Выселение. Приватизация. Перепланировка. Ипотека. ИСЖ

В данной главе главным образом рассматривается история возникновения жанра повести, ее особенности, проблематика, типология. Она разделена на два параграфа: первый параграф посвящен непосредственно истории жанра, второй - типологии повести первой трети XIX века.

Определение жанра повести в современном литературоведении

Повесть прозаическая - одна из жанровых разновидностей средней эпической формы (наряду с новеллой, рассказом и новой, неканонической поэмой), которую отличает следующая система константных структурных признаков: 1) в области "события, о котором рассказывается" - доминирование циклической сюжетной схемы, ситуация испытания героя и поступок как результат этического выбора, принцип обратной ("зеркальной") симметрии в расположении важнейших событий; 2) в структуре "события самого рассказывания" - нерефлектируемый его характер, предпочтение временной дистанции, оценочная направленность повествования на этическую позицию героя и возможность авторитетной резюмирующей позиции, тенденция к переосмыслению основного события и приданию ему иносказательно-обобщенного значения (параллельный вставной сюжет или дополнительный его аналог в финале); 3) в аспекте "зоны построения образа" героя - серьезность, неравноценность изображенного мира действительности автора и читателя и в то же время потенциальная близость кругозоров действующего лица и повествователя (может реализоваться в финале); соотнесение героя и его судьбы с известными образцами поведения в традиционных ситуациях и, следовательно, трактовка центрального события как "примера" (зачастую - временного отклонения от нормы), а также извлечение из рассказанной истории жизненных уроков. Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / Гл. научный руководитель Н. Д. Тамарченко / М., 2008.

Повесть в современной русской теории литературы - средний по объему текста или сюжета эпический прозаический жанр, промежуточный между рассказом и романом. В мировой литературе чаще всего четко не вычленяется. В древнерусской литературе повесть не была жанром; этим словом обозначались произведения самых разных типов, включая летописные ("Повесть временных лет"). В 18 веке появились авторские стихотворные повести: у И.Ф.Богдановича "Душенька" (1778)--"древняя повесть в вольных стихах", "Добромысл" (конец 1780-х) -- "старинная повесть в стихах". Сатирический "Каиб" (1792) И. А. Крылова, напоминающий "восточные повести" Вольтера, снабжен подзаголовком "восточная повесть". А.С.Пушкин применял слово "повесть" к своим поэмам: "Кавказскому пленнику" (1820-21), "Медному всаднику" (1833). У Н.В.Гоголя ранние повести короче, чем последующие, а "Тарас Бульба" (1835) по объему сопоставим с некоторыми романами 1830-х. М. Горький дал своей четырехтомной хронике "Жизнь Клима Самгина. Сорок лет" подзаголовок "повесть", судя по всему, подчеркивая прежде всего, что это не роман, а повествование вообще. В последней трети XX века были писатели, проявившие себя именно в повести потому, что средний жанр подвергался критике меньше, чем крупный. Это зрелый Ю.В.Трифонов, ранний Ч.Т.Айтматов, В.Г.Распутин, В.В.Быков. Литературная энциклопедия терминов и понятий/под ред. А. Н. Николюкина/ М, 2001.--1600 стб.

