённая опера Иоганна Кристиана Баха. События происходят в 470 году до н. э. Фемистокл бежал из Греции и оказался в Сузах, при дворе персидского царя. Опера была написана в 1772 году в Мангейме.

В фильме 1962 года «300 спартанцев» роль Фемистокла играет Ральф Ричардсон.

Древнегреческому стратегу посвящены несколько исторических романов, в частности «Герой Саламина» Л. Воронковой и «Фемистокл» В. Поротникова.

Фемистокл, сын Неокла, происходил из древнего, но не очень выдающегося аттического аристократического рода Ликомидов. Он не был афинянином чистой крови, потому что мать его была фракиянка или кариянка. Впрочем, по законам Солона, афиняне смешанного происхождения пользовались такими же правами, как и афиняне чистой крови, и были подчинены лишь незначительным ограничениям касательно наследства, да еще в некоторых других отношениях. Он родился около 525 года до P. X., следовательно, его детство протекло во время господства Писистратидов, а юношество совпадает со временем восхода юной свободы. Это был горячий, страстный мальчик, не поддававшийся ничьему руководству и с ранних пор исполненный честолюбия. Один из его наставников обыкновенно говорил: «Из тебя, мальчик, не выйдет что-либо обыкновенное; а непременно что-нибудь великое, хорошее или дурное». Позднее он сам говорил применительно к себе, что из самых диких жеребят бывают самые лучшие лошади, если их выдрессировать и выдержать как следует. Дети смешанного происхождения не могли заниматься гимнастическими упражнениями с афинянами чистой крови в палестрах академии и лицея; она занимались отдельно от них в Киносарге. Честолюбивый мальчик сумел устранить это различие, уговорив нескольких юношей благородного происхождения бороться с ним в Киносарге. Недостаток своего, рождения он уже с ранних пор старался загладить личными качествами. Притом же у него были и прекрасные дарования; он превосходил своих сверстников проницательностью, светлым умом, быстрой сообразительностью, остроумием и постоянным присутствием духа. Еще в детстве он был не по летам зрел и внимателен ко всему, что могло изощрять ум и образовать делового человека. В то время, когда другие мальчики играли, его видели погруженным в себя и обдумывающим какую-нибудь речь. Он искал случаев говорить за и против в спорах его товарищей между собой. Видно было, что он чувствовал в себе высокое призвание. К поэзии и музыке и ко всем предметам преподавания, имевшим целью развитие чувства приличия, утонченности и изящества обращения в обществе, он оказывал мало прилежания; зато тем с большей ревностью предавался он изучению искусств, обещавших ему личное влияние на сограждан в государственных делах. За это ему впоследствии приходилось встречать насмешки в так называемых изящных кружках, к которым он, впрочем, относился с гордым сознанием своего достоинства. «Я мало смыслю в пении и бренчании на арфе, сказал он однажды в подобном случае; но дайте мне небольшой и неважный городишко, и я сумею сделать его большим и сильным городом».

О врожденных практических способностях Фемистокла историк Фукидид выражается следующим образом: «Действительно, Фемистокл был человек, особенно наделенный дарами природы, и в этом отношении он преимущественно перед другими заслуживает удивления. Силой одного здравого смысла, не развитого ни ранним, ни поздним воспитанием, после краткого размышления он умел превосходно схватывать и принимать в соображение самые непредвиденные случайности и большей частью, верно, предсказывал последствия будущих событий. То, что он изучал, он умел также отчетливо изложить и в речи, как оратор. Ему даже не было чуждо меткое суждение и о таких предметах, которых он не изучал. Даже в том, что еще скрывала будущность, он хорошо предвидел худшее или лучшее. Словом сказать, он обладал в высшей степени способностью после краткого размышления попадать на истину». К этой врожденной проницательности его светлого ума присоединились еще твердая решимость и стойкая непоколебимость в делах, не затруднявшаяся в выборе средств. Ему нельзя отказать в честном стремлении доставить счастье и величие своему отечеству, но нельзя забывать и того, что главной пружиной в его деятельности было честолюбие. Человек с такими дарованиями, конечно, был способен сделать маленькое, незначительное государство великим и сильным.

Фемистокл Афинский


Фемистокл уже с ранних пор бросился в общественную жизнь с жаром деятельного, жадного до отличий и власти человека, хотя его отец, как говорят, и удерживал его от государственной карьеры. Он, говорят, указывал сыну на старые галеры у берегов моря, на которые никто не хотел и смотреть, и замечал: «Точно так же поступает народ и со своими предводителями, когда они ему более не нужны», - замечание, справедливость которого Фемистокл испытал впоследствии на самом себе. Молодой человек здорового и стройного сложения, с резкими чертами лица, с ясной, убедительной речью, скоро обратил на себя внимание народа в суде и народном собрании. Он тратился не по средствам, чтобы стать на одну ногу с первыми гражданами и заслужить популярность. Говорили, будто за расточительность отец лишил его наследства, а мать, убитая горем от такого позора сына, решилась на самоубийство; но уже Плутарх считает это выдумкой. В Афинах Фемистокл примкнул к партии, стоявшей за войну с персами и за поддержку Ионийского восстания и требовавшей предприятий, выходивших за тесные пределы республики. На этом пути ему виделись слава, почести и влияние для себя самого, а для Афин - что он, конечно, также имел в виду - возвышение их могущества. Но для этого Афины должны были сделаться морской державой, иметь флот и военную гавань. Избранный весной 493 года первым архонтом, он в этих видах сделал совету и народу предложение об основании порта в Пирее. До сих пор афиняне довольствовались Фалернской гаванью; но Фемистокл обратил внимание на важные преимущества большой западной гавани Пирея и добился решения обвести крепостной стеной весь Пирейский полуостров вместе с его бухтами Зеей и Мунихией, доступными лишь через узкие проходы. Таким образом, у подошвы укрепленных высот получилась группа из трех запертых гаваней, которые могли вмещать в себе довольно большой флот. Вероятно, в это же самое время Фемистокл побудил афинян и к увеличению флота с 50 на 70 кораблей.

Когда еще приводили в исполнение предложение Фемистокла, в Грецию нагрянуло персидское войско под начальством Датиса и Артаферна, и опасность настоящего заставила забыть обо всем другом. В этом затруднительном положении Фемистокл был одним из деятельнейших лиц, старавшихся воодушевить афинян к решительному сопротивлению и сделать войну с персами общим делом всех греков. Он хлопотал о сближении Афин со Спартой и добился того, что жители Эгины, враждебные Афинам и намеревавшиеся принять сторону персов, должны были оставаться в покое, так как Спарта взяла у них заложников, которых она должна была представить афинянам. В битве при Марафоне Фемистокл сражался, как мы видели, в качестве стратига во главе своей филы.

Слава, приобретенная Мильтиадом победой при Марафоне, произвела, как говорят, сильное впечатление на честолюбивого Фемистокла. Он постоянно был погружен в себя, не спал ночей, не хотел и слышать о пирушках; а когда его спрашивали о причине такой перемены, он отвечал: «Лавры Мильтиада не дают мне покоя». Фемистокл понимал, что этим поражением варваров ничуть не было положено конца войне, напротив, оно предвещало лишь более отчаянную борьбу. Ввиду этого он старался подготовить себя самого и вооружить свой отечественный город. Он знал, что Афины, только сделавшись значительной морской державой, могут считать себя прочно обеспеченными против нападения персидского войска. С этой целью он в 487 году сделал предложение - доходы с серебряных рудников в Лаврийских горах, обыкновенно разделявшиеся между гражданами, обратить на постройку военных кораблей. Флот он полагал довести до 200 военных судов. Принятием этого предложения было бы подкопано основание, на котором до сих пор держалось величие государства; Афины стали бы морской державой, сухопутная армия, совершившая столь великое дело при Марафоне, отошла бы на второй план, цвет имущественного класса, составлявшая войско, должен был бы отправиться в море. Государство было бы поколеблено в своих основаниях и направлено по неизведанному и неверному пути; многочисленный класс простого народа, безземельные фиты, возраставшие в числе вследствие прилива искателей приключений из других государств, приобрели бы большое значение, потому что их стали бы употреблять на гребную и матросскую службу во флоте, и их заслуги государству рано или поздно должны были бы вознаградиться большими правами. Поэтому большая часть владетельных классов, не желая расстаться с прошедшим, воспротивилась предложению Фемистокла; во главе их стоял серьезный и осторожный Аристид, который в начинаниях беспокойного и честолюбивого Фемистокла видел опасные для государства нововведения и всегда был недоверчивым противником его в общественных делах. Но большинство народа стало на сторону Фемистокла, в том верном убеждении, что его путь ведет к величию; его предложение тем более находило одобрение, что он выставлял афинянам на вид, что увеличение флота не только защитит их от нападения персов, но и легко доставит им победу над ненавистными соседями, жителями Эгины, с которыми они снова впутались в войну.

Предложение Фемистокла было принято, и решено было ежегодно строить 20 новых кораблей. Таким образом, афиняне до 480 года, когда персы снова двинули свои силы против Греции, уже имели флот в 200 судов. Опыт доказал, что Фемистокл был прав; созданный им флот спас свободу Греции и положил основание морскому господству Афин.

При осуществлении этого великого нововведения оказалась необходимость еще некоторых других перемен в государственных учреждениях, которым Аристид, по обыкновению, воспротивился, раз навсегда решив, что деятельность Фемистокла пагубна для государства. Говорят, однажды, добившись в народном собрании непринятия одного благоразумного предложения, сделанного Фемистоклом, он, идя домой, сказал: «Дела афинян не пойдут на лад, пока они не бросят в Варатрон и Фемистокла, и меня». Оба они в такое время, когда единодушие ввиду грозящей опасности было более необходимо, чем когда-либо, не могли стоять рядом, один возле другого, без вреда для государства; кто-нибудь из них должен был уступить. Народ решил это посредством остракизма. В 484 или 483 году Аристид был изгнан из отечества на 10 лет, и Фемистокл мог теперь беспрепятственно приводить в исполнение свои великие планы.

Когда Ксеркс угрожал Греции необыкновенной армией, Афины, т. е. Фемистокл первым дал толчок к соединению государств, готовых защищать свою свободу. Вследствие стараний Фемистокла состоялось союзное собрание на Коринфском перешейке. Чтобы не повредить делу отечества спорами и взаимной завистью, он великодушно согласился предоставить Спарте безраздельно главное начальство при походе в Темпей. Точно так же, когда впоследствии, одновременно с выступлением Леонида в Фермопилы, соединенный флот афинян и пелопоннесцев был послан в северный пролив Эвбеи, Фемистокл, в интересе общего дела, уступил главное начальство над этим флотом спартанскому вождю Эврибиаду, несмотря на то, что афиняне выставили кораблей более, чем все прочие государства Греции, вместе взятые. «Афиняне уступили, - говорит Геродот, - так как для них спасение Эллады было главным делом и так как они знали, что она погибнет, если они затеют спор из-за главного начальства. Они рассуждали верно: внутренний раздор ввиду единодушного врага настолько же хуже, на сколько самая война хуже мира».

Фемистокл возвратился от Темнея с аттическими гоплитами в конце мая 480 года. В это время люди, посланные незадолго перед тем из Афин в Дельфы, принесли от тамошнего оракула изречение, насчет значения которого не все были согласны. Вот оно:

Когда падет перед неприятелем все,
что находится между горой Кекропса
И расселинами священного Киферона,
Останутся недоступными лишь деревянные стены Тритогенеи,
Которые спасут тебя вместе с твоими детьми.
Не ожидай же всадников и пехоты,
сидя спокойно на твердой земле;
Беги от грозящего нападения.
Обрати к неприятелю тыл -
когда-нибудь ты обернешься к нему лицом.
Божественный Саламин! Ты истребишь сыновей, жен,
Когда будут сеять плоды Димитры или собирать их.
Спорили о деревянных стенах Тритогенеи (Афины).

Одни думали, что под этим разумелся акрополь, вход в который был защищен палисадом. Но афинские толкователи изречений оракула спасительными деревянными стенами считали корабли и советовали афинянам переселяться в какую-либо другую страну, так как в случае сражения с персами на море их дети будут убиты при Саламине. Фемистокл согласен был в объяснении деревянных стен с толкователями оракула, но, по его мнению, при Саламине боги не грозили никакой опасностью афинянам, иначе не было бы сказано «Божественный Саламин». «Под сыновьями жен, которые будут истреблены при Саламине, - говорил он, - разумеются персы». Толкование Фемистокла нашло сочувствие у народа, и было решено идти против персов на кораблях со всем мужским населением города. Тогда в Исемийском собрании Фемистокл сделал предложение, чтобы спартанцы своими сухопутными войсками заняли Фермопилы, а афиняне со всем их флотом, подкрепляемые пелопоннесскими судами, удерживали бы персидский флот у северных берегов Эвбеи. Предложение это было принято.

В начале июля Фемистокл вышел с 147 судами; остальные должны были последовать за ним, как скоро будут готовы к отплытию. К ним присоединилось всего только 115 пелопоннесских кораблей. Флот направился в пролив между Эвбеей и южными берегами Фессалии, где между мысом Артемисием и Сепием представляется только незначительный проход среди множества островов. Но когда в середине августа приблизился персидский флот, греки упали духом при виде его превосходства и через Эврип отступили далеко за Фермопилы, к самой Халкиде. Главнокомандующий персидским флотом Ахеменес, брат Ксеркса, приказал своим судам стать на якорь в открытом море против мыса Сепия. Утром на следующий день поднялся страшный северный ветер, свирепствовавший трое суток и причинивший много вреда персидскому флоту, находившемуся на открытом месте, у скалистых берегов. Больше 400 транспортных и военных судов пошли ко дну. Когда греки, стоявшие в проливе Эвбеи, высокие горы которой спасли их от всякой потери, получили известие со своих сторожевых постов на северном конце острова о несчастье с персидским флотом, они с новой бодростью возвратились на прежнее место у мыса Артемисия, в надежде, что им можно будет вступить в сражение с сильно пострадавшим неприятелем. Но, против ожидания, они нашли, что число неприятельских кораблей, стоявших теперь при Афете, у входа в Пагасейский залив, далеко превосходило их: там было еще около 1100 судов. Главный начальник Эврибиад и некто Адимант, командовавший 40 коринфскими кораблями, потребовали отступления; к ним присоединился и Архителес, начальник афинского священного корабля. Фемистокл не без труда удержал их. Жители Эвбеи, остров которых, вследствие отступления греков, оставался на произвол персов, тайно предложили ему 30 талантов серебра, если он удержит флот. Из этой суммы он послал пять талантов Эврибиаду, три - Адиманту, Архителес должен был удовольствоваться одним талантом; остальные же деньги Фемистокл удержал у себя - может быть, впоследствии они понадобятся ему снова для подобных же целей.

Такое убедительное средство произвело свое действие. Лишь только решено было остаться, как к грекам пришло известие, что Ахеменес послал на юг, в открытое море 200 кораблей, чтобы через Эврип зайти греческому флоту в тыл. Фемистокл предложил воспользоваться этим разъединением неприятельского флота и сделать нападение на оставшиеся корабли. Для нападения избрано было позднее послеобеденное время, чтобы, в случае дурного оборота дела, можно было отступить под прикрытием ночи. Корабли двинулись сомкнутой линией - причем афиняне находились в центре - и союзный флот так быстро устремился на неприятеля, что прежде чем он успел приготовиться к сражению, Фемистокл уже врезался в него своими кораблями. Ликомид, сын Эсхрона, из Афин, со своей триремой взял первое неприятельское судно. За ним скоро последовали и другие. С наступлением ночи греки отступили, взяв 30 персидских судов; один лемносский корабль сам перешел на их сторону.