Первоначальное значение слова "повесть" в нашей древней письменности весьма близко к его этимологии: повесть -- то, что повествуется, представляет законченное повествование, поэтому применяют его свободно и широко. "Так, повестью часто назывались житийные, новеллистические, агиографические или летописные произведения (например, "Повесть о житии и отчасти чудес исповедание блаженного Михаила...", "Повести о мудрых женах" или известное "Се повести временных лет" и т. д.). И наоборот, в заглавиях старинных повестей можно найти термины "Сказание", "Житие", "Деяния" соответственно распространенному на Западе лат. "gesta", "Слово", при нравоучительном осмыслении -- нередко "Притча", позже "Приклад" (т. е. пример)". Виноградов В В. , Избр. труды: О языке художественной прозы. [Т. 5]. М., 1980. Тем не менее старинная повесть теснейшим образом переплетается с большинством других повествовательных жанров. В недостаточно дифференцированной, "синкретичной" древней письменности повесть является общей жанровой формой, в которой переплетаются почти все повествовательные жанры: житийные, апокрифические, хроникальные, воинско-эпические и т. п. Для повести характерно связное изложение не одного, а целого ряда фактов, объединенных единым стержнем. Центральную линию развития повестийных жанров дают повести светские, которые содержали в себе тенденцию развития беллетристики. Вместе с тем сравнительная простота социальных отношений и бытовых их проявлений и примитивность познавательных возможностей литературы определяли сюжетную однолинейность, "одноплановость" древних произведений, свойственную повести. Только в позднейший период средневековой литературы появляются бытовые, авантюрные, говорящие об "обычных" людях и построенные на художественном вымысле светские повести. Этот период является этапом в развитии русской литературы, когда общая масса повествовательных жанров начинает с большей отчетливостью диференцироваться, выделяя, с одной стороны, новеллу, с другой -- роман как уже отчетливо определившиеся жанры. Такого рода произведения, как "Повесть о Карпе Сутулове", "О Шемякине суде" и т. п., терминологически еще не обособившиеся в отдельный жанр, являются в сущности типичными новеллами. При наличии такой диференциации повествовательных форм понятие "повесть" приобретает новое и более узкое содержание, занимая среднее положение между романом и новеллой. Это прежде всего определяется масштабом объема и сложности охватываемой произведением действительности. Но размер произведения решающей роли при этом не играет: маленькая повесть может быть короче длинного рассказа (например, у Л. Н. Толстого повесть "Записки маркера" и рассказ "Метель"), большая же может оказаться длиннее небольшого романа. Однако в среднем повесть длиннее рассказа и короче романа; размер произведения является производным от его внутренней структуры. По сравнению с рассказом повесть -- более емкая форма, поэтому число действующих лиц в ней обычно больше, чем в рассказе. В первой трети XIX века в господствующем стиле, т. е. в стиле различных групп дворянства, выдвигаются преимущественно стихотворные повести и драматургические жанры. Позднее, в 30-х гг., когда с чрезвычайной интенсивностью начинает расти проза, в ней выдвигается на первый план вместе с романом и повесть. Так, Белинский в 30-х гг. утверждал: "Теперь вся наша литература превратилась в роман и повесть" ("О русской повести и повестях Гоголя"). Развитие повести несомненно связано с обращением литературы к "прозаической", обыденной действительности (недаром Белинский противопоставляет повесть и роман "героической поэме" и оде классицизма), хотя сама эта действительность может восприниматься авторами и в романтическом аспекте (например, петербургские повести Н. В. Гоголя, ряд повестей В. Одоевского, Марлинского, такие произведения Н. Полевого, как "Блаженство безумия", "Эмма" и др.). Но среди повестей 30-х гг. было немало и обладавших исторической тематикой (романтические повести Марлинского, повести Вельтмана и др.). Но подлинно типичными для эпохи, новыми по сравнению с предыдущим этапом, являются повести с реалистической устремленностью, обращенные к современной, будничной жизни ("Повести Белкина" А. С. Пушкина, буржуазная и мелкобуржуазная бытовая повесть М. П. Погодина, И.Н. Павлова, Н. А. Полевого и других; у романтиков -- В. Ф. Одоевского и А. А. Марлинского). С дальнейшим развитием русской литературы, в которой все большую роль начинает играть роман, повесть все же сохраняет достаточно заметное место. Приблизительно такой же удельный вес сохраняет повесть в творчестве наших современных писателей. Исключительный вклад в развитие повести сделал М. Горький своими автобиографическими повестями ("Детство", "В людях", "Мои университеты"), структурной особенностью которых является большая значимость окружающих основное действующее лицо персонажей. Прочное место заняла повесть в творчестве ряда других современных писателей. Достаточно назвать такие популярнейшие произведения советской литературы, как "Чапаев" Д.А.Фурманова, "Ташкент -- город хлебный" С.И.Неверова и мн. др. При этом "однолинейность" повести, известная простота ее структуры в литературе социалистического реализма, не идет в ущерб глубине социального осмысления отражаемых явлений и эстетической ценности произведения. Виноградов В. В. Сюжет и стиль. Сравнительно-историческое исследование, М.: АН СССР,1963. - С.102

» русской традиции, означающим «короткий рассказ» ).

Историческое значение

Сюжет классической повести (как он сложился в реалистической литературе второй половины XIX века) обычно сосредоточен вокруг образа главного героя, личность и судьба которого раскрываются в пределах немногих событий, в которых он принимает непосредственное участие. Побочные сюжетные линии в повести (в отличие от романа), как правило, отсутствуют, повествовательный хронотоп сконцентрирован на узком промежутке времени и пространства. Количество персонажей в повести, в целом, меньше, чем в романе, причём характерное для романа чёткое разграничение между главными и второстепенными персонажами в повести, как правило, отсутствует или это разграничение несущественно для развития действия.

Иногда одно и то же произведение сам автор характеризует в различных жанровых категориях. Так, Тургенев сначала называл «Рудина » повестью, а затем - романом. Названия повестей часто связаны с образом главного героя («Бедная Лиза » Н. М. Карамзина, «Рене » Р. Шатобриана , «Неточка Незванова » Ф. М. Достоевского и др) или с ключевым элементом сюжета («Собака Баскервилей » А.Конан-Дойла, «Степь » А. П. Чехова, «Уездное » Е. И. Замятина).

См. также

  • Философская повесть (conte philosophique ) - специфический жанр эпохи Просвещения , в котором работали Вольтер и Дидро , в России - А. П. Беницкий («Ибрагим, или Великодушный»).

Напишите отзыв о статье "Повесть"

Примечания

Отрывок, характеризующий Повесть

Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»

жанр эпического рода литературы. С формальной точки зрения находится между романом (большая форма) и рассказом (малая форма). Друг от друга эти формы отличаются объемом текста, количеством героев и поднятых проблем, сложностью конфликта и т. д. В повести основная нагрузка ложится не на динамические, а на статические компоненты: важно не столько движение сюжета (что характерно, напр., для романа), сколько разного рода описания: героев, места действия, психологического состояния человека. В повести эпизоды часто следуют один за другим по принципу хроники, внутренней связи между ними нет или она ослаблена. Так строятся многие рус. повести – «Записки из мертвого дома» Ф. М. Достоевского, «Очарованный странник» Н. С. Лескова, «Степь» А. П. Чехова, «Деревня» И. А. Бунина.

Также повесть – один из жанров древнерусской литературы. Следует отличать современную повесть, сложившуюся как жанр в 19 в., и древнерусскую повесть, название которой указывало в первую очередь на ее эпичность. Повесть должна была о чем-то поведать («Повесть временных лет», «Повесть об Акире Премудром»), в отличие от более лирического слова.

В литературе 19–20 вв. повесть тяготеет к романной форме, но сохраняет некоторые жанровые и тематические особенности. Так, напр., свободная связь между эпизодами приводит к тому, что повесть часто строится как биография или автобиография: «Детство», «Отрочество», «Юность» Л. Н. Толстого, «Жизнь Арсеньева» И. А. Бунина и т. д.

Центр художественного мира повести – не сюжет, а развертывание многообразия мира, расширение картины во времени и пространстве. Так, напр., в повести «Старосветские помещики» Н. В. Гоголя дается подробное описание всех деталей жизни пожилой семейной пары – Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны: «Но самое замечательное в доме – были поющие двери. Как только наставало утро, пение дверей раздавалось по всему дому. Я не могу сказать, отчего они пели: перержавевшие ли петли были тому виною или сам механик, делавший их, скрыл в них какой-нибудь секрет, – но замечательно то, что каждая дверь имела свой особенный голос: дверь, ведущая в спальню, пела самым тоненьким дискантом; дверь в столовую хрипела басом; но та, которая была в сенях, издавала какой-то странный дребезжащий и вместе стонущий звук, так что, вслушиваясь в него, очень ясно наконец слышалось: „Батюшки, я зябну!“ Для этого в повесть вводится рассказчик, смена впечатлений которого и создает возможность для показа различных аспектов жизни. Голос автора или рассказчика может выполнять свою роль в повести независимо от того, насколько реально он выражен. Так, литературоведы полагают, что очень важную роль авторский голос играет в повести „Жизнь Клима Самгина“ М. Горького (несмотря на ее размер, сам автор определяет ее как повесть), хотя формально он выражен слабо.