Счастье этого дня одушевило греков. Следующий день принес новое счастье. Только что подоспело более 50 позднее снаряженных аттических судов, как пришло известие, что те 200 персидских кораблей, которые должны были зайти в тыл грекам, во время обхода южной оконечности Эвбеи были все уничтожены налетевшей с юга бурей. Вследствие того, под вечер этого дня, греки с новым одушевлением вторично напали на неприятеля, взяли значительное число киликийских кораблей и беспрепятственно отступили под прикрытием ночи. На третий день Ахеменес не хотел уже больше ожидать нападения греков. Раздраженный дерзостью слабого противника и понесенными потерями, он со всем своим флотом, все еще состоявшим более чем из 800 кораблей, около полудня тронулся с места, построившись большим полукругом. Но узкий проход между Афетой и Артимисием не представлял для его многочисленных кораблей достаточного простора - они теснились, мешали друг другу, сталкивались и наносили один другому повреждения. В этой давке греки сделали на них стремительное нападение. Афиняне и здесь были впереди всех и причинили неприятелю много вреда. Это было формальное сражение. Успех вообще остался на стороне греков, но и они понесли значительные потери: 19 аттических судов сделались негодными к делу, а 5 эллинских кораблей были взяты египтянами со всем экипажем. Если бы продолжать борьбу таким образом, то незначительное число греческих судов наконец должно было бы погибнуть. Поэтому отступление было уже почти решено, когда пришло известие, что Леонид, в этот же день сражавшийся при Фермопилах, пал со всем своим отрядом, и персидскому сухопутному войску была открыта дорога на юг. Итак, нужно было поспешить прикрытием берегов.

Отступление совершилось через Эврип; впереди шли коринфские суда, аттические составляли арьергард. Фемистокл старался забрать на суда как можно больше скота с Эвбеи, чтобы самому запастись провиантом и лишить его персов; он взял также с собой, сколько мог, жителей острова и велел на пристанях и скалах его сделать следующую надпись: «Ионяне, помните, что вы идете против отцов своих и повергаете Элладу в рабство. Присоединитесь к нам или, если это не в вашей воле, плывите домой и просите кариян последовать за вами. Если же невозможно сделать ни того ни другого и если ваше иго так тяжело, что вы не в силах освободиться от него, так по крайней мере сражайтесь не с охотой, если дело дойдет до сражения; вспомните только, что вы наши родственники и что вы же причина нашей войны с варварами». Вследствие этой уловки персы стали подозрительно смотреть на ионян, хотя они и не оставляли персидского флота.

Греческий флот отступил к Саламину и к Фалернской гавани, у берегов Аттики, которой теперь грозило опустошительное вторжение шедшего через Виотию сухопутного персидского войска. Афиняне, оставаясь на флоте, воображали, что, согласно обещанию, все войско пелопоннесцев находится в Виотии для удержания неприятеля. Теперь же они узнали, что пелопоннесцы стоят на Коринфском перешейке и выстроили поперек него стену, думая только о собственной безопасности. Аттика была оставлена на произвол судьбы. Со своей стороны, Эврибиад также хотел отступить с пелопоннесскими кораблями к перешейку; но Фемистокл упросил его остаться у Саламина, по крайней мере до тех пор, пока афиняне очистят свою страну. В народном собрании он склонил афинян к решению предоставить свой город верховному покровительству Афины, всем способным носить оружие сесть на триремы, а жен, детей и рабов увести для безопасности за море. Горько было афинянам покидать дорогую землю отчизны; но Фемистокл ссылался на предсказание оракула, запретившего защищаться на суше; ареопаг поддержал его, а жрецы объявили, что змея Афины, невидимая хранительница Эрехтиона в акрополе, исчезла, потому что сладкая лепешка, которую ежемесячно клали ей в пищу, совершенно цела, - явный знак, что сама Афина со змеей перешла на корабль, куда можно смело за нею последовать. Ареопаг, облеченный по случаю выселения чрезвычайной властью, решил всем бедным гражданам выдать денежное пособие из государственной казны и из пожертвований богатых, для того чтобы они на чужбине могли обеспечить свои семейства, по крайней мере необходимым.

То был день трогательной печали, когда афиняне покидали свои дома, очаги и храмы своих богов и, захватив свои пожитки, длинной вереницей устремились на морской берег; когда мужья, собиравшиеся сражаться с неприятелем, прощались, может быть, навсегда, с плачущими женами и детьми. Большая часть бежавших была перевезена для безопасности на Саламин, Эгину, в Пелопоннес, по преимуществу в родственные Тризины, где они нашли весьма радушный прием. Тризинцы содержали их на общественный счет, ежедневно выдавая каждому по два овола; дети афинян могли в садах и на полях рвать плоды и виноград, где хотели, и для них наняты были даже учителя. Небольшое число стариков и бедных афинских граждан осталось, однако, в городе: они считали акрополь тем местом, которое пифия объявила недоступным.

Ксеркс вступил в ворота оставленных Афин, не встретив никакого сопротивления. Оставшиеся в городе афиняне заперлись в акрополе и укрепились, насколько возможно, окопами. Они защищались до крайности и не хотели слышать о капитуляции, которую им предлагали Писистрат, сын Иппии. Наконец часть персов взошла скрытой тропинкой в акрополь на северной стороне, где скала была наиболее отвесна и потому оставлена без караула. Ворота были разломаны, и кто не бросился в пропасть, те были изрублены. Храм и все строения Акрополя были сожжены вместе с городом. Ксеркс отмстил Афинам и тотчас же отправил посла в Сузу с известием о счастливом событии.

Греческий флот у Саламина, усиленный подкреплением из Пелопоннеса, Эгины и некоторых Кикладских островов, с ужасом смотрел на пламя, подымавшееся над Афинами. Начальники отдельных частей флота были в это время собраны на военном совете, и большинство их высказалось за отступление к перешейку. В это время увидали пламя над Афинами - и на некоторых из стратигов нашел такой страх, что они тотчас же поспешили на свои корабли и распорядились к отплытию. Остальные из присутствовавших на совете, несмотря на возражения Фемистокла и стратигов Мегары и Эгины, отечеству которых грозила опасность вслед за Аттикой, решили приготовиться в ночь и отплыть наутро. Это было бы явной гибелью, так как только в Саламинском проливе можно было еще надеяться разбить неприятеля соединенными силами. Поэтому Фемистокл еще вечером отправился на корабль Эврибиада и представил ему положение дела. Эврибиад ночью еще раз собрал военный совет. Когда здесь Фемистокл, прежде чем Эврибиад успел сказать слово, поспешно встал, чтобы говорить, Адимант, стратиг коринфский, жестоко ненавидевший Фемистокла и афинян, перебил его и сказал: «Фемистокл, при военных играх секут розгами тех, которые слишком забегают вперед!» Чтобы избежать бесполезного спора, Фемистокл отвечал: «Да, но и остающиеся позади не получают награды». Затем он обратился к Эврибиаду: «В твоих руках теперь спасение Эллады. Если ты не дашь сражение у перешейка, то ты должен будешь сражаться в открытом море, что для нас едва ли возможно, потому что корабли наши тяжелее и малочисленнее персидских. Во всяком случае, ты потеряешь Саламин, Мегару и Эгину, если даже и успеем спасти остальное, так как за морскими силами последует сухопутное войско. Таким образом ты сам приведешь неприятеля в Пелопоннес. Но если ты сделаешь гак, как я говорю, то мы, по всей вероятности, одержим верх. Сражаться в проливе выгодно для нас, а в открытом море - для неприятеля; мы спасем Саламин, где для безопасности помещены наши жены и дети, и защитим Пелопоннес отсюда так же хорошо, как с перешейка. Притом же бог обещал нам победу при Саламине. Если принимают благоразумное решение, дело почти всегда идет хорошо; если же хватаются за решение неблагоразумное, тогда и божество отступается от нас».

Лишь только Фемистокл кончил, снова поднялся Адимант и стал предостерегать Эврибиада, чтобы он не соглашался с человеком, который потерял свое отечество: пусть Фемистокл прежде укажет свое отечество и тогда уже говорит, а то он должен молчать. Тогда Фемистокл с благородным гневом указал на афинские корабли и сказал: «Вот наше отечество, хотя мы теперь не имеем ни земли, ни города. Какой из греческих народов мог бы противостоять нападению наших 200 кораблей?» И обратившись к Эврибиаду, он присовокупил: «Оставайся и покажи себя мужественным человеком! Если же нет, ты погубишь Элладу. Главная военная сила для нас - наши корабли. Если ты не последуешь моему совету, то мы, сколько нас тут есть, заберем на суда всех своих домашних и поплывем отсюда в Сирис, в Италию, которая принадлежит нам уже с давних пор, и где, по слову богов, мы должны поселиться. А вы, лишившись нашей поддержки, вспомните о моих словах». Стратиги пришли в ужас, услышав эту угрозу, потому что без помощи афинян невозможно было противостоять неприятелю. Таким образом, решено было остаться и ожидать неприятельского флота. В этом собрании происходили жаркие прения. Эврибиад в пылу спора, как говорят, даже поднял на Фемистокла палку; но последний, в эту решительную минуту думая только о благе отечества, с благородным равнодушием сказал: «Бей, но выслушай меня!»

После того как стратиги решились дать сражение при Саламине, они принесли богам торжественную жертву и молились о победе. Они призывали на помощь героев Саламина, Теламона, Аякса и Тевкра; они послали трехвесельное судно в Эгину, чтобы привезти оттуда изображение Эака и прочих Эакидов, дабы эти мужественнейшие герои эллинов предшествовали в сражение своему народу.

Наконец показался персидский флот и необозримой линией стал на якоре от Суниона до Фалерна. После сражения при Артемисие он подкрепил себя новыми кораблями с греческих островов и берегов и долго был занят опустошением Эвбеи. При виде такой страшной силы на греков снова напал страх и они неотступно требовали у Эврибиада третьего собрания военного совета. Большинство было опять за отступление. Тогда Фемистокл, для того чтобы остановить их и принудить к сражению, прибег к хитрости. Он незаметно оставил собрание, в котором ничего не мог более сделать, и послал верного раба по имени Сикинна, педагога (дядьку) его детей, под прикрытием ночи к Ксерксу и велел ему сказать: «Предводитель афинян на твоей стороне; ему приятнее было бы, чтобы ты выиграл сражение, а не эллины. Поэтому он извещает тебя, что эллины в страхе и совещаются о бегстве. Вы совершите блистательное дело, если не позволите им уйти; потому что они не единодушны и не будут оказывать никакого сопротивления, и вы увидите, как они сражаются между собой - те, которые за вас, и те, которые против вас».

По прибытии флота Ксеркс утром следующего дня держал с начальниками кораблей военный совет - дать ли морское сражение или нет. Сам он сидел на троне, а призванные князья и предводители каждый занимал назначенное ему почетное место: выше всех сидел царь Сидонский, потом царь Тирский и т. д. по порядку. Мардоний должен был обходить ряды и отбирать мнения, чтобы потом передать их царю. Все были за морское сражение, за исключением царицы Карийской, Артемисии, которая с пятью кораблями сопровождала флот от Галикарнасса. Она предложила самый лучший совет, а именно: идти сухим путем на перешеек; тогда неприятельский флот тотчас расстроится и без сражения, и таким образом будет уничтожено всякое сопротивление. Но Ксеркс, в гордом сознании победы, последовал совету остальных и решил дать сражение.

И вот, в тот самый день, когда делались приготовления к сражению, Сикинн приносит Ксерксу известие от Фемистокла. Ксеркс поверил словам неприятеля и повелел привести в исполнение его совет. Греки стояли со своими кораблями у берегов Саламина, в узком проходе между этим островом с одной стороны и берегами Аттики и Мегары с другой. Бухта, где стояли греки, представляет два узких входа, один - с запада, вдоль мегарских берегов, другой - с востока, от Пирея. Около полуночи Ксеркс велел западному крылу своего флота, состоявшему из финикийских кораблей, расположенных у Фалерна, обогнуть остров Саламин и войти в западный проход Саламинской бухты. Они расположились полукругом у входа в бухту, так что их правое крыло примыкало к Саламину и обогнуло левое крыло греческого флота. К их левому крылу должен был примкнуть с востока центр персидского флота. Составлявшие его кипрские, киликийские, ликийские и памфилийские корабли двинулись в бухту через восточный проход и соединились с финикийскими. Ионяне и карияне, помещавшиеся на левом крыле, стали в самом восточном проходе, так что они левым крылом прикасались к Саламину, правым - к центру. Таким образом, все расположение персов образовало большую дугу, которая вполне замыкала греческий флот. Корабли, не нашедшие себе места в боевой линии, были расставлены у обоих входов для подкрепления того и другого крыла, для того чтобы эллины ни в каком случае не могли прорвать линию и уйти. Все это произведено было ночью в такой тишине, что греки ничего не могли заметить.

Ксеркс приказал также в течение ночи устроить для себя на южном склоне горы Эгалея, далеко вдающейся в Саламинскую бухту, позади центра своего флота, возвышение, с которого он мог бы удобно следить за битвой своих кораблей. Вдоль берега расставлено было сухопутное войско; оно должно было принимать поврежденные в сражении корабли, защищать своих и истреблять неприятеля. С этой же целью был занят персидскими войсками и небольшой остров Пситталия, лежавший у восточных берегов Саламина.

В то время как персы готовились к сражению, греческие предводители все еще спорили в собрании о том, отступить им или остаться. После полуночи Фемистокл вышел из собрания; ему доложили, что какой-то человек желает переговорить с ним. То был Аристид. Он ночью приехал из Эгины, чтобы разделить опасность со своими согражданами и доставить им хоть свою личную помощь. Его изгнание было отменено - в эту опасную для отечества минуту все изгнанники были возвращены. Он сказал Фемистоклу, своему прежнему противнику: «Долго мы были соперниками друг другу, посоперничаем же теперь в услугах отечеству. Пелопоннесцы могут говорить об отступлении или нет - все равно. Ни коринфяне, ни Эврибиад ничего не сделают, Я плыл из Эгины, и мне стоило много труда избегнуть неприятельских кораблей. Мы заперты, сообщи это стратигам». Фемистокл открыл Аристиду, что это его дело, и ввел его в собрание, чтобы он сам объявил свою весть стратегам, так как его словам скорее поверят. Теносский корабль, перешедший на сторону греков, подтвердил новость, сообщенную Аристидом. Итак, греки принуждены были сражаться.

Рано утром 20 сентября греческие корабли расположились в боевом порядке против неприятельского флота, 375 кораблей и почти 70000 человек против 750 кораблей с 150000 экипажа. 200 афинских кораблей под начальством Фемистокла стали на левом крыле, против финикиян; на правом крыле, почетном месте в сражении, стал против ионян и кариян Эврибиад с кораблями Лакедемона, Коринфа, Эгины и Мегары - всего 106 судов. Остальные корабли поместились в центре. Незадолго до расположения в боевой порядок возвратился корабль, посланный в Эгину за изображениями Эакидов. Греки запели пэан (военную песнь), который далеко раздался в горах, и, одушевленные словами предводителя, Фемистокла, ударили в весла на врага с криком: «Вперед, потомки эллинов, спасайте отечество!» Тогда и персы подняли свой варварский военный крик и так стремительно пошли в атаку, что греки изумились и без приказания, держа корабли носом к неприятелю, пошли назад. Так как это отступление продолжалось значительное время, то корабли были оттиснуты к берегам Саламина, и упадок духа с каждым моментом возрастал все более и более. Аминий, афинянин, брат поэта Эсхила, положил конец позорному отступлению. Он велел своей триреме быстро двинуться вперед и носом своего судна врезался в приближавшийся к нему финикийский корабль. Теперь завязалась настоящая битва: афиняне поспешили на помощь к Аминию, а на правом крыле также бодро выступил против врага эгинский корабль, на котором были Эакиды, а за ним последовали и другие. Скоро по всей линии загорелась борьба, долго длившаяся с переменным счастьем. Наконец Фемистоклу удалось прорвать линию Финикиян и обратить их в бегство. Одни, чтобы по крайней мере спастись самим, бросились со своими кораблями к берегу материка, другие же отступили в центр боевой линии. Теперь Фемистокл с фланга сделал нападение на самый центр; один за другим было побеждено несколько кораблей, и один за другим обратились они к восточному входу. Тут, в узком проходе, произошла страшная давка. Корабли, стоявшие здесь в резерве и не бывшие еще в деле, хотели пробиться в бухту, чтобы не показаться бездействующими в глазах царя, который с Эгалея, окруженный придворными чинами и писателями, смотрел на сражение. Корабли же, бежавшие из бухты, встречаясь с ними, ломали их весла, даже пускали их ко дну, чтобы очистить себе дорогу. Больше всех работали тут эгинские корабли. Что ускользнуло от афинян в бухте, то перехвачено было ими у выхода.

Но на самом восточном крыле продолжалась еще жестокая борьба. Ионийские корабли держались храбро, храбрее, чем все остальные. Воззвание Фемистокла, которое он оставил им на берегах Эвбеи, не произвело на них никакого действия. Начальники финикиян, потерявшие свои корабли, явились к царю и жаловались ему, что ионяне дурно сражались и поставили их в такое положение, что они потеряли свои корабли. Между тем, пока еще они говорили это, Ксеркс увидел, как один ионийский корабль - из Самофраки - пустил ко дну аттический корабль, как потом он, пробитый эгинским кораблем, начал тонуть, и как тогда самофракийцы бросились на эгинский корабль, сцепившийся с их судном, и овладели им. Увидев это, царь велел отвести клеветников в сторону и снять с них головы. Фемистокл повел свои корабли против предводителя ионян, Ариавигна, Ксерксова брата. Под градом стрел и дротиков Аминий, плывший рядом с Фемистоклом, врезался своим кораблем в бок персидского адмиральского корабля. Ариавигн сам лично бросился на палубу корабля Аминия, но аттическое копье свергло его в море. Артемисия спасла труп царского сына от потопления. Преследуемая триремой Аминия, она обратилась в бегство, на пути столкнулась с кораблем, принадлежащим к персидскому флоту и пустила его ко дну. Аминий подумал, что она перешла на сторону греков и приказал остановить преследование. Ксеркс, со своей стороны видевший, как она потопила корабль, и думая, что это было неприятельское судно, велел воспеть ее геройский подвиг. «Мужчины сделались бабами, - говорил он, - но зато бабы стали мужчинами». Таким образом, от своей смелой решимости Артемисия получила двойную выгоду: она стала еще выше во мнении царя и спаслась от преследования афинян. Если бы Аминий знал, что она была на корабле, он не перестал бы преследовать ее, так как тому, кто доставил бы ее живую, афиняне обещали 10000 драхм награды - за то, что она, женщина, дерзнула бороться против афинских мужей.

Когда все это происходило на море, Аристид, желая и со своей стороны сделать что-нибудь для отечества, переправился с небольшим числом гоплитов от Саламина к Пситгалии и изрубил весь расположенный там отряд персов. Этим он оказал грекам большую услугу, так как спасавшиеся теперь на остров греки находили там безопасное убежище; персы же, пристававшие сюда в полной надежде на безопасность, встречали смерть.

Побежденный и в жалком состоянии оставил место битвы персидский флот и отступил в Фалернскую бухту. Он потерял более 200 кораблей и около 50000 человек, так как за неумением плавать все персы, падавшие в море, тонули. Греки потеряли 40 кораблей. Храбрее всех дрались афиняне и эгинеты; но преимущество отдано афинянам, потому что они, искусно руководимые Фемистоклом, первые и вполне одолели самого страшного врага, финикиян.

Воодушевленный победой, приготовлялся греческий флот к новой битве на следующий день; думали, что Ксеркс, у которого было еще много кораблей, наутро снова сделает нападение. Но когда стало светать, перед греками открылась пустая Фалернская бухта. Ксеркс отправил весь флот в Геллеспонт - охранять мосты и возможность отступления. С сухопутной же армией, прежде чем начать отступление, он хотел сделать еще попытку против Пелопоннеса. Греческий флот следовал за персидским до острова Андроса, но, заметив здесь, что персы плывут на север, к Геллеспонту, остановился. Фемистокл и афиняне тем не менее предлагали преследовать неприятеля, атаковать и уничтожить его флот, и наконец разрушить мост на Геллеспонте. Но Эврибиад и другие не решились следовать отважным замыслам и планам гениального афинянина. Фемистокл должен был удовольствоваться походом на Киклады, для наказания островов, державших сторону персов. Чтобы поскорее выжить Ксеркса из Греции, Фемистокл еще раз послал к нему Сикинна. Этот сказал ему: «Меня посылает к тебе Фемистокл, сын Неокла, главный предводитель афинян, мужественнейший и мудрейший из всех своих товарищей, известить тебя, что он, дабы оказать тебе услугу, отговорил греков от намерения преследовать твой флот и разрушить мост на Геллеспонте. И теперь ты можешь спокойно отправиться домой». Царь упал духом и решился как можно скорее убраться восвояси. Но зять его Мардоний, более всех других хлопотавший о походе против Греции и по возвращении ни с чем после стольких вооружений имевший основание опасаться за свою особу, упросил царя оставить его с отборным войском, обещая в короткое время покорить ему всю Грецию. Ксеркс оставил ему 300000 лучшего войска, а с остальной армиею поспешил к Геллеспонту. Не один страх перед греческим оружием гнал его в Азию, но и боязнь восстаний в собственном государстве. Плачевно было отступление персидской армии. Места, которые она проходила, были большей частью еще при движении в Грецию разграблены и опустошены; чувствовался недостаток в жизненных припасах, многие ели траву, кору и древесные листья. Голод и неестественная пища, равно как рано наступившие холода, породили повальные болезни и разные бедствия. Так погибла большая часть армии. Когда Ксеркс после 45-дневного перехода достиг Геллеспонта, он нашел, что буря и течение разрушили мосты, и потому поспешил переправиться в Азию на кораблях. В Сардах он ожидал известий о победах Мардония. После преследования персидского флота и экспедиции на Кикладские острова греки занялись на Саламине дележом добычи. Лучшая часть была послана в Дельфы - Аполлону. Из трех финикийских кораблей, которые были захвачены прежде других, абиняне посвятили один исемийскому Посидону; другой - сунийской Афине, третий - садаминскому Аяксу. При пересылке корабля на перешеек, в святилище Посидона, его сопровождал весь союзный флот. Там у алтаря Посидона решили стратеги, кому из предводителей должна быть присуждена первая и кому вторая награда за мужество и заслуги. Все знали, что сражение при Саламине выиграно благодаря Фемистоклу и что ему следует первая награда; но - странное дело! - когда прочитаны были дощечки с мнениями, оказалось, что каждый стратиг первую награду присуждал самому себе и даже не все присуждали Фемистоклу вторую. Самолюбие, зависть и вражда против великого человека руководили этой жалкой подачей мнений. После такого результата приступлено было к дележу добычи. Пелопоннесцы не хотели уступить преимущества афинянам. По этой причине при подаче голосов о храбрости отдельных частей флота первую награду получили не афиняне, а эгинеты. Дельфийский оракул при этом случае высказался против афинян. Он также указал на эгинетов, как на первых бойцов Саламина, предложив им послать Дельфийскому Аполлону еще особенный подарок из своей части добычи; они послали медную корабельную мачту с тремя золотыми звездами. Дар же Фемистокла, который он хотел посвятить в Дельфы из его части добычи, был с презрением отвергнут жрецами.

Спартанцы, впрочем, оказали великие почести Фемистоклу. Они пригласили его в Спарту, торжественно увенчали его там вместе с Эврибиадом, подарили ему великолепную колесницу, какую только можно было найти в Спарте, а когда он возвращался домой, его торжественно провожали до границы 300 спартанских всадников. Заслуги Фемистокла, конечно, не могли быть помрачены; вся Эллада видела в нем своего освободителя. Когда он явился на Олимпийских играх, вскоре после того открывшихся, никто не хотел более смотреть на состязавшихся. В продолжение целого дня все взоры были устремлены только на него; на него указывали с гордостью иностранцам при возгласах и рукоплесканиях, и он с сердечным удовольствием признавался своим друзьям, что получил награду за свои труды для Греции.

Большие почести, каких удостоился Фемистокл в Спарте, возбудили недовольство афинян, которым неприятно было, что в отличии заслуг своего согражданина они остались позади Спарты. Он впал в немилость у народа, между тем как его противник Аристид снова пользовался полным его благоволением. На следующий, 479 год Аристид получил главное начальство над сухопутным войском; Ксантипп, обвинитель Мильтиада, сделался начальником флота. Но такой достойный и такой талантливый человек, как Фемистокл, не мог долго оставаться оттесненным на задний план. Уже в следующем, 478 году, когда афиняне с жаром принялись за восстановление разоренного Ксерксом и Мардонием города и хотели возобновить и расширить стены, Фемистокл опять стоял во главе дела. Большие приготовления афинян к укреплению своего города возбудили подозрение и страх в пелопоннесцах. Афиняне - со своей предприимчивостью, со своим флотом, который обеспечивал им господство на море, после еще большего укрепления своего города, - естественно, должны были превзойти в могуществе всех остальных греков. По этому случаю особенно эгинеты и коринфяне побуждали спартанцев воспрепятствовать постройке стен. Спарта отправила посольство в Афины и требовала, чтобы афиняне не укрепляли своего города, на том основании, дабы впоследствии, в случае если персы снова сделают нападение на Грецию, этот город не сделался для них опорным пунктом для подчинения Греции. Настоящее свое намерение - ослабить Афины - они скрывали, но афиняне были настолько проницательны, что заметили это. Они решились отстаивать свое право защитить свой город, насколько хватит сил. Но начав постройку стен против желания пелопоннесцев, нужно было опасаться, что пелопоннесская армия сделает нападение на Аттику, а между тем до окончания укреплений она не могла бы сопротивляться.

Для достижения дели необходимо было прибегнуть к хитрости. Фемистокл именно и был способен устроить это дело.

По его совету, афиняне отвечали спартанским послам, что по поводу этого дела они немедленно отправят посольство в Спарту. Затем он посоветовал афинянам как можно скорее послать его в Спарту и присоединить к нему еще других послов, но отправить этих послов не сейчас, а через известный промежуток времени, пока стеньг не будут доведены до такой высоты, что за ними можно будет довольно хорошо защищаться. Между тем все жители без различия - мужчины, женщины и дети, свободные и рабы - должны были работать на стенах, добывая материал для постройки, где кто может, не щадя ни памятников, ни могил, ни частных домов, ни общественных построек. Прибыв в Спарту, Фемистокл не явился к правительству и медлил под разными предлогами; а когда его кто-нибудь из сановников спрашивал, отчего он не заявляет официально о своем прибытии, он отвечал, что ожидает товарищей, которые не могли вместе с ним прибыть; но что он надеется на их скорый приезд. Спартанцы верили ему. Но когда стороной получено было определенное известие, что стены строятся, что они уже достигают известной высоты, лакедемоняне не могли уже более заблуждаться. Фемистокл, однако, просил их не полагаться на слухи, а отправить лучше честных людей, чтобы они исследовали дело на месте и доставили им верные сведения. Так и сделали, Фемистокл же между тем тайно дал знать афинянам, чтобы они без шуму задержали спартанских послов и отпустили бы их не раньше, как возвратится их собственное посольство. Между тем из Афин прибыли уже его сотоварищи, Аристид и Аброних, и принесли ему весть, что постройка стен подвинулась довольно далеко. Теперь Фемистокл торжественно объявил лакедемонянам, что его город настолько уже укреплен, что представляет достаточную защиту для своих жителей. Поэтому, если лакедемоняне или их союзники хотят с афинянами вести переговоры через послов, то они на будущее время не должны забывать, что граждане Аттики умеют различать, что выгодно для них самих и что составляет общее дело греков. «Когда мы считали полезным оставить город и перейти на корабли, мы и без лакедемонян решились на это и сумели привести свое решение в исполнение. Точно так же теперь мы находим целесообразным, чтобы наш город имел стены, и это будет выгодно для наших сограждан в частности и для всех наших союзников вообще; ибо невозможно без одинаковых оборонительных средств принять согласие или тождественное решение в интересе общего блага. Или все союзники должны обойтись без укреплений, или нужно допустить совершившееся». Лакедемоняне скрыли свою злобу и сказали, что они вовсе не хотели вмешиваться в это дело, а отправили посольство только с целью предложить свой совет для общего блага. Спустя некоторое время послы с обеих сторон невредимо возвратились восвояси. Таким образом, Фемистоклу удалось устроить стены для своего отечественного города, но зато с этих пор между ним и лакедемонянами все было кончено.

Фемистокл всеми силами хлопотал о том, чтобы возвысить могущество своего отечественного города, особенно, чтобы обеспечить за ним исключительное господство на морях. Разрушенные персами укрепления Пи рея были восстановлены в больших размерах. Фемистокл подумывал о совершенном уничтожении пелопоннесского флота с той целью, чтобы Афины беспрепятственно могли господствовать на море. Когда однажды пелопоннесский флот зимовал в Пагасейском заливе, он объявил в народном собрании, что у него есть выгодный для афинян план, которого он, впрочем, не может сообщить перед всеми. Афиняне решили, чтобы он сообщил свой план Аристиду, и если этот одобрит его, то они приведут его в исполнение, Фемистокл открыл Аристиду, что у него есть намерение сжечь пелопоннесский флот в Пагасейском заливе. Аристид объявил в народном собрании, что хотя план Фемистокла и весьма полезен, но зато в высшей степени бесчестен, и народ посоветовал Фемистоклу взять назад свое предложение. Спартанцы в совете Амфиктионов внесли предложение, чтобы все города, принимавшие сторону персов, были исключены из союзного собрания. Таким образом Аргос, Фивы, Фессалия были бы устранены из союза, и только 31 город, большей частью самые незначительные и находившиеся в зависимости от Спарты, вошел бы в него. Вследствие этого влияние Спарты много выигрывало бы. Узнав об этом, Фемистокл успел разрушить расчеты Спарты.

Спартанцы видели в Фемистокле своего величайшего врага и делали все, чтобы подорвать его влияние в Афинах и сделать его безвредным. Афиняне в этом случае шли навстречу их стремлениям. Характер Фемистокла был небезупречен: в нем было мало чувства законности, права и справедливости, его упрекали в насильственных действиях и продажности; к тому же со своими новыми широкими планами он не давал покоя народу, так что можно было опасаться, что он, пожалуй, еще вовлечет Афины в опасную войну со Спартой. Поэтому народ отступился от Фемистокла и обратился к более правдивому, спокойному Аристиду. Наконец (в 472) партии Кимона, поддерживаемой спартанцами, - Аристид же держался в стороне, - удалось посредством остракизма изгнать беспокойного и опасного человека.

Фемистокл отправился в Аргос, город, всегда питавший большую вражду к Спарте. Но и здесь враги ненадолго оставили его в покое. При процессе против Павсания, который за свои опасные замыслы и изменнические отношения с персидским царем привлечен был спартанцами к ответу, эфоры нашли достаточные, по их мнению, доказательства тому, что и Фемистокл принимал участие в изменнических замыслах Павсания. Несомненно, что Павсаний пытался расположить в пользу своих планов человека, которому сограждане отплатили такою неблагодарностью и который был врагом Спарты, и что Фемистокл знал о намерениях Павсания; но несомненно также и то, что никто никогда не мог доказать его соучастия в этом деле. Между тем спартанцы искали случая придраться к ненавистному и даже в изгнании еще грозному человеку. Они обвинили его пред афинянами, и хотя Фемистокл защищался письменно, но его враги повели дело так, что он, как заговорщик против общего отечества, был потребован на общеэллинский суд в Спарту. Так как он не явился на суд, то и был объявлен государственным изменником.