В рус. литературе термин «повесть» часто используется для обозначения цикла произведений, объединенных общей тематикой: напр., «Повести Белкина» А. С. Пушкина, «Петербургские повести» Н. В. Гоголя. В этом случае значение слова «повесть» актуализирует свои древнерусские коннотации: повесть как то, что поведано кем-либо, один из древнейших устных жанров.

Повесть это в современной русской теории литературы средний по объему текста или сюжета эпический прозаический жанр, промежуточный между рассказом и романом. В мировой литературе чаще всего четко не вычленяется. Так, по-японски слово «моногатари», зафиксированное с 9 века, буквально значит «рассказ о вещах» и определяет прозаические произведения разных жанров: фантастическую сказку, волшебную повесть, собрание коротких сказок или легенд, крупное произведение-аналог европейского романа, героическую эпопею. По-английски повесть - tale, с середины 18 века терминами history, novel именовалась противопоставленная старым любовным романам (romance) разновидность романа с персонажами, наделенными более разносторонними интересами, с тематикой из сферы обычной современной жизни. По-французски повесть - conte, буквально «сказка», то, что сказывается, рассказывается, повествуется (воспитанный на французской культуре А.С.Пушкин в письмах называет сказками свои «Повести Белкина»); однако слово conte применяется и к стихам - например, «Сказки и рассказы в стихах» («Contes et nouvelles en vers», 1665-85) Ж.Лафонтена. пользуется термином «микророман», в частности, он привился в Эстонии.

В древнерусской литературе повесть не была жанром ; этим словом обозначались повествования самых разных типов, включая летописные («Повесть временных лет»). В 18 веке появились авторские стихотворные повести: у И.Ф.Богдановича «Душенька» (1778)-«древняя повесть в вольных стихах», «Добромысл» (конец 1780-х) - «старинная повесть в стихах». В подзаголовок одно слово «повесть» первоначально не выносилось как бессодержательное, требовавшее определения, уточнения; сатирический «Каиб» (1792) И.А.Крылова, напоминающий «восточные повести» Вольтера, снабжен подзаголовком «восточная повесть». В 1790-е Н.М.Карамзин своими сентиментальными повестями возвел прозу в ранг высокой литературы. Пушкин применял слова «повести» к своим поэмам: «Кавказскому пленнику» (1820-21), «Медному всаднику» (1833, «петербургская повесть»-обозначение, заимствованное А.А.Ахматовой для первой части «Поэмы без героя», 194062, - «Девятьсот тринадцатый год»), фантастический и «высокий» по теме «Демон» (1829-39) М.Ю.Лермонтова-также «восточная повесть».

Прозаическую повесть от Карамзина до Пушкина, структурно и по объему обычно аналогичную тогдашним западноевропейским новеллам, нельзя с ними отождествлять: в ранней русской прозе повесть и роман не противопоставлялись по объему даже так относительно, как на Западе. У Н.В.Гоголя ранние повести короче последующих, а «Тарас Бульба» (1835), прозаическое подражание героическому эпосу Гомера, по объему сопоставим с некоторыми романами 1830-х.

Д.П.Святополк-Мирский в своей «Истории русской литературы…» (1926) находил, что романы И.С.Тургенева отличаются от его повестей не столько объемом, сколько наличием злободневных разговоров персонажей. Сам Тургенев чаще называл их повестями и лишь в 1880, когда после Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского роман утвердился как высшее достижение национальной культуры, объединил свои шесть небольших романов под этим общим наименованием. В 20 веке объем текста тоже не всегда рассматривается как определяющий жанровый признак. М.Горький дал своей четырехтомной хронике «Жизнь Клима Самгина. Сорок лет» подзаголовок «повесть», видимо, подчеркивая прежде всего, что это не роман, а повествование вообще. «Повесть, - писал А.И.Солженицын в автобиографической книге «Бодался теленок с дубом» (Paris, 1975), - это то, что чаще всего у нас гонятся называть романом: где несколько сюжетных линий и даже почти обязательна протяженность во времени. А роман (мерзкое слово! нельзя ли иначе?) отличается от повести не столько объемом и не столько протяженностью во времени (ему даже пристала сжатость и динамичность), сколько - захватом множества судеб, горизонтом взгляда и вертикалью мысли». В последней трети 20 века были писатели, проявившие себя преимущественно в жанре повести, отчасти потому, что средний жанр навлекал меньшие идеологические претензии, чем крупный. Это зрелый Ю.В.Трифонов, ранний Ч.Т.Айтматов, В.Г.Распутин, В.В.Быков. Западные литературы по-прежнему часто оставляют прозаические произведения среднего объема без четкого обозначения. Например, «Старик и море» (1952) Э.Хемингуэя принято называть и повестью, и рассказом (новеллой).

ПОВЕСТЬ. Слово "повесть" происходит от глагола "поведать". Старинное значение термина - "весть о каком-то событии" указывает на то, что этот жанр вбирает в себя устные рассказы, события, виденные или слышанные рассказчиком. Важным источником таких "повестей" являются летописи (Повесть временных лет и др.). В древнерусской литературе "повестью" называли всякое повествование о каких-либо событиях (Повесть о нашествии Батыя на Рязань, Повесть о Калкской битве, Повесть о Петре и Февронии и др.".

Современное литературоведение определяет "повесть" как эпический прозаический жанр, занимающий промежуточное место между романом, с одной стороны, и рассказом и новеллой - с другой. Однако объем сам по себе еще не может указывать на жанр. Романы Тургенева Дворянское гнездо и Накануне меньше некоторых повестей, например, Поединка Куприна. Капитанская дочка Пушкина не велика по объему, но все, что происходит с главными героями, тесно связано с крупнейшим историческим событием 18 в. - Пугачевским бунтом. Очевидно, именно поэтому сам Пушкин называл Капитанскую дочку не повестью, а романом. (Авторское определение жанра очень важно).

Дело не столько в объеме, сколько в содержании произведения: охват событий, временные рамки, сюжет, композиция, система образов и т.д. Так, утверждается, что рассказ обычно изображает одно событие из жизни героя, роман - целую жизнь, а повесть - ряд событий. Но и это правило не абсолютное, границы между романом и повестью, а также между повестью и рассказом - зыбки. Иногда одно и то же произведение называется то повестью, то романом. Так, Тургенев сначала называл Рудина повестью, а потом романом.

В силу своей многогранности жанр повести с трудом поддается однозначному определению. В.Белинский так писал о специфике повести: "Есть события, есть случаи, которых… не хватило бы на драму, не стало бы на роман, но которые глубоки, которые в одном мгновении сосредотачивают столько жизни, сколько не изжить ее и в века: повесть ловит их и заключает в свои тесные рамки. Ее форма может вместить в себя все, что хотите, - и легкий очерк нравов, и колкую саркастическую насмешку над человеком и обществом, и глубокое таинство души, и жестокую игру страстей. Краткая и быстрая, легкая и глубокая вместе, она перелетает с предмета на предмет, дробит жизнь по мелочи и вырывает листки из великой книги этой жизни".

История становления.