Таким образом, спаситель Греции был преследуем Афинами и Спартой как изменник. Сыщики следовали за ним на суше и на море. Из Аргоса он бежал в Керкиру, которая обязана была ему благодарностью; оттуда он спасся в Эпир, к Адмиту, царю Молосскому. В дни счастья Фемистокл своим презрительным обращением сделал из него жестокого врага себе; но в настоящем положении он не находил другого убежища. Для более верного успеха он взял на руки царского ребенка и сел с ним у домашнего очага - способ просьбы, считавшийся у молоссов самым убедительным, так что ему нельзя было отказать. При виде несчастного беглеца Адмит забыл свою злобу и предложил ему свое покровительство, Фемистокл считал себя здесь настолько безопасным, что даже вызвал к себе тайно из Афин свою жену и детей. Но лишь только враги открыли его местопребывание, как отправили посольство, требуя его выдачи. Адмит не мог более держать его, ввиду настояний могущественных преследователей; но он не выдал его, а по дикой горной тропинке проводил в Македонию. В Пидне Фемистокл сел на корабль, чтобы бежать в Азию. Если бы он действовал заодно с Павсанием, то он, наверное, еще из Аргоса бежал бы прямо на восток и нашел бы безопасность у Великого царя. Теперь же он направился в Персию только тогда, когда он уже на всем полуострове не мог более найти себе прибежища. Корабельщик, везший его на Ионийские острова, не знал его. Только когда они были занесены бурей в середину афинской эскадры, осаждавшей Наксос, Фемистокл открыл ему, кто он такой, и просьбами и угрозами заставил день и ночь держаться в открытом море. Таким образом он счастливо достиг Ефеса.

Но и в Ионии Фемистокл был не совсем в безопасности, потому что царь персидский оценил в 200 талантов его голову, а греки все еще преследовали его. Он бежал в Эгу, в Эолии, к своему другу Никогену, который скрывал его у себя некоторое время и потом в закрытой повозке, какие обыкновенно употреблялись для перевозки женщин, отправил в самую Персию. Если у проводников в дороге спрашивали, кого везут они в повозке, то отвечали: девицу-гречанку к царскому двору. Никоген был знаком с вельможами персидского двора и рекомендовал своего гостя одному знатному персу в Сузе; из Сузы Фемистокл отправил к царю Артаксерксу, сыну и наследнику Ксеркса, следующее письмо: «Я, Фемистокл, пришел к тебе - тот самый Фемистокл, который, пока принужден был защищаться против нападений твоего отца, более всех греков нанес вреда твоему дому, но еще больше сделал ему добра в то время, когда я сам находился в безопасности, а твой отец был принужден к бедственному отступлению. Такое благодеяние (услуги, оказанные им Ксерксу при Саламине) не должно быть забыто, тем более что я и теперь могу еще оказать тебе важные услуги. К тому же я пришел сюда потому, что греки преследуют меня за дружественное расположение к тебе. По истечении года я самому тебе открою, зачем я прибыл сюда».

Царь удивлялся уму этого человека и одобрил его план. В продолжение упомянутого годового срока Фемистокл, насколько возможно, ознакомился с языком и обычаями персов и тогда уже явился к царю. Он пользовался у него большим почетом, какого еще не видел ни один из греков, отчасти за свою славу и проницательный ум, отчасти потому, что питал в царе надежду на подчинение греческих государств. Впоследствии, когда тому или другому персидскому царю нужно было привлечь какого-нибудь грека к своему двору и в свою службу, то между разными обещаниями в письме обыкновенно говорилось, что он у него будет стоять выше самого Фемистокла. Фемистокл был компаньоном царя на охоте и за столом и пользовался огромным влиянием при дворе. Царь осыпал его дарами и отдал ему многие города в Малой Азии, Магнезия на Меандре, приносившая 50 талантов дохода, говорят назначена была ему на хлеб; Лампсак, славившийся богатством вина, дан на вино; Миус, т. е. доход с него назначен на зелень и др. приправы; города Перкота и Скепсис в Мисии давали все необходимое для гардероба. Фемистокл жил покойно, пользуясь богатыми доходами со своих владений в Малой Азии, частью в Магнезии, частью путешествуя с одного места на другое. Он был чем-то вроде наместника над этими областями, с обязанностью, по всей вероятности, защищать западные границы государства от нападений греков.

Но и здесь у него не было недостатка ни в завистниках, ни во врагах. Жизнь его еще чаще подвергалась опасности. Находясь в Сардах, он увидел в храме Кибелы медную статую водоноски, поставленную в Афинах и увезенную Ксерксом. Он обратился с просьбой к наместнику о разрешении ему возвратить эту статую в Афины. Это до такой степени раздражило перса, что Фемистокл должен был искать прибежища у гаремных жен вельможи, чтобы их заступничеством отвратить бурю. В Магнезии он выстроил храм Кибелы и поставил в нем свою дочь Мнисиптолему жрицей. Храм этот был выстроен в благодарность богине за то, что вследствие сна, ниспосланного ею Фемистоклу, он избежал руки убийцы, подосланного к нему Епиксием, наместником Верхней Фригии.

В продолжение нескольких годов царь не беспокоил Фемистокла своим требованием - помочь ему подчинить Грецию, потому что царь, незадолго перед тем вступивший на престол, имел достаточно дела внутри государства. Когда же, под конец шестидесятого года жизни Фемистокла, египтяне отпали от власти персов и нашли себе помощь у афинян; когда афинские галеры уже доходили до Кипра и Киликии и царь двинул против грозной силы афинян свои воинственные народы и вооружил флот, - тогда и в Магнезию к Фемистоклу прислано было от царя требование сдержать данное слово и выступить вместе с ним против греков. Старец-герой оказался в затруднительном положении. Неужели у него хватит сил, чтобы некогда побежденного им врага вести против собственного отечества и тем обратить в ничто приобретенную им славу спасителя отечества? Нет, он не мог этого сделать и посягнул на свою жизнь. Принеся жертву богам, он пригласил друзей, в последний раз пожал им всем руки и отравился питьем из воловьей крови* или каким-нибудь другим быстродействующим ядом.

*Плиний говорит: «Кровь вола запекается и сгущается весьма бистро; поэтому она чрезвычайно ядовитое питье».

Когда царь узнал о его смерти и ее причине, он, говорят, еще более удивился этому человеку и навсегда остался благосклонен к его друзьям и приверженцам. Вот что обыкновенно рассказывали о смерти Фемистокла. Но Фукидид, историк, услуживающий большого доверия, говорит, что Фемистокл умер от болезни. Смерть избавила его от обязательства, которое шло вразрез с его сердцем и его великим прошлым. Он умер в 65 лет.

Его великолепную гробницу показывали на рынке в Магнезии; но ходила молва, будто друзья тайно перенесли его кости в Афины и погребли на отечественной земле, что по закону не дозволялось при обвинении в государственной измене. Гроб Фемистокла, полагают, находился на мысе Адкимос перед Пирейской гаванью, величественным его творением. У Фемистокла было очень большое семейство. От первого брака он имел пять сыновей и три дочери, от второго еще две дочери. Даже в первом столетии до P. X. существовали потомки этой фамилии, пользовавшиеся в Магнезии некоторыми привилегиями.

Но наро­ду Феми­стокл нра­вил­ся, как пото­му, что на память назы­вал по име­ни каж­до­го граж­да­ни­на, так и пото­му, что ока­зы­вал­ся бес­при­страст­ным судьею в делах част­но­го харак­те­ра. Так, когда он был стра­те­гом, а Симо­нид Кеос­ский про­сил у него чего-то неза­кон­но­го, он отве­тил ему, что, как он, Симо­нид, не был бы хоро­шим поэтом, если бы в сво­их сти­хах не соблюдал зако­нов сти­хо­сло­же­ния, так и он, Феми­стокл, не был бы хоро­шим пра­ви­те­лем, если бы в уго­ду кому-нибудь посту­пал про­ти­во­за­кон­но. В дру­гой раз он насме­хал­ся над Симо­нидом, назы­вал его чело­ве­ком безум­ным за то, что он руга­ет корин­фян, жите­лей боль­шо­го горо­да, и что зака­зы­ва­ет свои изо­бра­же­ния, хотя у него такое без­образ­ное лицо. Когда его вли­я­ние воз­рос­ло и он стал популя­рен, он нако­нец одер­жал верх в борь­бе на государ­ст­вен­ном попри­ще и посред­ст­вом ост­ра­киз­ма заста­вил Ари­сти­да уда­лить­ся из Афин.

Когда, во вре­мя наше­ст­вия мидян на Элла­ду, афи­няне сове­ща­лись о выбо­ре стра­те­га , гово­рят, все доб­ро­воль­но отка­за­лись от этой долж­но­сти из стра­ха перед опас­но­стью. Толь­ко Эпи­кид, сын Эвфе­ми­да, гла­варь крас­но­ре­чи­вый, но в душе трус­ли­вый и на день­ги пад­кий, желал полу­чить эту долж­ность, и мож­но было ожидать, что он при голо­со­ва­нии одер­жит верх. Тогда Феми­стокл, опа­са­ясь пол­ной гибе­ли государ­ства, если вер­хов­ное началь­ство доста­нет­ся Эпи­киду, купил день­га­ми у него отказ от его често­лю­би­вых замыс­лов.

Хва­лят так­же посту­пок Феми­сток­ла с чело­ве­ком, гово­рив­шим на двух язы­ках, кото­рый был одним из послан­цев пер­сид­ско­го царя, тре­бо­вав­ших зем­ли и воды , и пере­вод­чи­ком. Соглас­но народ­но­му поста­нов­ле­нию, Феми­стокл велел схва­тить и каз­нить его за то, что он осме­лил­ся поль­зо­вать­ся эллин­ским язы­ком для пере­да­чи при­ка­за­ний вар­ва­ра.

Хва­лят еще посту­пок Феми­сток­ла с Арт­ми­ем из Зелеи: по его пред­ло­же­нию, Арт­мия с потом­ст­вом внес­ли в спи­сок лиц, нахо­дя­щих­ся вне зако­на, за то, что он при­вез мидий­ское золо­то в Элла­ду.

Но глав­ная заслу­га Феми­сток­ла та, что он поло­жил конец меж­до­усоб­ным вой­нам в Элла­де и при­ми­рил отдель­ные государ­ства меж­ду собою, убедив их отло­жить враж­ду ввиду вой­ны с Пер­си­ей; в этом деле, гово­рят, ему ока­зал очень боль­шую помощь Хилей из Арка­дии.

Всту­пив в долж­ность стра­те­га, Феми­стокл тот­час же начал убеж­дать граж­дан сесть на три­е­ры, оста­вить город и встре­тить вар­ва­ров в море, как мож­но даль­ше от Элла­ды. Но ввиду сопро­тив­ле­ния со сто­ро­ны мно­гих граж­дан он повел боль­шое вой­ско в Тем­пей­скую доли­ну вме­сте со спар­тан­ца­ми, чтобы защи­щать там Фес­са­лию, кото­рая тогда, как дума­ли, еще не была на сто­роне пер­сов. Но они воз­вра­ти­лись оттуда, не достиг­нув цели: Фес­са­лия при­со­еди­ни­лась к царю, и все обла­сти вплоть до Бео­тии были на сто­роне пер­сов. Тогда афи­няне ста­ли с бо́ льшим вни­ма­ни­ем отно­сить­ся к сове­ту Феми­сток­ла отно­си­тель­но моря и посла­ли его с фло­том к Арте­ми­сию для охра­ны про­ли­ва. Тут элли­ны пре­до­ста­ви­ли глав­ное коман­до­ва­ние Эври­би­а­ду и спар­тан­цам; но афи­няне, у кото­рых чис­ло кораб­лей было, пожа­луй, боль­ше, чем у всех осталь­ных элли­нов, вме­сте взя­тых, счи­та­ли уни­же­ни­ем для себя под­чи­нять­ся дру­гим. Феми­стокл, пони­мая опас­ность это­го, сам усту­пил коман­до­ва­ние Эври­би­а­ду и успо­ко­ил афи­нян обе­ща­ни­ем, что, если они пока­жут свою храб­рость на войне, то он добьет­ся того, чтобы элли­ны на буду­щее вре­мя доб­ро­воль­но под­чи­ня­лись им. Поэто­му Феми­стокл счи­та­ет­ся глав­ным винов­ни­ком спа­се­ния Элла­ды; по обще­му при­зна­нию, имен­но бла­го­да­ря ему афи­няне про­сла­ви­лись, - тем, что они храб­ро­стью пре­взо­шли непри­я­те­лей, бла­го­род­ст­вом - союз­ни­ков. Когда вар­вар­ский флот подо­шел к Афе­там , Эври­би­ад испу­гал­ся мно­же­ства кораб­лей, став­ших про­тив него, и, узнав, что еще дру­гие две­сти плы­вут по ту сто­ро­ну Скиа­фо­са, оги­бая его, хотел как мож­но ско­рее вер­нуть­ся к внут­рен­ним обла­стям Элла­ды, при­стать к Пело­пон­не­су и при­влечь к защи­те флота еще и сухо­пут­ное вой­ско; он счи­тал мор­скую мощь царя совер­шен­но непре­одо­ли­мой. Эвбей­цы, боясь, чтобы элли­ны не бро­си­ли их на про­из­вол судь­бы, заве­ли тай­ные пере­го­во­ры с Феми­сто­к­лом и посла­ли к нему Пела­гон­та с боль­шой сум­мой денег. Феми­стокл при­нял день­ги и отдал их Эври­би­а­ду, как рас­ска­зы­ва­ет Геро­дот . Боль­ше всех афин­ских граж­дан про­ти­во­дей­ст­во­вал ему Архи­тель, три­е­рарх свя­щен­но­го кораб­ля ; за неиме­ни­ем денег для упла­ты мат­ро­сам, он спе­шил отплыть на роди­ну. Феми­стокл еще более воору­жил про­тив него мат­ро­сов, так что они сбе­жа­лись и отня­ли у него ужин. Архи­тель от это­го пал духом и был раз­дра­жен, Феми­стокл послал ему в ящи­ке хле­ба и мяса на ужин, а вниз под­ло­жил талант сереб­ра и велел ему теперь ужи­нать, а на дру­гой день поза­бо­тить­ся о мат­ро­сах; в про­тив­ном слу­чае он обви­нит его перед граж­да­на­ми в том, что он полу­чил взят­ку от непри­я­те­лей. Так рас­ска­зы­ва­ет Фаний Лес­бос­ский.

Тогдаш­ние сра­же­ния с вар­вар­ским фло­том в про­ли­ве не име­ли боль­шо­го вли­я­ния на общий ход вой­ны, но послу­жи­ли очень полез­ным опы­том для элли­нов, кото­рые на прак­ти­ке, сре­ди опас­но­стей, убеди­лись, что ни мно­же­ство кораб­лей, ни вели­ко­ле­пие и блеск их укра­ше­ний, ни хваст­ли­вые кри­ки и вар­вар­ские воен­ные пес­ни не заклю­ча­ют в себе ниче­го страш­но­го для людей, уме­ю­щих схо­дить­ся с непри­я­те­ля­ми вплот­ную и отва­жи­ваю­щих­ся с ними сра­жать­ся; что не сле­ду­ет обра­щать вни­ма­ния на это, а ринуть­ся на вра­гов и, схва­тив­шись с ними, бить­ся. По-види­мо­му, это ясно понял и Пин­дар , ска­зав­ший по пово­ду сра­же­ния при Арте­ми­сии сле­дую­щее:



И прав­да: нача­ло победы - сме­лость. Арте­ми­сий - это берег Эвбеи за Гести­эей, обра­щен­ный к севе­ру, а про­тив него как раз лежит Оли­зон в стране, быв­шей когда-то под вла­стью Фил­ок­те­та. В Арте­ми­сии есть неболь­шой храм Арте­ми­ды, име­ну­е­мой « Восточ­ная» . Вокруг него рас­тут дере­вья и кру­гом постав­ле­ны колон­ны из бело­го кам­ня; если этот камень поте­реть рукою, то он при­ни­ма­ет цвет и запах шафра­на. На одной из колонн была сле­дую­щая над­пись эле­ги­че­ски­ми сти­ха­ми:



Пока­зы­ва­ют место на побе­ре­жье, где сре­ди боль­шо­го коли­че­ства пес­ка из глу­би­ны извле­ка­ет­ся чер­ная пыль, похо­жая на золу, как буд­то горе­лая; пред­по­ла­га­ют, что на этом месте были сожже­ны облом­ки кораб­лей и тру­пы.