I. ПОВЕСТЬ В ДРЕВНЕЙ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ. - Первоначальное значение слова "П." в нашей древней письменности весьма близко к его этимологии: П. - то, что повествуется, представляет законченное повествование. Поэтому применение его весьма свободно и широко. Так, П. часто назывались произведения житийные, новеллистические, агиографические или летописные (напр. "Повесть о житии и отчасти чудес исповедание блаженного Михаила...", "Повести о мудрых женах" или известное "Се повести временных лет" и т. д.)


Центральную линию развития повестийных жанров дают повести светские, которые несли в себе в условиях своего времени тенденцию развития беллетристики как таковой. Обслужить все потребности, все стороны социальной практики класса одни церковные (преобладавшие) жанры не могли: задачи организации светской власти, разностороннего классового воспитания, наконец запросы любознательности и тяга к занимательному чтению требовали более разносторонней литературы. Отвечая всем этим потребностям, направленным на реальную жизнь, на ее "светские" стороны, литература эта и сама была в общем более реалистической и далекой от аскетизма церковных писаний, хотя реалистичность эта часто бывала весьма относительной; темы исторические, географические и т. п. были столь пронизаны баснословными легендарными элементами, что произведения, их разрабатывавшие, носили порою весьма фантастический характер ("Александрия", "Девгениево деяние" и т. п.)

Наряду с воинскими П. значительное место в нашей средневековой лит-ре занимали П. политические и религиозно-политические, использовавшие в целях пропаганды той или иной политической идеи обычно псевдоисторические или легендарные сюжеты, порою заимствованные из переводной лит-ры, а иногда из устной поэзии. Таковы сказания о Вавилонском царстве и Белом клобуке, отражающие борьбу за преобладание Москвы и Новгорода, произведения Ивана Пересветова XVI в., воплощающие антибоярскую политическую программу служилого дворянства, П. о Петре и Февронии и т. д.

II. ПОВЕСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ ПЕРЕХОДНОГО И НОВОГО ПЕРИОДА. - Только в позднейший период нашей средневековой лит-ры появляются в ней бытовые, авантюрные, вообще говорящие об "обычных" людях и построенные на художественном вымысле светские П. Здесь уже - зарождение жанра П. в современном значении этого термина. Это происходит лишь в XVII в., в период, когда в результате обострения феодальных противоречий, выдвижения дворянства и купечества, ослабления роли церкви, связанной с этим бытовой перестройки начинает расти русская беллетристика, обособляющаяся от церковной, исторической, публицистической лит-ры и освобождающаяся от подавляющего авторитета религиозной догмы. Опираясь на образцы зап.-европейской буржуазной лит-ры, поднимающееся дворянство, прогрессивная часть купечества, передовые группы мелкой буржуазии создают свои, в общем реалистически направленные произведения, отражающие новые социально-бытовые отношения, вырабатывают приемы художественного бытописания ("Повесть о Фроле Скобееве", "Повесть о Карпе Сутулове", "Повесть о Ерше Ершовиче" и др.). Не избежали влияния новых лит-ых веяний и консервативные группы, в частности консервативная часть купечества, дающая произведения, любопытно сочетающие элементы бытового реализма с консервативными религиозно-легендарными мотивами и идеями. Таковы "Повесть о Савве Грудцине" и П.-поэма "О Горе Злочастии"

Усложнение социальной жизни по мере нарастания буржуазных отношений, расширение и углубление художественно-познавательных возможностей лит-ры - все это обусловливает выдвижение на первый план в области художественной прозы новеллы (рассказа) как формы, свидетельствующей об умении художника выделить из общего потока обыденной жизни отдельный момент, и романа как формы, предполагающей способность отразить комплекс различных сторон действительности в их многопланных связях. При наличии такой диференциации повествовательных форм понятие "повесть" приобретает новое и более узкое содержание, занимая то среднее между романом и новеллой положение, к-рое обычно указывается теоретиками лит-ры. При этом конечно самая природа П. в новой лит-ре меняется и раскрывается в иных соотношениях. Среднее место П. между рассказом и романом прежде всего определяется масштабом объема и сложности охватываемой произведением действительности: рассказ говорит о каком-либо одном жизненном случае, роман дает целый комплекс переплетающихся сюжетных линий

Место, занимаемое П. в новой русской лит-ре, различно. Во 2-й половине XVIII в. и первой трети XIX в. в господствующем стиле, т. е. в стиле различных групп дворянства, выдвигаются преимущественно стихотворные и драматургические жанры. Лишь для консервативно-дворянского сентиментализма, с его призывом к простоте и естественности, П. является характерным жанром (Карамзин). Позднее же, в 30-х гг., когда с чрезвычайной интенсивностью начинает расти проза, в ней выдвигается на первый план вместе с романом и П. Так, Белинский в 30-х гг. утверждал: "Теперь вся наша литература превратилась в роман и повесть" ("О русской повести и повестях Гоголя"). Развитие повести несомненно связано с обращением лит-ры к "прозаической", обыденной действительности (недаром Белинский противопоставляет П. и роман "героической поэме" и оде классицизма), хотя сама эта действительность может восприниматься авторами и в романтическом аспекте (напр. петербургские повести Гоголя, ряд повестей В. Одоевского, Марлинского, такие произведения Н. Полевого, как "Блаженство безумия", "Эмма" и др.). Среди повестей 30-х гг. было немало обладавших исторической тематикой (романтические повести Марлинского, повести Вельтмана и др.). Однако подлинно типичными для эпохи, новыми по сравнению с предыдущим этапом являются повести с реалистической устремленностью, обращенные к современной, зачастую будничной жизни ("Повести Белкина" Пушкина, буржуазная и мелкобуржуазная бытовая повесть Погодина, Н. Павлова, Н. Полевого, Степанова и других; у романтиков - В. Одоевского и Марлинского - им аналогична "светская повесть", посвященная психологии и бытописи "салона").

С дальнейшим развитием русской лит-ры, в к-рой все большую роль начинает играть роман, П. все же сохраняет достаточно заметное место. Усиленно используется П. как наиболее "безыскусственная", простая и вместе широкая форма авторами-бытописателями. Типичные образцы такой бытовой П. дал напр. Григорович ("Антон Горемыка" и др.); классики-реалисты (Тургенев, Л. Толстой, Чехов и др.) дают П. психологическую по преимуществу, с большим или меньшим раскрытием социальной обусловленности и типичности изображаемых явлений. Так. обр. на протяжении всего XIX в. П. представлена едва ли не всеми крупнейшими писателями-прозаиками (Пушкин, Гоголь, Тургенев, Л. Толстой, Достоевский, Чехов, Короленко и др.), а также и рядом второстепенных. Приблизительно такой же удельный вес сохраняет повесть в творчестве наших современных писателей. Исключительный вклад в лит-ру П. сделал М. Горький своими автобиографическими повестями ("Детство", "В людях", "Мои университеты"), структурной особенностью к-рых является большая значимость окружающих основное действующее лицо персонажей. Прочное место заняла П. в творчестве ряда других современных писателей, служа для оформления самых различных тематических комплексов. Достаточно назвать такие популярнейшие произведения советской лит-ры, как "Чапаев" Фурманова, "Ташкент - город хлебный" Неверова, "Доменная печь" Ляшко и мн. др. Тот особый разрез, в к-ром реальная жизнь отражается П. в силу ее структурных особенностей, сохраняет место и в советской литературе. При этом "однолинейность" П., известная простота ее структуры в литературе социалистического реализма, отнюдь не идет в ущерб глубине социального осмысления отражаемых явлений и эстетической ценности произведения. Такие образцы пролетарской П., как названные выше произведения М. Горького, дают наглядное подтверждение этого положения.

В зап.-европейской лит-ре, уже издавна высокоразвитой и жанрово многообразной, мы находим еще большее преобладание новеллы и романа, однако там ряд крупнейших авторов (Мериме, Флобер, Мопассан, Диккенс, Гофман и др.) дал произведения, отличающиеся характерными чертами П.



Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter
ПОДЕЛИТЬСЯ:
Выселение. Приватизация. Перепланировка. Ипотека. ИСЖ