Когда узна­ли от гон­цов, при­нес­ших в Арте­ми­сий изве­стие о собы­ти­ях при Фер­мо­пи­лах, о том, что Лео­нид пал, а Ксеркс овла­дел сухо­пут­ны­ми про­хо­да­ми, флот начал отсту­пать к внут­рен­ним обла­стям Элла­ды, при­чем афи­нян за их храб­рость поста­ви­ли поза­ди всех, и они гор­ди­лись сво­и­ми подви­га­ми.

Плы­вя вдоль бере­гов, Феми­стокл повсюду, где непри­я­тель необ­хо­ди­мо дол­жен был при­ста­вать, спа­са­ясь от бури, делал замет­ны­ми бук­ва­ми над­пи­си на кам­нях, кото­рые слу­чай­но нахо­дил или сам ста­вил око­ло кора­бель­ных сто­я­нок и источ­ни­ков. В этих над­пи­сях он обра­щал­ся к ионя­нам с воз­зва­ни­ем, если мож­но, пере­й­ти к афи­ня­нам, сво­им отцам , борю­щим­ся за их сво­бо­ду; а если нель­зя, то, по край­ней мере, вредить вар­вар­ско­му вой­ску во вре­мя бит­вы и при­во­дить его в рас­строй­ство. Он наде­ял­ся эти­ми над­пи­ся­ми или скло­нить ионян к измене или сму­тить вар­ва­ров, заста­вив их отно­сить­ся с боль­шей подо­зри­тель­но­стью к ионя­нам.

Меж­ду тем, Ксеркс через Дориду вторг­ся в Фокиду и жег фокей­ские горо­да. Элли­ны не при­шли к ним на помощь, несмот­ря на прось­бы афи­нян идти в Бео­тию навстре­чу вра­гу для защи­ты Атти­ки, подоб­но тому, как они сами пошли им на помощь по морю, к Арте­ми­сию. Никто не слу­шал их: все дума­ли толь­ко о Пело­пон­не­се, хоте­ли сосре­дото­чить все силы за Ист­мом и стро­и­ли сте­ну попе­рек Ист­ма от моря до моря. Афи­няне него­до­ва­ли на такое пре­да­тель­ство и, остав­шись в оди­но­че­стве, впа­ли в отча­я­ние и печаль. Сра­жать­ся с таким бес­чис­лен­ным вой­ском они и не дума­ли; при тогдаш­них обсто­я­тель­ствах было необ­хо­ди­мо одно - оста­вить город и креп­ко дер­жать­ся кораб­лей; но народ об этом и слы­шать не хотел: гово­ри­ли, что им не нуж­на победа и что для них спа­се­ние - не спа­се­ние, если при­дет­ся бро­сить хра­мы богов и моги­лы отцов.

10. Феми­стокл, не зная, как скло­нить на свою сто­ро­ну народ чело­ве­че­ски­ми рас­суж­де­ни­я­ми, при­бег к помо­щи боже­ст­вен­ных зна­ме­ний и ора­ку­лов, - как буд­то в тра­гедии « под­няв маши­ну» . Так, он истол­ко­вал как зна­ме­ние слу­чай с дра­ко­ном , кото­рый в те дни, по-види­мо­му, исчез из хра­ма; нахо­дя нетро­ну­той свя­щен­ную пищу, кото­рую ему еже­днев­но при­но­си­ли, жре­цы рас­ска­зы­ва­ли об этом наро­ду. Феми­стокл объ­яс­нял это в том смыс­ле, что боги­ня оста­ви­ла город и ука­зы­ва­ет им путь к морю.

В дру­гой раз он вос­поль­зо­вал­ся ора­ку­лом с дема­го­ги­че­ской целью: он ска­зал, что под « дере­вян­ной сте­ной» разу­ме­ет­ся не что иное, как кораб­ли; поэто­му и Сала­мин бог назы­ва­ет боже­ст­вен­ным, а не ужас­ным или зло­по­луч­ным, посколь­ку он даст назва­ние вели­ко­му, счаст­ли­во­му для элли­нов собы­тию. Когда его мне­ние было при­ня­то, он пред­ло­жил при­нять поста­нов­ле­ние о том, чтобы город вве­рить покро­ви­тель­ству Афи­ны, « вла­ды­чи­цы Афин» , чтобы все спо­соб­ные носить ору­жие сели на три­е­ры, чтобы детей, жен­щин и рабов каж­дый спа­сал, как может. Когда это поста­нов­ле­ние было при­ня­то и всту­пи­ло в закон­ную силу, огром­ное боль­шин­ство афи­нян отпра­ви­ло детей и жен в Тре­зен; жите­ли его при­ни­ма­ли их с пол­ным раду­ши­ем: они поста­но­ви­ли содер­жать их на обще­ст­вен­ный счет, давая каж­до­му по два обо­ла, а детям поз­во­лить брать везде пло­ды; кро­ме того, пла­тить за них жало­ва­нье учи­те­лям. Выне­сти такое поста­нов­ле­ние пред­ло­жил Ника­гор.

Так как у афи­нян в государ­ст­вен­ной казне не было денег, то, по свиде­тель­ству Ари­сто­те­ля , Аре­о­паг выдал каж­до­му граж­да­ни­ну, отправ­ляв­ше­му­ся в поход, по вось­ми драхм; таким обра­зом, Аре­о­па­гу при­над­ле­жит глав­ная заслу­га в том, что три­е­ры были снаб­же­ны эки­па­жем. Но Клидем и это при­пи­сы­ва­ет хит­ро­сти Феми­сток­ла. Имен­но, когда афи­няне спус­ка­лись в Пирей, рас­ска­зы­ва­ет он, голо­ва Гор­го­ны со ста­туи боги­ни про­па­ла; осмат­ри­вая все под пред­ло­гом поис­ков, Феми­стокл нахо­дил огром­ное коли­че­ство денег, спря­тан­ных в покла­же. Эти день­ги были обра­ще­ны в общее поль­зо­ва­ние, и садив­ши­е­ся на кораб­ли полу­чи­ли все нуж­ное для пути в изоби­лии.

Когда весь город уез­жал на кораб­лях, это зре­ли­ще вну­ша­ло одним жалость, дру­гим удив­ле­ние по пово­ду тако­го муже­ства: семьи свои афи­няне про­во­жа­ли в дру­гое место, а сами, не усту­пая воп­лям, сле­зам и объ­я­ти­ям роди­те­лей, пере­прав­ля­лись на ост­ров . Одна­ко мно­гие жите­ли, кото­рых по при­чине ста­ро­сти остав­ля­ли в горо­де, воз­буж­да­ли глу­бо­кое состра­да­ние. Какое-то тро­га­тель­ное впе­чат­ле­ние про­из­во­ди­ли сжив­ши­е­ся с чело­ве­ком домаш­ние живот­ные, кото­рые с жалоб­ным воем бега­ли око­ло сво­их кор­миль­цев, садив­ших­ся на кораб­ли. Меж­ду про­чим, соба­ка Ксан­фип­па, отца Перик­ла, как рас­ска­зы­ва­ют, не пере­не­ся раз­лу­ки с ним, прыг­ну­ла в море и, плы­вя под­ле его три­е­ры, вышла на берег Сала­ми­на и тот­час от изне­мо­же­ния умер­ла. Там, где пока­зы­ва­ют и доныне памят­ник, назы­вае­мый « Кинос­се­ма» , гово­рят, и нахо­дит­ся ее моги­ла.

11. Вели­ки эти дела Феми­сток­ла; так же вели­ко и сле­дую­щее его дело. Он заме­тил, что граж­дане жале­ют об Ари­сти­де и боят­ся, как бы он в раз­дра­же­нии не при­стал к царю и не погу­бил Элла­ду (он был изгнан посред­ст­вом ост­ра­киз­ма еще до вой­ны, побеж­ден­ный в борь­бе с Феми­сто­к­лом); поэто­му он пред­ло­жил сде­лать поста­нов­ле­ние, доз­во­ляв­шее всем изгнан­ни­кам, за исклю­че­ни­ем изгнан­ных за убий­ство, вер­нуть­ся на роди­ну и вме­сте со все­ми граж­да­на­ми делом и сло­вом спо­соб­ст­во­вать бла­гу Элла­ды.

Из ува­же­ния к Спар­те глав­ным началь­ни­ком флота был Эври­би­ад, чело­век сла­бо­воль­ный и бояв­ший­ся опас­но­сти. Он хотел снять­ся с яко­ря и плыть к Ист­му, где было собра­но и сухо­пут­ное вой­ско пело­пон­нес­цев. Феми­стокл стал воз­ра­жать ему; при этом и была про­из­не­се­на, гово­рят, зна­ме­ни­тая фра­за. Эври­би­ад ска­зал ему: « Феми­стокл, на состя­за­ни­ях бьют того, кто бежит рань­ше вре­ме­ни» . - « Да, - отве­чал Феми­стокл, - одна­ко и того, кто оста­ет­ся поза­ди, не награж­да­ют вен­ком» . Эври­би­ад под­нял пал­ку, чтоб его уда­рить, а Феми­стокл ска­зал: « Бей, но выслу­шай» . Эври­би­ад уди­вил­ся его крото­сти и велел ему гово­рить. Феми­стокл стал повто­рять свое преж­нее пред­ло­же­ние; но тут кто-то ска­зал, что чело­ве­ку, не име­ю­ще­му сво­его горо­да, не сле­ду­ет уго­ва­ри­вать тех, у кого он есть, оста­вить и бро­сить оте­че­ство на про­из­вол судь­бы. Тогда Феми­стокл обра­тил­ся к нему и ска­зал: « Него­дяй! Да, мы оста­ви­ли дома и сте­ны, не желая быть раба­ми из-за без­душ­ных вещей, а город у нас есть, боль­ше всех горо­дов в Элла­де, - две­сти три­ер, кото­рые теперь сто­ят здесь, чтобы помо­гать вам, если вы хоти­те искать спа­се­ния; а если вы уйде­те вто­рич­но и изме­ни­те нам, то сей­час же кое-кто из элли­нов узна­ет, что афи­няне при­об­ре­ли и сво­бод­ный город и зем­лю не хуже той, какую поте­ря­ли» . После этих слов Феми­сток­ла Эври­би­а­дом овла­де­ло разду­мье и страх, как бы афи­няне не ушли, бро­сив их. Эре­трий­ский вое­на­чаль­ник попро­бо­вал было воз­ра­зить Феми­сто­клу, но Феми­стокл ему ска­зал: « И вы тоже рас­суж­да­е­те о войне, когда у вас, как у кара­ка­ти­цы , есть меч, а серд­ца нет?»

12. В то вре­мя, как Феми­стокл гово­рил об этом, стоя на палу­бе, на вер­ху кораб­ля увида­ли, по рас­ска­зам неко­то­рых, как спра­ва про­ле­те­ла сова и села на мач­ту. Это и было глав­ной при­чи­ной, поче­му согла­си­лись с мне­ни­ем Феми­сток­ла и ста­ли гото­вить­ся к мор­ско­му сра­же­нию. Но когда непри­я­тель­ский флот подо­шел к Атти­ке у Фалер­ской при­ста­ни и заго­ро­дил окрест­ные бере­га, когда сам царь, сошед­ший к морю с сухо­пут­ным вой­ском, пока­зал­ся во всем сво­ем могу­ще­стве, когда собра­лись в одно место все его силы, из голо­вы элли­нов выле­те­ли речи Феми­сток­ла, и пело­пон­нес­цы ста­ли опять обра­щать взо­ры к Ист­му и были недо­воль­ны, когда кто-либо пред­ла­гал что-нибудь дру­гое. Поэто­му было реше­но на сле­дую­щую ночь отсту­пить, и руле­вым уже отда­ва­ли при­каз быть гото­вы­ми к отплы­тию. Тогда Феми­стокл, недо­воль­ный тем, что элли­ны упу­стят слу­чай вос­поль­зо­вать­ся выго­да­ми, кото­рые дает им место­по­ло­же­ние и узость про­ли­ва, и разой­дут­ся по горо­дам, стал обду­мы­вать план дей­ст­вий и при­ду­мал с уча­сти­ем Сикин­на извест­ную хит­рость.

Сикинн был родом перс, плен­ный, но пре­дан­ный Феми­сто­клу; он был дядь­кою его детей. Его-то и послал Феми­стокл тай­но к Ксерк­су с таким сооб­ще­ни­ем: « Афин­ский вое­на­чаль­ник Феми­стокл пере­хо­дит на сто­ро­ну царя, пер­вый изве­ща­ет его о том, что элли­ны хотят бежать, и сове­ту­ет ему не дать им убе­жать, а напасть на них, пока они нахо­дят­ся в тре­во­ге по слу­чаю отсут­ст­вия сухо­пут­но­го вой­ска, и уни­что­жить их мор­ские силы» .

Ксеркс при­нял это сооб­ще­ние с радо­стью, думая, что оно сде­ла­но из рас­по­ло­же­ния к нему, и тот­час же стал отда­вать при­ка­зы началь­ни­кам кораб­лей, чтобы они, не торо­пясь, сажа­ли людей на суда, а с дву­мя­ста­ми кораб­лей чтобы сей­час же вышли в море и окру­жи­ли со всех сто­рон весь про­лив, а меж­ду ост­ро­ва­ми устро­и­ли бы заграж­де­ние, чтобы никто из непри­я­те­лей не мог уйти.

В то вре­мя, как при­ка­за­ние при­во­ди­ли в испол­не­ние, Ари­стид, сын Лиси­ма­ха, пер­вый заме­тив­ший это, при­шел к палат­ке Феми­сток­ла (хотя не был его дру­гом и, как ска­за­но, из-за него был под­верг­нут ост­ра­киз­му); когда Феми­стокл вышел к нему, он сооб­щил ему об окру­же­нии. Феми­стокл, зная его все­гдаш­нее бла­го­род­ство и раду­ясь это­му его при­хо­ду, рас­ска­зал ему о деле с Сикин­ном и про­сил его, так как он поль­зу­ет­ся боль­шим дове­ри­ем, помочь ему удер­жать элли­нов и при­ло­жить со сво­ей сто­ро­ны все уси­лия к тому, чтобы они дали сра­же­ние в про­ли­ве. Ари­стид одоб­рил план Феми­сток­ла, ходил к дру­гим стра­те­гам и три­е­рар­хам и побуж­дал их к сра­же­нию. Они все-таки еще не вери­ли его сооб­ще­нию, как вдруг при­шла тенос­ская три­е­ра, бежав­шая к ним от непри­я­те­лей, началь­ни­ком кото­рой был Пане­тий, и при­нес­ла изве­стие об окру­же­нии. Вслед­ст­вие это­го, наряду с необ­хо­ди­мо­стью, еще и зло­ба заста­ви­ла элли­нов решить­ся на сра­же­ние.

13. На рас­све­те Ксеркс сел на воз­вы­шен­ном месте, обо­зре­вая флот и его постро­е­ние, по сло­вам Фано­де­ма, над хра­мом Герак­ла, там, где ост­ров отде­ля­ет­ся узким про­ли­вом от Атти­ки, а по сло­вам Акест­о­до­ра, - на гра­ни­це с Мега­ридой, над так назы­вае­мы­ми « Рога­ми» . Он велел поста­вить себе золо­той трон; око­ло него было мно­го пис­цов, обя­зан­ность кото­рых была запи­сы­вать, что про­ис­хо­ди­ло во вре­мя сра­же­ния.

Когда Феми­стокл совер­шал жерт­во­при­но­ше­ние у три­е­ры глав­но­го началь­ни­ка, к нему при­ве­ли трех плен­ни­ков, очень кра­си­вых собою, рос­кош­но оде­тых и укра­шен­ных золо­том. Как гово­ри­ли, это были дети цар­ской сест­ры Санда­ки и Арта­ик­та. Когда их увидел про­ри­ца­тель Эвфран­тид, жерт­вы вспых­ну­ли боль­шим, ярким пла­ме­нем и в то же вре­мя спра­ва кто-то чих­нул, что так­же было доб­рым пред­зна­ме­но­ва­ни­ем. Тогда Эвфран­тид подал руку Феми­сто­клу и велел ему обречь на жерт­ву юно­шей и, помо­лив­шись, всех их заклать Дио­ни­су Оме­сту : в таком слу­чае будет элли­нам спа­се­ние и победа. Феми­стокл при­шел в ужас от это­го страш­но­го, чудо­вищ­но­го про­ро­че­ства. Но, как обык­но­вен­но быва­ет при боль­шой опас­но­сти, в труд­ных обсто­я­тель­ствах, тол­па ожида­ет спа­се­ния боль­ше от чего-то про­ти­во­ре­ча­ще­го рас­суд­ку, чем от соглас­но­го с ним: все в один голос ста­ли взы­вать к богу и, под­ведя плен­ни­ков к алта­рю, заста­ви­ли, как при­ка­зал про­ри­ца­тель, совер­шить жерт­во­при­но­ше­ние. Так рас­ска­зы­ва­ет фило­соф, хоро­шо зна­ко­мый и с исто­ри­ей, - Фаний Лес­бос­ский.

14. О чис­ле вар­вар­ских кораб­лей поэт Эсхил в тра­гедии « Пер­сы» гово­рит поло­жи­тель­но, как знаю­щий, сле­дую­щее:



Атти­че­ских кораб­лей было сто восемь­де­сят; на каж­дом из них было по восем­на­дца­ти чело­век, сра­жав­ших­ся с палу­бы; из них чет­ве­ро были стрел­ки, а осталь­ные - гопли­ты. Как вид­но, Феми­стокл столь же хоро­шо заме­тил и выбрал вре­мя, как и место: он толь­ко тогда поста­вил свои три­е­ры носом про­тив вар­вар­ских, когда настал час, в кото­рый все­гда ветер с откры­то­го моря крепнет и гонит вол­ну через про­лив. Эллин­ским кораб­лям вол­на не вреди­ла, пото­му что они были плос­ки и низ­ки; но вар­вар­ские кораб­ли, с при­под­ня­тою кор­мой и высо­кою палу­бой и поэто­му тяже­лые, удар вол­ны при их напа­де­нии сби­вал с кур­са и под­став­лял боко­вой сто­ро­ной элли­нам, кото­рые напа­да­ли на них оже­сто­чен­но. Их вни­ма­ние было обра­ще­но на Феми­сток­ла, кото­рый, дума­ли они, луч­ше всех видит, что полез­но, пото­му что про­тив него нахо­дил­ся глав­ный началь­ник Ксерк­со­ва флота, Ари­а­мен, на боль­шом кораб­ле и оттуда, как со сте­ны, бро­сал стре­лы и копья. Это был чело­век хоро­ший и из бра­тьев царя самый храб­рый и спра­вед­ли­вый. Так вот Ами­ний из Деке­леи и Сокл из Педи­эи, плыв­шие вме­сте, когда их корабль и корабль Ари­а­ме­на, нале­тев­ши носа­ми один на дру­гой и столк­нув­шись, сце­пи­лись тара­на­ми, и Ари­а­мен хотел вско­чить на их три­е­ру, ста­ли про­тив него и уда­ра­ми копья столк­ну­ли в море; тело его, пла­вав­шее сре­ди кора­бель­ных облом­ков, узна­ла Арте­ми­сия и веле­ла отне­сти к Ксерк­су.

15. В этот пери­од сра­же­ния, гово­рят, вели­кий свет вос­си­ял из Элев­си­на; шум и голо­са напол­ни­ли Фри­а­сий­скую рав­ни­ну до моря, как буд­то мно­же­ство людей сра­зу про­во­жа­ло таин­ст­вен­но­го Иак­ха . От этой тол­пы кри­чав­ших поне­мно­гу под­ни­ма­лась с зем­ли туча, кото­рая потом, как каза­лось, ста­ла опус­кать­ся и лег­ла на три­е­ры. Дру­гим каза­лось, что они видят при­зра­ки в обра­зе воору­жен­ных людей, про­сти­раю­щих руки от Эги­ны перед эллин­ски­ми три­е­ра­ми: пред­по­ла­га­ли, что это эакиды , при­зван­ные на помощь моле­ни­я­ми перед бит­вой.

Пер­вым, взяв­шим корабль, был афин­ский три­е­рарх Лико­мед; он сру­бил с него укра­ше­ния и посвя­тил их Апол­ло­ну Лав­ро­нос­цу во Флии. А осталь­ные элли­ны, чис­ло кораб­лей кото­рых в тес­ном про­ли­ве рав­ня­лось чис­лу кораб­лей вар­ва­ров, обра­ти­ли их в бег­ство, так как они напа­да­ли порознь и стал­ки­ва­лись меж­ду собою, хотя и сопро­тив­ля­лись до вече­ра. Так элли­ны, по выра­же­нию, Симо­нида, « подъ­яли ту слав­ную, зна­ме­ни­тую победу» , бли­ста­тель­нее кото­рой ни элли­на­ми, ни вар­ва­ра­ми не совер­ше­но ни одно­го мор­ско­го дела. Одер­жа­на была эта победа, прав­да, бла­го­да­ря общей храб­ро­сти и рве­нию всех сра­жав­ших­ся, но замы­сел и искус­ство при­над­ле­жа­ли Феми­сто­клу.

16. После мор­ской бит­вы Ксеркс все еще не мог при­ми­рить­ся с мыс­лью о неуда­че и попы­тал­ся по насы­пям пере­ве­сти сухо­пут­ное вой­ско на Сала­мин, чтобы напасть на элли­нов, и для это­го сде­лал заграж­де­ние в про­ли­ве. Феми­стокл, желая испы­тать Ари­сти­да, для вида пред­ло­жил плыть на судах в Гел­лес­понт и раз­ру­шить мост - для того, при­ба­вил он, « чтобы нам захва­тить Азию в Евро­пе» . Ари­стид не одоб­рил это­го и ска­зал: « Теперь мы вое­ва­ли с вар­ва­ром, пре­дан­ным неге; а если мы запрем его в Элла­де и чело­ве­ка, име­ю­ще­го под сво­ей вла­стью такие силы, стра­хом доведем до послед­ней край­но­сти, то уж он не будет боль­ше сидеть под золотым бал­да­хи­ном и спо­кой­но смот­реть на сра­же­ние, а пой­дет на все, сам, пред лицом опас­но­сти, станет участ­во­вать во всех дей­ст­ви­ях, испра­вит упу­ще­ния и при­мет луч­шие меры для спа­се­ния все­го в целом. Поэто­му, Феми­стокл, - при­ба­вил он, - не сле­ду­ет нам раз­ру­шать суще­ст­ву­ю­щий мост, а если мож­но, постро­ить еще вто­рой и поско­рее выбро­сить это­го моло­д­ца из Евро­пы» . « В таком слу­чае, - отве­чал Феми­стокл, - если мы нахо­дим это полез­ным, теперь как раз вре­мя нам всем поду­мать и употре­бить все сред­ства, чтобы он как мож­но ско­рее ушел из Евро­пы» . По при­ня­тии тако­го реше­ния, Феми­стокл отыс­кал сре­ди плен­ных одно­го цар­ско­го евну­ха по име­ни Арнак и послал его к царю с при­ка­за­ни­ем пере­дать тому, что элли­ны, выиг­рав сра­же­ние на море, реши­ли плыть в Гел­лес­понт и раз­ру­шить постро­ен­ный на нем мост, а Феми­стокл, заботясь о царе, сове­ту­ет ему поспе­шить к сво­им рубе­жам и пере­пра­вить­ся, пока он сам будет устра­и­вать союз­ни­кам раз­ные про­во­лоч­ки и замед­лять их пого­ню. Услы­хав это, вар­вар, страш­но пере­пу­ган­ный, стал поспеш­но отсту­пать. Как бла­го­ра­зум­ны были Феми­стокл и Ари­стид, пока­за­ла бит­ва с Мар­до­ни­ем: хотя элли­ны сра­жа­лись при Пла­те­ях лишь с ничтож­ной частью Ксерк­со­ва вой­ска, они рис­ко­ва­ли поте­рять все.

17. По сло­вам Геро­до­та , боль­ше всех горо­дов отли­чи­лась Эги­на; что каса­ет­ся отдель­ных лиц, то все отда­ли пер­вое место Феми­сто­клу - хотя и неохот­но, завидуя ему. Имен­но, когда стра­те­ги воз­вра­ти­лись на Истм и бра­ли камеш­ки с алта­ря , каж­дый себя объ­яв­лял пер­вым по храб­ро­сти, а вто­рым - Феми­сток­ла. А спар­тан­цы при­вез­ли его к себе в Спар­ту и Эври­би­а­ду дали в награ­ду за храб­рость, а ему в награ­ду за ум венок из мас­ли­ны, пода­ри­ли самую луч­шую в горо­де колес­ни­цу и посла­ли три­ста юно­шей про­во­дить его до гра­ниц . Во вре­мя сле­дую­щих Олим­пий­ских игр, когда Феми­стокл при­шел на риста­ли­ще, все при­сут­ст­во­вав­шие, гово­рят, не обра­щая вни­ма­ния на участ­ни­ков состя­за­ний, целый день смот­ре­ли на него и пока­зы­ва­ли его ино­стран­цам с вос­тор­гом и руко­плес­ка­ни­я­ми; и он сам с радо­стью при­знал­ся дру­зьям, что пожи­на­ет долж­ные пло­ды сво­их трудов на бла­го Элла­ды.

18. И дей­ст­ви­тель­но, Феми­стокл был от при­ро­ды чрез­вы­чай­но често­лю­бив, судя по его ост­ро­ум­ным изре­че­ни­ям. Когда одна­жды граж­дане выбра­ли его глав­ным началь­ни­ком флота, он не зани­мал­ся ни обще­ст­вен­ны­ми, ни част­ны­ми дела­ми по частям, а все теку­щие дела откла­ды­вал на день отплы­тия, чтобы, испол­няя сра­зу мно­же­ство дел и раз­го­ва­ри­вая со мно­ги­ми людь­ми, полу­чить репу­та­цию чело­ве­ка вели­ко­го и чрез­вы­чай­но силь­но­го.

Глядя на выбро­шен­ные на берег моря тела, он увидал на них золотые брас­ле­ты и оже­ре­лья; он сам про­шел мимо, а сво­е­му дру­гу, шед­ше­му с ним, пока­зал на них, про­го­во­рив: « Возь­ми себе, ведь ты не Феми­стокл» .

Один кра­са­вец, Анти­фат, спер­ва отно­сил­ся к Феми­сто­клу с пре­не­бре­же­ни­ем, а потом, из-за его сла­вы, стал за ним уха­жи­вать. « Моло­дой чело­век, - ска­зал ему Феми­стокл, - хоть и позд­но, но мы с тобою оба в одно вре­мя поум­не­ли» .

Он гово­рил, что афи­няне не чув­ст­ву­ют к нему ни ува­же­ния, ни вос­хи­ще­ния, а посту­па­ют с ним, как с пла­та­ном: во вре­мя бури бегут под него, а в хоро­шую пого­ду обры­ва­ют его и лома­ют.

Уро­же­нец Сери­фа ска­зал Феми­сто­клу, что он сво­ей сла­вой обя­зан не себе, а сво­е­му горо­ду. « Прав­да твоя, - отве­чал Феми­стокл, - как я не про­сла­вил­ся бы, если бы был уро­жен­цем Сери­фа, так и ты, если бы был афи­ня­ни­ном» .

Один стра­тег, ока­зав­ший оте­че­ству, по мне­нию граж­дан, цен­ную услу­гу, был дер­зок с Феми­сто­к­лом и свои заслу­ги срав­ни­вал с его заслу­га­ми. Феми­стокл ему ска­зал: « Одна­жды с празд­ни­ком всту­пил в спор после­празд­нич­ный день и гово­рил, что празд­ник полон хло­пот и утом­ле­ния, а в после­празд­нич­ный день все наслаж­да­ют­ся на досу­ге тем, что при­гото­ви­ли; а празд­ник на это ска­зал: “Прав­да твоя; одна­ко, если бы меня не было, и тебя не было бы”. Так вот, - про­дол­жал он, - и меня если бы тогда не было, где бы вы теперь были?»

Сын Феми­сток­ла сво­и­ми капри­за­ми застав­лял мать испол­нять все его жела­ния, а через нее и отца. Феми­стокл под­сме­и­ва­ясь над этим, гово­рил, что его сын самый силь­ный чело­век в Элла­де, пото­му что элли­нам дают свои веле­ния афи­няне, афи­ня­нам - он сам, ему само­му - мать его сына, а мате­ри - сын.

Желая быть чем-то осо­бен­ным сре­ди всех, Феми­стокл, про­да­вая поме­стье, велел гла­ша­таю объ­явить, что у него и сосед хоро­ший.

Из чис­ла жени­хов сво­ей доче­ри он отдал пред­по­чте­ние хоро­ше­му чело­ве­ку перед бога­тым, пото­му что, гово­рил он, он ищет чело­ве­ка, кото­ро­му нуж­ны день­ги, а не денег, кото­рым нужен чело­век.

Вот каков был Феми­стокл, судя по его изре­че­ни­ям.

19. Покон­чив с упо­мя­ну­ты­ми выше дела­ми, Феми­стокл тот­час при­нял­ся вновь отстра­и­вать город и обно­сить его сте­на­ми. По сло­вам Фео­пом­па, Феми­стокл под­ку­пил эфо­ров, чтобы они не про­ти­во­дей­ст­во­ва­ли ему, а по сооб­ще­ни­ям боль­шин­ства исто­ри­ков, он их обма­нул. Он явил­ся в Спар­ту под видом посла. Когда спар­тан­цы жало­ва­лись, что афи­няне стро­ят сте­ны вокруг горо­да, и Поли­арх, спе­ци­аль­но для этой цели при­слан­ный из Эги­ны, обви­нял Феми­сток­ла, он стал отри­цать это и пред­ло­жил послать в Афи­ны людей для осмот­ра: такой про­во­лоч­кой он выиг­ры­вал вре­мя для построй­ки стен и в то же вре­мя хотел, чтобы вме­сто него у афи­нян в руках были эти послан­ные. Так и слу­чи­лось: спар­тан­цы, узнав исти­ну, не тро­ну­ли его, а отпу­сти­ли, зата­ив свое недо­воль­ство.

После это­го Феми­стокл стал устра­и­вать Пирей, заме­тив удоб­ное поло­же­ние его при­ста­ней. Он ста­рал­ся и весь город при­спо­со­бить к морю; он дер­жал­ся поли­ти­ки, неко­то­рым обра­зом про­ти­во­по­лож­ной поли­ти­ке древ­них афин­ских царей. Послед­ние, как гово­рят, ста­ра­лись отвлечь жите­лей от моря и при­учить их к жиз­ни зем­ледель­цев, а не море­пла­ва­те­лей. Поэто­му они рас­пу­сти­ли бас­ню , буд­то бы Афи­на, спо­ря с Посей­до­ном из-за этой стра­ны, пока­за­ла судьям мас­ли­ну и победи­ла. Феми­стокл не то чтобы « при­кле­ил Пирей» к горо­ду, как выра­жа­ет­ся комик Ари­сто­фан , а город при­вя­зал к Пирею и зем­лю к морю. Этим он уси­лил демос про­тив ари­сто­кра­тии и при­дал ему сме­ло­сти, так как сила пере­шла в руки греб­цов, келев­стов и руле­вых. По этой при­чине и три­бу­ну на Пник­се , устро­ен­ную так, что она была обра­ще­на к морю, трид­цать тиран­нов впо­след­ст­вии повер­ну­ли лицом к зем­ле: они дума­ли, что гос­под­ство на море рож­да­ет демо­кра­тию, а оли­гар­хи­ей мень­ше тяготят­ся зем­ледель­цы.

20. Феми­стокл заду­мал еще более дале­ко иду­щий план, касав­ший­ся могу­ще­ства афи­нян на море. Когда эллин­ский флот после отступ­ле­ния Ксерк­са вошел в Пагас­скую гавань и зимо­вал там, Феми­стокл в одной сво­ей речи перед народ­ным собра­ни­ем ска­зал, что у него есть план, полез­ный и спа­си­тель­ный для афи­нян, но что нель­зя гово­рить о нем при всех. Афи­няне пред­ло­жи­ли ему сооб­щить этот план одно­му Ари­сти­ду и, если тот одоб­рит его, при­ве­сти его в испол­не­ние. Феми­стокл сооб­щил Ари­сти­ду, что он заду­мал под­жечь эллин­ский флот на его сто­ян­ке. Ари­стид заявил в народ­ном собра­нии, что нет ниче­го полез­нее, но в то же вре­мя бес­чест­нее того, что заду­мал Феми­стокл. Тогда афи­няне при­ка­за­ли Феми­сто­клу оста­вить это наме­ре­ние.

В собра­ние амфи­к­ти­о­нов спар­тан­цы внес­ли пред­ло­же­ние о том, чтобы горо­да, не участ­во­вав­шие в сою­зе про­тив пер­сов, были исклю­че­ны из амфи­к­ти­о­нии. Феми­стокл, опа­са­ясь, что они, уда­лив из собра­ния фес­са­лий­цев и аргос­цев, а так­же фиван­цев, ста­нут пол­ны­ми гос­по­да­ми голо­со­ва­ния и все будет делать­ся по их реше­нию, выска­зал­ся в поль­зу этих горо­дов и скло­нил пила­го­ров пере­ме­нить мне­ние: он ука­зал, что толь­ко трид­цать один город при­ни­мал уча­стие в войне, да и из них бо́ льшая часть - горо­да мел­кие. Таким обра­зом, про­изой­дет воз­му­ти­тель­ный факт, что вся Элла­да будет исклю­че­на из сою­за, и собра­ние очу­тит­ся во вла­сти двух или трех самых круп­ных горо­дов. Глав­ным обра­зом этим Феми­стокл навлек на себя враж­ду спар­тан­цев; поэто­му они и ста­ли ока­зы­вать боль­ший почет Кимо­ну и выдви­гать его как поли­ти­че­ско­го сопер­ни­ка Феми­сток­ла.

21. Феми­сток­ла не люби­ли и союз­ни­ки за то, что он ездил по ост­ро­вам и соби­рал с них день­ги. Так, по сло­вам Геро­до­та , тре­буя денег от жите­лей Анд­ро­са, он полу­чил от них в ответ сле­дую­щие сло­ва. Он гово­рил, что при­вез с собою двух богов, Убеж­де­ние и При­нуж­де­ние; а те отве­ча­ли, что у них есть две вели­кие боги­ни, Бед­ность и Нуж­да, кото­рые меша­ют им давать ему день­ги. Тимо­кре­онт, родос­ский лири­че­ский поэт, в одном сти­хотво­ре­нии доволь­но злоб­но напа­да­ет на Феми­сток­ла за то, что он дру­гим за взят­ки выхло­па­ты­вал воз­вра­ще­ние из изгна­ния на роди­ну, а его, свя­зан­но­го с ним уза­ми госте­при­им­ства и друж­бы, из-за денег бро­сил на про­из­вол судь­бы. Вот его сло­ва:



Еще гораздо более дерз­кую и необ­ду­ман­ную ругань изли­ва­ет Тимо­кре­онт на Феми­сток­ла после его изгна­ния и осуж­де­ния в одном сти­хотво­ре­нии, кото­рое начи­на­ет­ся так:



Гово­рят, что в осуж­де­нии Тимо­кре­он­та на изгна­ние за пере­ход на сто­ро­ну мидян при­ни­мал уча­стие и Феми­стокл. Так вот, когда Феми­стокл был обви­нен в при­вер­жен­но­сти к мидя­нам, Тимо­кре­онт сочи­нил на него такие сти­хи:



22. Так как уже и сограж­дане из зави­сти охот­но вери­ли раз­ным наве­там на Феми­сток­ла, ему при­хо­ди­лось поне­во­ле доку­чать им в Народ­ном собра­нии часты­ми напо­ми­на­ни­я­ми о сво­их заслу­гах. « Поче­му вы уста­е­те, - ска­зал он недо­воль­ным, - по несколь­ку раз полу­чать доб­ро от одних и тех же людей?»

Он навлек на себя неудо­воль­ст­вие наро­да так­же и построй­кой хра­ма Арте­ми­ды, кото­рую он назвал « Луч­шей совет­ни­цей» , наме­кая этим на то, что он подал горо­ду и всем элли­нам самый луч­ший совет, и к тому же постро­ил этот храм близ сво­его дома в Мели­те, куда теперь пала­чи бро­са­ют тела каз­нен­ных и куда выно­сят пла­тья и пет­ли уда­вив­ших­ся и уби­тых. В хра­ме Луч­шей совет­ни­цы еще в наше вре­мя нахо­ди­лась так­же малень­кая ста­туя Феми­сток­ла; вид­но, что у него была не толь­ко душа, но и наруж­ность героя.

Ввиду все­го это­го Феми­сток­ла под­верг­ли ост­ра­киз­му, чтобы уни­что­жить его авто­ри­тет и выдаю­ще­е­ся поло­же­ние; так афи­няне обык­но­вен­но посту­па­ли со все­ми, могу­ще­ство кото­рых они счи­та­ли тягост­ным для себя и не сов­ме­сти­мым с демо­кра­ти­че­ским равен­ст­вом. Ост­ра­кизм был не нака­за­ни­ем, а сред­ст­вом ути­шить и умень­шить зависть, кото­рая раду­ет­ся уни­же­нию выдаю­щих­ся людей и, так ска­зать, дыша враж­дой к ним, под­вер­га­ет их это­му бес­че­стью.

23. Изгнан­ный из оте­че­ства Феми­стокл жил в Арго­се. Слу­чай с Пав­са­ни­ем дал повод его вра­гам к выступ­ле­нию про­тив него. Обви­ни­те­лем его в измене был Лео­бот, сын Алк­мео­на из Аграв­лы; в обви­не­нии при­ня­ли уча­стие так­же и спар­тан­цы. Пав­са­ний, зани­мав­ший­ся при­веде­ни­ем в испол­не­ние заду­ман­но­го им пла­на извест­ной изме­ны, спер­ва скры­вал это от Феми­сток­ла, хотя он и был его дру­гом; но, увидя, что он изгнан из оте­че­ства и него­ду­ет на это, Пав­са­ний осме­лел и стал при­гла­шать его к уча­стию в этом деле: пока­зы­вал ему пись­ма от царя, воору­жал его про­тив элли­нов как небла­го­дар­ных него­дя­ев. Но Феми­стокл к прось­бе Пав­са­ния отнес­ся отри­ца­тель­но и от уча­стия наот­рез отка­зал­ся, одна­ко об его пред­ло­же­нии нико­му не ска­зал и нико­му не донес об этом деле: может быть, он ожидал, что Пав­са­ний сам отка­жет­ся от него или что оно иным путем обна­ру­жит­ся, так как Пав­са­ний зате­ял дело без­рас­суд­ное и рис­ко­ван­ное.

Таким обра­зом, после каз­ни Пав­са­ния были най­де­ны кое-какие пись­ма и доку­мен­ты, отно­сив­ши­е­ся к это­му делу, кото­рые набро­си­ли подо­зре­ние на Феми­сток­ла. Под­ня­ли крик про­тив него спар­тан­цы, а обви­нять ста­ли завидо­вав­шие ему сограж­дане. Его не было в Афи­нах; он защи­щал­ся пись­мен­но - глав­ным обра­зом про­тив преж­них обви­не­ний. В ответ на кле­ве­ту вра­гов он писал сограж­да­нам, что он, все­гда стре­мив­ший­ся к вла­сти и не имев­ший ни спо­соб­но­сти, ни жела­ния под­чи­нять­ся, нико­гда не про­дал бы вар­ва­рам и вра­гам вме­сте с Элла­дой и само­го себя. Тем не менее народ пове­рил обви­ни­те­лям и послал людей, кото­рым веле­но было аре­сто­вать его и при­ве­сти для суда в собра­ние элли­нов.

24. Но Феми­стокл пред­видел это и пере­пра­вил­ся в Кер­ки­ру; это­му горо­ду он когда-то ока­зал услу­гу. У них с корин­фя­на­ми был спор. Феми­сток­ла они выбра­ли в судьи, и он при­ми­рил враж­до­вав­ших, решив дело так, чтобы корин­фяне упла­ти­ли два­дцать талан­тов, а Лев­ка­дой чтобы обе сто­ро­ны вла­де­ли сооб­ща, как их общей коло­ни­ей. Оттуда Феми­стокл бежал в Эпир; пре­сле­ду­е­мый афи­ня­на­ми и спар­тан­ца­ми, он вве­рил­ся опас­ным и несбы­точ­ным надеж­дам: искал при­бе­жи­ща у Адме­та, царя молос­ско­го. Этот Адмет одна­жды обра­тил­ся с какой-то прось­бой к афи­ня­нам, но полу­чил пре­зри­тель­ный отказ от Феми­сток­ла, кото­рый тогда был на высо­те могу­ще­ства в государ­стве. С тех пор Адмет был озлоб­лен про­тив него, и ясно было, что ото­мстит ему, если Феми­стокл попа­дет­ся ему в руки. Но при тогдаш­нем бед­ст­вен­ном поло­же­нии Феми­стокл боял­ся вновь вспых­нув­шей нена­ви­сти сво­их еди­но­пле­мен­ни­ков боль­ше, чем ста­рин­но­го цар­ско­го гне­ва. На волю его гне­ва, он, не колеб­лясь, и отдал­ся, явив­шись к нему с моль­бой, одна­ко свое­об­раз­ным, необык­но­вен­ным обра­зом. Дер­жа его малень­ко­го сына, он при­пал к домаш­не­му оча­гу, пото­му что молос­сы счи­та­ют такое моле­ние самым дей­ст­вен­ным моле­ни­ем, - почти един­ст­вен­ным, кото­ро­го нель­зя отверг­нуть. Неко­то­рые гово­рят, что жена царя, Фтия посо­ве­то­ва­ла Феми­сто­клу при­бег­нуть к тако­му спо­со­бу моле­ния и поса­ди­ла сына вме­сте с ним к оча­гу; а дру­гие рас­ска­зы­ва­ют, что сам Адмет сочи­нил и разыг­рал с ним эту тор­же­ст­вен­ную сце­ну моле­ния, чтобы перед пре­сле­до­ва­те­ля­ми оправ­дать рели­ги­оз­ны­ми при­чи­на­ми невоз­мож­ность выдать его. Эпи­к­рат-ахар­ня­нин при­слал ему туда жену и детей, кото­рых он выкрал из Афин; за это впо­след­ст­вии Кимон пре­дал его суду, и он был каз­нен, как свиде­тель­ст­ву­ет Сте­сим­брот. Одна­ко потом Сте­сим­брот каким-то обра­зом сам ли забыл об этом, или изо­бра­зил Феми­сток­ла забыв­шим, - но толь­ко он утвер­жда­ет, что Феми­стокл поехал в Сици­лию и про­сил у тиран­на Гиеро­на, его дочь в заму­же­ство, обе­щая под­чи­нить ему элли­нов; но Гиерон ему отка­зал, и тогда Феми­стокл уехал в Азию.

25. Одна­ко неве­ро­ят­но, чтобы это так про­изо­шло. Фео­фраст в сво­ем сочи­не­нии « О цар­стве» рас­ска­зы­ва­ет, что когда Гиерон при­слал в Олим­пию лоша­дей на состя­за­ние и поста­вил рос­кош­но убран­ную палат­ку, Феми­стокл в собра­нии элли­нов про­из­нес речь о том, что палат­ку тиран­на надо раз­гра­бить, а лоша­дей - не допус­кать до состя­за­ния. А Фукидид рас­ска­зы­ва­ет , что Феми­стокл, при­дя к дру­го­му морю, отплыл из Пид­ны, и никто из спут­ни­ков не знал, кто он, до тех пор, пока суд­но буря не занес­ла к Нак­со­су, кото­рый тогда оса­жда­ли афи­няне. Тут Феми­стокл из стра­ха открыл­ся хозя­и­ну кораб­ля и руле­во­му; отча­сти прось­ба­ми, отча­сти угро­за­ми, что он их обви­нит перед афи­ня­на­ми, нал­жет на них, буд­то они не по неведе­нию, но за взят­ку с само­го нача­ла при­ня­ли его на суд­но, он заста­вил их про­ехать мимо ост­ро­ва и при­стать к бере­гу Азии.

Мно­го его денег было тай­но выве­зе­но при посред­стве его дру­зей и при­шло к нему в Азию; а коли­че­ство тех денег, кото­рые были обна­ру­же­ны и кон­фис­ко­ва­ны, ока­за­лось, по Фео­пом­пу, рав­ным ста талан­там, а, по Фео­фра­с­ту, вось­ми­де­ся­ти, тогда как до вступ­ле­ния его на поли­ти­че­ское попри­ще у него не было иму­ще­ства даже и на три талан­та.

26. По при­бы­тии в Киму Феми­стокл заме­тил, что мно­гие при­мор­ские жите­ли под­сте­ре­га­ют его, чтобы схва­тить, а осо­бен­но Эрго­тель и Пифо­дор (эта охота была выгод­на для тех, кто стре­мил­ся нажить­ся любы­ми сред­ства­ми, так как царь назна­чил за голо­ву Феми­сток­ла две­сти талан­тов). Поэто­му он бежал в эолий­ский горо­док Эги, где его никто не знал, кро­ме свя­зан­но­го с ним уза­ми госте­при­им­ства Нико­ге­на, вла­дель­ца само­го боль­шо­го состо­я­ния в Эолии, кото­рый был зна­ком с цар­ски­ми вель­мо­жа­ми. У него он скры­вал­ся несколь­ко дней. Затем по при­не­се­нии какой-то жерт­вы, после ужи­на, дядь­ка Нико­ге­но­вых детей, Оль­бий, при­дя в экс­таз и вдох­нов­ля­е­мый боже­ст­вом, воз­гла­сил вот какие сло­ва в фор­ме сти­ха:



После это­го Феми­стокл лег спать и видел во сне, что дра­кон изви­ва­ет­ся по его животу и под­пол­за­ет к шее; кос­нув­шись лица, он пре­вра­тил­ся в орла, обнял его кры­лья­ми, под­нял и нес дале­ко; вдруг пока­зал­ся золо­той каду­цей ; на него орел и поста­вил его в без­опас­но­сти, и Феми­стокл изба­вил­ся от ужас­но­го стра­ха и тре­во­ги.

Итак, Нико­ген его отпра­вил, при­ду­мав вот какую хит­рость. Боль­шей части вар­ва­ров, и осо­бен­но пер­сам, свой­ст­вен­на при­рож­ден­ная дикая и жесто­кая рев­ность: не толь­ко жен, но даже рабынь и налож­ниц они страш­но обе­ре­га­ют, чтобы никто из посто­рон­них не видел их; дома они живут вза­пер­ти, а в доро­ге их возят в повоз­ках с зана­вес­ка­ми, закры­тых со всех сто­рон. Такую повоз­ку устро­и­ли для Феми­сток­ла; он в нее укрыл­ся; так и вез­ли его. На вопро­сы встреч­ных про­во­жав­шие его отве­ча­ли, что везут бабен­ку-гре­чан­ку из Ионии к одно­му из цар­ских при­двор­ных.

27. Фукидид и Харон из Ламп­са­ка рас­ска­зы­ва­ют, что Ксерк­са тогда уже не было в живых и что Феми­стокл имел свида­ние с его сыном; но Эфор, Динон, Кли­тарх, Герак­лид и еще несколь­ко дру­гих авто­ров гово­рят, что он при­шел к само­му Ксерк­су. С хро­но­ло­ги­че­ски­ми дан­ны­ми, как дума­ют, более согла­сен рас­сказ Фукидида; впро­чем и в этих дан­ных нема­ло пута­ни­цы.

Итак, в самую реши­тель­ную мину­ту Феми­стокл обра­тил­ся к тыся­че­на­чаль­ни­ку Арта­ба­ну и ска­зал ему, что он, хотя и эллин, но хочет пого­во­рить с царем о важ­ных делах, кото­ры­ми царь осо­бен­но инте­ре­су­ет­ся. Арта­бан ему гово­рит: « Чуже­зе­мец! Зако­ны у людей раз­лич­ные: одно счи­та­ет­ся пре­крас­ным у одних, дру­гое - у дру­гих; но у всех счи­та­ет­ся пре­крас­ным чтить и хра­нить род­ные обы­чаи. Вы, гово­рят, выше все­го ста­ви­те сво­бо­ду и равен­ство; а у нас хоть и мно­го пре­крас­ных зако­нов, но пре­крас­нее всех тот, чтобы чтить царя и падать ниц перед ним, как перед подо­би­ем бога, хра­ни­те­ля все­го. Так, если ты, соглас­но с наши­ми обы­ча­я­ми, падешь ниц пред ним, то тебе мож­но увидеть царя и пого­во­рить с ним; если же ты мыс­лишь ина­че, то будешь сно­сить­ся с ним через дру­гих: несо­глас­но с оте­че­ски­ми обы­ча­я­ми, чтобы царь слу­шал чело­ве­ка, не пав­ше­го пред ним» . Выслу­шав это, Феми­стокл гово­рит ему: « Нет, Арта­бан, я при­шел сюда для того, чтобы умно­жить сла­ву и силу царя; я и сам буду пови­но­вать­ся вашим зако­нам, коль ско­ро так угод­но богу, воз­ве­ли­чив­ше­му пер­сов, и бла­го­да­ря мне еще боль­ше людей, чем теперь, будет падать пред ним. Итак, да не слу­жит это нико­им обра­зом пре­пят­ст­ви­ем мне ска­зать ему, то, что я хочу ска­зать» . « Но кто ты, и как нам доло­жить о тебе?» - спро­сил Арта­бан. « По уму ты не похож на про­сто­го чело­ве­ка» . « Это­го никто не может узнать, Арта­бан, рань­ше царя» , - отве­чал Феми­стокл.

Так рас­ска­зы­ва­ет Фаний, а Эра­то­сфен в сочи­не­нии « О богат­стве» еще добав­ля­ет, что слу­чай пого­во­рить и позна­ко­мить­ся с тыся­че­на­чаль­ни­ком Феми­стокл полу­чил через одну эре­три­ян­ку, с кото­рою тот жил.

28. Итак, Феми­сток­ла вве­ли к царю. Он, пав­ши ниц перед ним, потом встал и мол­чал. Царь при­ка­зал пере­вод­чи­ку спро­сить его, кто он. Когда пере­вод­чик спро­сил, Феми­стокл ска­зал: « К тебе, царь, при­шел афи­ня­нин Феми­стокл, изгнан­ник, пре­сле­ду­е­мый элли­на­ми. Мно­го зла вида­ли от меня пер­сы, но еще боль­ше добра, так как я поме­шал элли­нам пре­сле­до­вать пер­сов, когда, бла­го­да­ря спа­се­нию Элла­ды, без­опас­ность роди­ны дала воз­мож­ность ока­зать услу­гу и вам. Что каса­ет­ся меня, то, при тепе­ре­ш­нем моем бед­ст­вен­ном поло­же­нии, я не могу пре­тен­до­вать ни на что и при­шел гото­вый как при­нять бла­го­дар­ность, если ты мило­сти­во со мною при­ми­ришь­ся, так и про­сить тебя сло­жить гнев, если ты пом­нишь зло. Но ты смот­ри на моих вра­гов как на свиде­те­лей услуг моих пер­сам и исполь­зуй теперь мои несча­стия луч­ше для того, чтобы пока­зать свое вели­ко­ду­шие, чем для того, чтобы удо­вле­тво­рить свой гнев: сохра­нив мне жизнь, ты спа­сешь чело­ве­ка, при­бе­гаю­ще­го к тебе с моль­бою, а, погу­бив меня, погу­бишь того, кто стал вра­гом элли­нов» . После это­го Феми­стокл в под­креп­ле­ние слов сво­их при­вел ука­за­ние на боже­ст­вен­ную волю и рас­ска­зал сон, кото­рый видел в доме Нико­ге­на, и ора­кул Додон­ско­го Зев­са, кото­рый пове­лел ему идти к тому, кто носит имя, оди­на­ко­вое с име­нем бога (он дога­дал­ся, что бог его посы­ла­ет к царю, пото­му что оба они - вели­кие цари и носят это назва­ние). Выслу­шав это, перс ему не дал ника­ко­го отве­та, хотя и вос­хи­щал­ся вели­чи­ем духа его и сме­ло­стью; но пред сво­и­ми при­бли­жен­ны­ми он поздра­вил себя с этим как с вели­чай­шим сча­стьем и, помо­лив­шись о том, чтобы Ари­ма­ний все­гда вну­шал вра­гам мысль изго­нять из сво­ей стра­ны самых луч­ших людей, при­нес, гово­рят, жерт­ву богам и тот­час же при­сту­пил к попой­ке, а ночью во сне с радо­сти три­жды про­кри­чал: « Афи­ня­нин Феми­стокл у меня в руках!» .

29. На дру­гой день утром царь созвал сво­их при­бли­жен­ных и велел вве­сти Феми­сток­ла, кото­рый не ожидал ниче­го доб­ро­го, видя, что при­двор­ные, как толь­ко узна­ли его имя, когда он вошел, были настро­е­ны враж­деб­но и бра­ни­ли его. Сверх того, когда Феми­стокл, под­хо­дя к царю, шел мимо тыся­че­на­чаль­ни­ка Рок­са­на, послед­ний тихо вздох­нул и ска­зал, хотя царь уже сидел и все дру­гие мол­ча­ли: « Змея эллин­ская, меня­ю­щая свои цве­та! Доб­рый гений царя при­вел тебя сюда» . Одна­ко, когда он пред­стал пред лицом царя и опять пал ниц перед ним, царь его при­вет­ст­во­вал и лас­ко­во ска­зал, что он уже дол­жен ему две­сти талан­тов, пото­му что он, при­ведя само­го себя, име­ет пра­во полу­чить награ­ду, назна­чен­ную тому, кто его при­ведет. Царь обе­щал ему еще гораздо боль­ше, обо­д­рил его и поз­во­лил гово­рить об эллин­ских делах откро­вен­но, что хочет. Феми­стокл отве­чал, что речь чело­ве­че­ская похо­жа на узор­ча­тый ковер: как ковер , так и речь, если их раз­вер­нуть, пока­зы­ва­ют свои узо­ры, а, если свер­нуть, то скры­ва­ют их и иска­жа­ют. Поэто­му ему нуж­но вре­мя.

Царю понра­ви­лось срав­не­ние, и он пред­ло­жил ему назна­чить срок. Феми­стокл попро­сил год, выучил­ся в доста­точ­ной сте­пе­ни пер­сид­ско­му язы­ку и стал раз­го­ва­ри­вать с царем непо­сред­ст­вен­но. Людям, дале­ко сто­яв­шим от дво­ра, он давал повод думать, что гово­рит об эллин­ских делах; но, так как при дво­ре и меж­ду сво­и­ми при­бли­жен­ны­ми царь в то вре­мя про­из­во­дил мно­го ново­введе­ний, то Феми­стокл навлек на себя зависть вель­мож, кото­рые дума­ли, что он имел дер­зость и про­тив них откро­вен­но гово­рить с царем. Да и на самом деле, поче­сти, ока­зы­вае­мые ему, были непо­хо­жи на поче­сти дру­гим ино­стран­цам: он при­ни­мал уча­стие вме­сте с царем и в охо­те, и в его домаш­них заня­ти­ях, так что даже полу­чил доступ к мате­ри царя, стал у нее сво­им чело­ве­ком и по при­ка­за­нию царя изу­чил нау­ку магов.

Когда спар­тан­цу Дема­ра­ту царь при­ка­зал про­сить пода­рок, он попро­сил поз­во­ле­ния про­ехать через Сар­ды в пря­мой тиа­ре как цари. Тут дво­ю­род­ный брат царя, Мит­ро­павст, дотро­нув­шись до тиа­ры Дема­ра­та, ска­зал: « В этой тиа­ре нет моз­га, кото­рый бы она при­кры­ва­ла, и ты не будешь Зев­сом, если возь­мешь мол­нию» . Когда царь в гне­ве за такую прось­бу про­гнал от себя Дема­ра­та и, каза­лось, был непри­ми­ри­мо настро­ен к нему, Феми­стокл хода­тай­ст­во­вал за него и уго­во­рил царя при­ми­рить­ся с ним.

Гово­рят, и после­дую­щие цари, при кото­рых Пер­сия всту­пи­ла в более близ­кие отно­ше­ния с Элла­дой, когда им была надоб­ность в ком-нибудь из элли­нов, в пись­ме сво­ем обе­ща­ли ему, что он будет при царе выше Феми­сток­ла. А сам Феми­стокл, когда был вели­ким чело­ве­ком и рас­по­ло­же­ния его мно­гие иска­ли, гово­рят, одна­жды за рос­кош­ным сто­лом ска­зал детям: « Дети, мы погиб­ли бы, если бы не погиб­ли» .

По свиде­тель­ству боль­шин­ства писа­те­лей, Феми­сто­клу были даны три горо­да на хлеб, на вино и на рыбу - Маг­не­сия, Ламп­сак и Миунт; Неанф из Кизи­ка и Фаний при­бав­ля­ют еще два горо­да - Пер­коту и Палес­кеп­сис - на постель и на одеж­ду.

30. Когда Феми­стокл поехал к морю по делам, касаю­щим­ся Элла­ды, перс по име­ни Эпи­к­сий, сатрап Верх­ней Фри­гии, заду­мал поку­ше­ние на его жизнь. Задол­го до это­го он под­го­во­рил каких-то писидий­цев убить его, когда тот оста­но­вит­ся ноче­вать в горо­де Леон­то­ке­фа­ле . В пол­день ему во сне, гово­рят, яви­лась Мать богов и ска­за­ла: « Феми­стокл, избе­гай голо­вы львов, чтобы не попасть­ся льву. А я за это тре­бую от тебя в слу­жи­тель­ни­цы Мне­сип­то­ле­му» . Встре­во­жен­ный этим виде­ни­ем, Феми­стокл помо­лил­ся богине, свер­нул с боль­шой доро­ги, поехал круж­ным путем и, мино­вав то место, оста­но­вил­ся ноче­вать. Так как одно из вьюч­ных живот­ных, вез­ших его палат­ку, упа­ло в реку, то слу­ги Феми­сток­ла рас­тя­ну­ли намок­шие заве­сы для суш­ки. Тем вре­ме­нем писидий­цы при­бе­жа­ли с меча­ми и, не раз­глядев­ши хоро­шень­ко при лун­ном све­те, поду­ма­ли, что это - Феми­сто­кло­ва палат­ка, и что они най­дут его в ней спя­щим. Когда они подо­шли и ста­ли под­ни­мать заве­су, сто­ро­жа набро­си­лись на них и схва­ти­ли. Избе­жав таким обра­зом опас­но­сти и изу­мив­шись явле­нию боги­ни, Феми­стокл соорудил в Маг­не­сии храм Дин­ди­ме­ны и сде­лал в нем жри­цей дочь свою Мне­сип­то­ле­му.

31. По при­бы­тии в Сар­ды Феми­стокл в сво­бод­ное вре­мя осмат­ри­вал архи­тек­ту­ру хра­мов и мно­же­ство даров, посвя­щен­ных богам. Меж­ду про­чим, он увидал в хра­ме Мате­ри богов брон­зо­вую ста­тую девуш­ки, так назы­вае­мую « носи­тель­ни­цу воды» , в два лок­тя выши­ною. Когда он был в Афи­нах смот­ри­те­лем вод, он пре­дал суду воров, отво­див­ших воду; на день­ги, взя­тые с них в виде штра­фа, он при­ка­зал сде­лать эту ста­тую и посвя­тить ее богам. Может быть, он почув­ст­во­вал жалость при виде того, что его дар богам нахо­дит­ся в пле­ну, или он хотел пока­зать афи­ня­нам, каким поче­том и вли­я­ни­ем он поль­зу­ет­ся у царя, но толь­ко он обра­тил­ся к лидий­ско­му сатра­пу с прось­бой ото­слать ста­тую девуш­ки в Афи­ны. Вар­вар в него­до­ва­нии гро­зил напи­сать об этом пись­мо царю. Феми­стокл в стра­хе при­бег­нул к заступ­ни­че­ству гаре­ма и, ода­рив­ши день­га­ми его налож­ниц, ути­шил его гнев, но после это­го стал вести себя осто­рож­нее, опа­са­ясь уже и зави­сти вар­ва­ров. Он пере­стал разъ­ез­жать по Азии, как уве­ря­ет Фео­помп, а жил в Маг­не­сии, полу­чал боль­шие подар­ки и поль­зо­вал­ся поче­том наравне с самы­ми знат­ны­ми пер­са­ми. Мно­го вре­ме­ни жил он покой­но, пото­му что царь, заня­тый дела­ми в Верх­ней Азии, не обра­щал осо­бен­но­го вни­ма­ния на эллин­ские дела. Но вос­ста­ние в Егип­те при под­держ­ке афи­нян, про­дви­же­ние эллин­ских воен­ных кораб­лей до Кип­ра и Кили­кии и гос­под­ство Кимо­на на море, - все это при­влек­ло вни­ма­ние царя и заста­ви­ло его, в свою оче­редь, пред­при­нять что-либо про­тив элли­нов и пре­пят­ст­во­вать их уси­ле­нию. Про­из­во­дил­ся набор войск, рас­сы­ла­лись вое­на­чаль­ни­ки по раз­ным направ­ле­ни­ям, при­ез­жа­ли к Феми­сто­клу курье­ры с при­ка­зом от царя занять­ся эллин­ски­ми дела­ми и испол­нить свои обе­ща­ния. Но Феми­стокл не пылал гне­вом про­тив сво­их сооте­че­ст­вен­ни­ков; такой вели­кий почет и вли­я­ние так­же не влек­ли его к войне. Может быть, он счи­тал даже неис­пол­ни­мым это пред­при­я­тие, пото­му что Элла­да име­ла тогда вели­ких пол­ко­вод­цев, в чис­ле кото­рых Кимон осо­бен­но отли­чал­ся сво­и­ми необык­но­вен­ны­ми успе­ха­ми в воен­ных делах. Но глав­ным обра­зом из ува­же­ния к сла­ве соб­ст­вен­ных подви­гов и преж­них тро­фе­ев, он при­нял самое бла­го­род­ное реше­ние - поло­жить сво­ей жиз­ни конец, ей подо­баю­щий. Он при­нес жерт­ву богам, собрал дру­зей, подал им руку. По наи­бо­лее рас­про­стра­нен­но­му пре­да­нию, он выпил бычьей кро­ви



Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter
ПОДЕЛИТЬСЯ:
Выселение. Приватизация. Перепланировка. Ипотека. ИСЖ